Осенью 2016 года Ближний Восток продолжал оставаться едва ли не самым главным ньюсмейкером в мире. Слишком важные события сегодня связаны с регионом, начиная от кризиса в геополитике и заканчивая ценами на нефть.
Вместе с тем в фокусе всеобщего внимания оказывалась и Саудовская Аравия. Объясняется это тем, что одна из самых богатых и влиятельных арабских монархий Персидского залива в последнее время стала играть важную роль в геополитических процессах неспокойного Ближнего Востока.
От политики королевства действительно зачастую многое зависит в жизни региона и отдельных стран. Например, летом 2013 года Эр-Рияд поддержал египетскую армию, свергнувшую президента Мохаммеда Мурси, первого демократически избранного главы государства. Позиция саудовских властей была знаковой для египетского общества и государства, ведь в условиях экономического кризиса они пообещали Египту финансовую и иную помощь. Примечательно, что сегодня саудиты не стесняются использовать ее как рычаг давления на египетское руководство. Так, 10 октября представители саудовской нефтяной госкомпания Saudi Aramco объявили о приостановке поставок топлива в Египет. Эксперты называют это местью за то, что двумя днями ранее Каир в Совбезе ООН проголосовал за франко-испанский проект резолюции по Сирии и поддержал российскую инициативу о выводе боевиков из города Алеппо.
Следует напомнить, что нефтедобывающие государства всегда отслеживают позицию Эр-Рияда в организации ОПЕК и в целом в формировании цен на углеводородное сырье на мировых рынках. Злые языки уверяют, что саудовское государство, как никакое другое способно в самый неожиданный момент резко снижать цены на нефть, что довольно печально сказывается на странах-экспортерах.
В общем, Эр-Рияд объективно становится весьма заметным фактором всей ближневосточной и мировой геополитики. Помимо прочего особое положение монархии обусловлено еще и тем, что Саудовская Аравия рассматривает себя в качестве лидера мусульманской уммы (общины). При этом, с одной стороны, как сторонник консервативных взглядов на религию и ее роль в обществе она объективно является конкурентом тем силам, которые хотели бы использовать политический ислам как альтернативный вектор государственного и общественного развития. В первую очередь речь идет о сторонниках модернизации под религиозными лозунгами – организации «Братья-мусульмане» в Египте, поддерживающем их Катаре и правящей Партии справедливости и развития в Турции.
С другой стороны, саудовское суннитское королевство считает шиитский Иран своим основным религиозно-идеологическим и геополитическим соперником на Ближнем Востоке. Тегеран, не скрывающий собственных амбиций организовать и возглавить шиитскую часть мусульманского мира, также решительно настроен отстаивать свои интересы. Все это по большей части предопределило глобальное суннитско-шиитское противостояние, которое спорадически выплескивается в локальные конфликты в Сирии, Ираке или Йемене. Кстати, именно из-за последнего осенью этого года Саудовская Аравия оказалась в очень неприятной ситуации, когда 8 октября ее военная авиация нанесла ракетно-бомбовый удар по участникам похоронной процессии в йеменской столице Сане.
Рухнувшие небеса
Воздушный налет, в результате которого погибло более 140 мирных жителей и еще как минимум пятьсот человек получили ранения, вызвал огромный резонанс в Йемене и бумерангом ударил по репутации Эр-Рияда. В ООН назвали произошедшее «ужасным нападением», а Соединенные Штаты – важнейший стратегический союзник королевства – даже пригрозили сократить военную помощь саудитам.
Надо отметить, что и крайне негативная реакция Запада, и масштабы трагедии (по оценкам наблюдателей она стала самым кровопролитным инцидентом за два года идущей в Йемене гражданской войны) застали власти Саудовской Аравии врасплох. Они явно рассчитывали совсем на другой эффект.
Дело в том, что арабская монархия уже два года ведет боевые действия на йеменской территории, где выступает на стороне правительства Абд-Раббу Мансура Хади, воюющего с повстанцами-хуситами. За хуситами стоит Иран и бывший президент Йемена Али Абдалла Салех. Местные наблюдатели полагают, что 8 октября именно он и его близкое окружение должны были стать главной мишенью.
Хотя Салех избежал покушения, под саудовскими ракетами оказалось немало других влиятельных деятелей страны как из числа хуситов, так и тех, кто их поддерживает. С этой точки зрения Саудовская Аравия должна была достичь определенных военных и политических успехов, ликвидировав ряд противников. Причем это был бы не только ее успех, поскольку саудиты в Йемене действуют не в одиночку. Они возглавляют многочисленную военную коалицию, куда входят Бахрейн, Катар, Кувейт, ОАЭ, Египет, Иордания, Марокко, Судан и Сенегал. Их совместные военные операции в Йемене под названием «Буря решимости» и «Возрождение надежды» поддержали США, Пакистан и другие государства.
Таким образом, действия саудовской авиации выглядели вполне логично в рамках ведущегося противостояния, которое порой принимает ожесточенные формы. Например, в Афганистане американская авиация нередко обстреливала свадебные кортежи, по ошибке принимая их за перемещение вражеских вооруженных отрядов и формирований.
Казалось бы, Вашингтон должен был войти в положение саудитов, ведь он сам оказывался в подобной ситуации под огнем критики всего мирового сообщества. Однако его жесткая риторика и молчание партнеров Саудовской Аравии по антихуситской коалиции выглядит довольно странно. Так же, например, как и то, что Эр-Рияд в какой-то момент отказался признавать свое участие в бомбардировках Саны 8 октября. Представители саудовского руководства вообще предположили, будто это было делом рук катарских летчиков, которые действовали автономно.
Но данная версия оказалась несостоятельной. В итоге спустя неделю военный альянс арабских государств во главе с Саудовской Аравией взял на себя коллективную ответственность за нападение на траурную процессию. При этом официальные представители группы, расследовавшей обстоятельства инцидента, особо подчеркнули, что удар саудовской авиации был нанесен по ошибке, поскольку «военные получили неверные данные от своих источников в Йемене».
Заявление следственной группы наверняка делалось с целью сохранить лицо Эр-Рияда, которому в конечном итоге пришлось взять все на себя. Проблема даже не в том, что трагедия в Сане произошла спустя сутки после того, как хуситы, по информации сотрудников ООН, согласились на трехдневное перемирие. Важнее стал вопрос о том, кого именно бомбили 8 октября.
Как утверждают зарубежные эксперты, под ударом оказались отнюдь не радикальные круги хуситов, связанные с Ираном, и сторонники Салеха. Его вообще не было на мероприятии, а его сын Ахмад уехал с церемонии за двадцать минут до авианалета. Жертвами атаки стали преимущественно мирные жители и часть йеменского истеблишмента, занимавшая умеренные позиции в гражданском конфликте. Это были политики, выступавшие за мирное урегулирование с позиции государственных йеменских интересов. Они в равной степени пытались, насколько это вообще возможно в данной ситуации, абстрагироваться как от Саудовской Аравии, так и Ирана. Такие люди, входившие во власть, или осуществлявшие контроль на местах племенные старейшины объективно становились проблемой для Эр-Рияда. Однако в то же время йеменцы находили понимание в США, которым выгодно сохранение баланса политических сил в Йемене, чтобы у руководства страны не было однозначного крена ни в сторону Саудовской Аравии, ни тем более в сторону Ирана.
Несомненно, уничтожение в Йемене представителей «третьей силы», равноудаленной от двух региональных держав, и потому, возможно, частично ориентированной на Запад, и срыв перемирия не могли не вызвать раздражения в Вашингтоне. Видимо, отсюда и крайне резкая реакция, и даже угрозы в адрес Эр-Рияда, нуждающегося в американских военных поставках.
Но, пожалуй, центральной проблемой во всей этой сложной и запутанной истории в Йемене стало возможное обострение американо-иранских отношений. По данным Пентагона, уже 10 и 12 октября корабли военно-морского флота США были обстреляны у берегов Йемена с территорий, подконтрольных хуситам. Причем стреляли они противокорабельными ракетами китайского производства или их прямыми аналогами «Нур», сделанными в Иране. Американские военные корабли не пострадали, но 13 октября американцы уничтожили три радара в Йемене, «чтобы обезопасить свои корабли и морские перевозки».
Не исключено, что за запуском ракет 10 и 12 октября мог стоять Тегеран. Именно поэтому одновременно в Аденском заливе у йеменского побережья появились иранский эсминец и корабли сопровождения. Если это действительно так, то, возможно, Ирану чрезвычайно важно было понять, насколько действия Саудовской Аравии в Сане отвечают интересам США. Потому что от этого требовалась коррекция иранской политики не только в отношении йеменского фронта, но также сирийского и иракского.
В этой связи весьма примечательно, что Запад неожиданно пригласил Иран на встречу по ситуации в Сирии, которая прошла в женевском городе Лозанна 15 октября. Интересно, что переговоры изначально планировались в узком формате. Так, в самых первых сообщениях о встрече вообще говорилось только о США, России, Саудовской Аравии и Турции. В итоге формат расширился за счет представителей Ирана, а также Ирака, Иордании, Египта и Катара.
Заметного прорыва в отношении сирийского противостояния в Лозанне не произошло. Однако Тегеран, видимо, все же получил определенные сигналы от США и их ближневосточных союзников. Именно в этот день саудиты официально взяли на себя ответственность за авиаудары по Сане и признали их ошибочность. Кстати, уже 16 октября на аналогичном мероприятии в Лондоне иранцев уже не было.
Вполне вероятно, что приглашение Ирана в Лозанну было продиктовано не только обострением обстановки в Сирии. Возможно, Вашингтону пришлось выступить своеобразным рефери в споре Эр-Рияда и Тегерана из-за событий в Сане. Впрочем, это было в интересах и самих США.
Вашингтон не спорит с тем, что Саудовская Аравия рассматривает Йемен в качестве зоны своих жизненных интересов. Западу даже выгодно, что активная политика Эр-Рияда на йеменском, и не только, направлении нацелена в том числе на ограничение военно-политического влияния Ирана в регионе. Если у саудитов есть на это ресурсы и возможности, то почему бы и нет? Тем более что в условиях экономических трудностей такая политика позволяет США не тратить дополнительных средств на решение актуальных ближневосточных проблем и вместо этого сосредоточиться на самых приоритетных.
Вместе с тем, излишняя самостоятельность Эр-Рияда настораживает его американских союзников. Ведь помимо тактических задач в Йемене, Сирии или Ираке у США есть стратегические. Из-за неосторожных или несогласованных действий саудитов, их реализация может оказаться под угрозой. В ряду таких задач, безусловно, стоят отношения США и Ирана на средне- и долгосрочную перспективу.
Данная проблематика уже связана не только со сложностями текущего урегулирования горячих точек в странах Ближнего Востока или, допустим, борьбы с террористической организацией «Исламское государство». Вопрос касается более масштабных проблем, которые будут определять ход ближневосточной геополитики и соседних регионов.
Надежда на будущее?
Пикантность ситуации заключается в том, что из тех же соображений, судя по всему, исходили и власти Саудовской Аравии. С одной стороны, среди арабского мира и монархий Персидского залива они считаются самым последовательным и надежным партнером Запада, и прежде всего США на Ближнем Востоке. Данное обстоятельство давно используется радикальной саудовской оппозицией, которая открыто называет светские власти страны «марионеткой Запада» за прозападную политику и американские военные базы на территории государства. Можно вспомнить, что именно этот аргумент был ключевым в конфликте Эр-Рияда и Усамы бен Ладена, выходца из преуспевающей саудовской семьи.
С другой стороны, в последнее время политика США на ближневосточном направлении все чаще дает повод Эр-Рияду усомниться в искренности своего союзника. Например, 28 сентября конгресс США отменил вето президента страны Барака Обамы на законопроект, который дает право семьям жертв терактов 11 сентября 2001 года подавать иски против Саудовской Аравии. Уже 1 октября американский суд принял первое заявление в отношении саудовских властей от Стефани Десимон, вдовы Патрика Данна, погибшего в здании Пентагона 11 сентября. Десимон утверждает, что Эр-Рияд отчасти виновен в смерти ее мужа, поскольку «оказывал поддержку «Аль-Каиде» и был в курсе планов боевиков совершить теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне. В ответ саудовский МИД предупредил о «разрушительных последствиях» закона и подчеркнул, что в случае его принятия страна готова пересмотреть двусторонние отношения. Саудиты пригрозили ограничить США доступ к их военным базам в Персидском заливе и отказаться от инвестиций в американскую экономику.
Не менее болезненным для Саудовской Аравии является и примирение США с Ираном. 29 сентября госсекретарь США Джон Керри заявил, что Вашингтон «выполнил взятые на себя обязательства по интеграции Тегерана в международную финансовую систему в рамках урегулирования иранской ядерной проблемы».
Для Эр-Рияда выступление Керри стало очередной горькой пилюлей. Саудиты не верят, что иранцы полностью отказались от намерений когда-нибудь создать собственную атомную бомбу. Зато они видят, что США медленно, но верно снимают ограничения с Ирана, который стремительно стряхивает с себя оковы международных санкций и, таким образом, возвращается не только в глобальную финансовую систему и на нефтяные рынки, но и в мировую политику. Именно так можно расценить возвращение европейского крупного бизнеса в Иран или, например, прошедшие в конце сентября в Персидском заливе совместные военные учения иранских и итальянских моряков.
Но более настороженно в Саудовской Аравии наблюдают за тем, как Вашингтон и Тегеран пытаются урегулировать ситуацию в Ираке. Ведь важной компонентой их договоренностей, похоже, становится проблема присутствия в стране террористической организации «Исламское государство». Здесь важно отметить, что на раннем этапе определенные круги в Саудовской Аравии могли оказывать поддержку отрядам ИГ. Они могли использовать экстремистов как средство консолидации иракских суннитских племен, которые выступали против шиитского правительства страны.
Помимо прочего такая поддержка могла быть следствием регионального соперничества Эр-Рияда и Тегерана. Как бы то ни было, саудиты были заинтересованы в трансформации иракской политической системы, где шииты, пришедшие к власти демократическим путем, в конечном итоге вытеснили суннитские элиты на периферию политической жизни. Это нарушило баланс сил, установленный Соединенными Штатами. Логика Вашингтона исходила из необходимости создать стройную, понятную и эффективную систему сдержек и противовесов между основными этническими и религиозными общинами Ирака – шиитами, суннитами и курдами. Ее появление снимало множество вопросов в будущем развитии страны, поскольку могло остановить вооруженную борьбу суннитов с шиитами и предотвратить появление новых политических кризисов. Поэтому кресло президента Ирака было зарезервировано за представителями курдов, исполнительную власть возглавили шииты, а сунниты были допущены в кабинет министров и парламент.
Однако к моменту появления в Ираке отрядов ИГ правительство Нури аль-Малики фактически перестало выполнять договоренности с суннитами. Во многом именно рост недовольства суннитских племен политикой центральной власти позволил боевикам «Исламского государства» летом 2014 года стремительно захватить огромные территории Ирака. Причем, что характерно, это были провинции с преобладанием суннитского населения.
Весьма любопытно, что хотя Саудовская Аравия и США практически сразу в сентябре того же 2014 года выступили против ИГ и даже сформировали международную антитеррористическую коалицию для борьбы с ней, вплоть до осени 2015 года они не проводили серьезных действий против экстремистов. Активная фаза началась только после того, как в ситуацию в Ираке вмешался Иран, который предоставил помощь Багдаду в виде оружия, технических средств и живой силы – спецназа КСИР и шиитского ополчения.
Вероятно, активизация Тегерана в Ираке стала возможной и благодаря договоренностям с Западом по иранской ядерной программе. Иранцам необходимо было показать США, что они являются ответственными и предсказуемыми партнерами. Но при этом им нужно было обозначить пределы, за которые Западу не стоило переступать. Поэтому Иран более четко обозначил свои национальные интересы в Ираке и согласился уменьшить военно-политическое присутствие в Сирии. Перенос акцентов иранской внешней политики наверняка и привел к появлению на Ближнем Востоке новой силы – России и ее бомбардировщиков.
Вмешательство Москвы смешало все карты. У Ирана появились новые возможности оказывать влияние на ситуацию в Ираке и даже в Сирии. Но главным приоритетом оставался все-таки соседний Ирак. Именно здесь шли интенсивные переговоры между Тегераном и Вашингтоном. В конечном итоге они пришли к пониманию необходимости ликвидации «Исламского государства» в стране. Потому что присутствие ИГ в Ираке привело к слишком значительным изменениям в регионе. И это не считая обострения отношений между ключевыми игроками и выхода на ближневосточную арену России и других государств.
Таким образом, ситуация в общем становилась слишком непредсказуемой. Поэтому США пытались договориться с Тегераном и параллельно оказывали влияние на правительство в Багдаде, которое оглядывалось на Иран. В итоге в 2016 году правительственные иракские войска при помощи шиитских ополчений, в том числе иранских, и западных советников вытеснили отряды ИГ из таких городов, как Тикрит, Рамади, Эль-Фаллуджа. Причем их захват был скорее результатом не проведения крупномасштабных войсковых операций, а сепаратных переговоров с местными суннитами. Они отказывались от поддержки ИГ в обмен на предоставление им экономических и политических гарантий. При этом самая непримиримая часть боевиков либо уничтожалась, либо уходила в Сирию.
В этом смысле начавшаяся 18 октября битва за освобождение Мосула, несомненно, имеет не только символическое значение. По сути оно означает завершение проекта ИГ в Ираке и конец той организации, которая пугала весь мир в последние два года. С потерей иракского фронта «Исламское государство» превратится в маленькую, но достаточно боеспособную группировку, которая будет воевать в той же Сирии. Но теперь это будет совсем другая история организации.
Одновременно уничтожение ИГ в Ираке может изменить всю привычную расстановку сил в регионе, точно так же как летом 2014 года изменило ее появление «Исламского государства». Поэтому сегодня ставки взвинчены до предела. В игре уже не только Запад, Иран, Саудовская Аравия и ее союзники. Об активном участии говорят иракские курды и турецкий лидер Реджеп Тайип Эрдоган. Последний, отвечая на требования иракского премьер-министра Хайдера аль-Абади вывести турецкие войска из Ирака, дал понять, что Анкара тоже хочет быть в ряду победителей над ИГ: «Говорят, пусть Турция не входит в Мосул. Как это мы не войдем? У нас 350 километров границы с Ираком, оттуда исходит угроза».
На этом фоне у саудитов, конечно же, могло появиться ощущение, что Тегеран перехватывает у них инициативу в Ираке. Подтверждением тому стали прошедшие в сентябре в Ираке массовые антисаудовские протесты. Поводом к ним стало то, что Эр-Рияд якобы не пустил иранских паломников для хаджа в Саудовскую Аравию.
Дипломатический скандал с Багдадом стоил кресла саудовскому послу. Показательно, что новым послом Эр-Рияд назначил бригадного генерала бен Халеда аш-Шаммари, выходца из крупнейшего арабского племени шаммар, которое традиционно проживает в Ираке и Саудовской Аравии. Выбор саудитов явно был сделан в расчете на то, что аш-Шаммари сможет найти общий язык и с Багдадом, и с частью суннитских племен Ирака, став для них необходимым посредником в диалоге с центральными властями. Кстати, к племени шаммар принадлежал исполняющий обязанности президента Ирака в 2004–2005 годах Гази Машаль Аджиль аль-Явер, который к тому же был родом из Мосула.
В любом случае в свете военных событий под Мосулом назначение бен Халеда аш-Шаммари и форсирование событий на йеменском поле явно говорят о желании саудитов переломить ход игры Ирана на Ближнем Востоке. Возможно, они просто хотели спровоцировать Тегеран на ответные действия и тем самым дискредитировать его в глазах американцев. Но, похоже, что затея не выгорела.
Впрочем, для Саудовской Аравии это уже не так критично. Гораздо более серьезным выглядят ее попытки вдохнуть новую жизнь в старые планы по формированию антииранского альянса в регионе. Не случайно в последнее время Эр-Рияд ищет поддержку у тех, кого также может беспокоить возможное усиление Ирана на ближневосточной арене.
Создание под эгидой Саудовской Аравии коалиции в Йемене свидетельствует о высоких мобилизационных возможностях королевства и решимости членов союза переформатировать геополитику региона. Но их совместных усилий явно недостаточно. Кроме того, члены коалиции слишком зависят от политики США и, как правило, не являются серьезными игроками. Даже Египет – крупнейшее арабское государство – сегодня вынужден маневрировать между ведущими державами, поскольку слишком занят внутренними проблемами, вызванными политическим и экономическим кризисами.
В этой ситуации Эр-Рияд решается установить контакты с Израилем, который также крайне подозрительно относится к Ирану и его региональным амбициям. Так, на фоне соглашения по иранской ядерной программе появилась информация о сотрудничестве израильских и саудовских спецслужб, якобы сверяющих часы в отношении сирийского военного кризиса и деятельности организации ИГ. Причем, как указывают зарубежные эксперты, если раньше были эпизодические встречи главы управления общей разведки Саудовской Аравии принца Бандара бен Султана с израильскими коллегами по вопросам активности религиозных радикальных группировок, то теперь круг вопросов расширился. Он включает в себя и деятельность проиранских организаций по всему Ближнему Востоку, их действия против израильских и саудовских объектов стратегического значения, а также конфликт в Йемене. По некоторым данным, летом этого года израильские специалисты построили на территории Саудовской Аравии систему перехвата телефонных разговоров с прицелом на Йемен и Иран.
Следует подчеркнуть, что появление израильской системы радиоэлектронной разведки в Саудовской Аравии и сотрудничество двух стран в сфере высоких технологий совершенно меняет представление о модели взаимоотношений Израиля и самых влиятельных стран арабского мира. Вполне возможно, что общая иранская угроза – реальная или гипотетическая – уже сегодня трансформирует привычный ландшафт Ближнего Востока. На повестке дня в отношениях Израиля и суннитских государств становится не только шиитский Иран, но также проблема религиозного экстремизма и терроризма, военно-техническое сотрудничество, экономика и палестинский вопрос. Неудивительно, что в последнее время Тель-Авиву удалось также интенсифицировать свои контакты с другими монархиями Персидского залива. К примеру, Бахрейн дал добро своим спецслужбам на установление партнерских отношений с израильтянами по обмену информацией об активности Ирана. То же самое относится к Кувейту и Иордании.
Помимо Израиля Турция также может стать важным членом саудовского антииранского союза. По крайне мере Эр-Рияд создает впечатление, что именно в таком качестве он видит современное турецкое государство. Интересно, что на министерской встрече Турции и стран ССАГПЗ, прошедшей в Эр-Рияде 13 октября, монархии Персидского залива «признали Фетхуллаха Гюлена и его сторонников террористами». Наверняка это не просто подарок Эрдогану, который возложил на Гюлена ответственность за неудавшийся в этом году военный переворот и ведет борьбу с гюленистами в стране. Это фактически приглашение Анкары к более серьезному и детальному диалогу по координации большой политики в регионе.
Сюда же нужно отнести и меморандум, который Saudi Aramco заключила с 18 крупными турецкими строительными компаниями. В ходе церемонии подписания представители Турции и Саудовской Аравии не скрывали, что договоренности дадут толчок для дальнейшего развития двусторонних отношений. В свете непонятной ситуации с американским законом о спонсорах террористических атак, который Обаме так и не удалось заблокировать, вопрос саудовских инвестиций становится очень актуальным. И Анкара наверняка рассчитывает получить часть этих средств для своей экономики.
Вне всякого сомнения, в Иране не могут не обращать внимания на дипломатическую активность саудитов и прекрасно понимают, чем все может закончиться. Вместе с тем, Тегерану тяжело одновременно противостоять и Западу, и Израилю, и суннитским арабским монархиям. В этих условиях он может пытаться оказывать давление на Саудовскую Аравию и их коалицию в Йемене, или выступая напрямую против саудитов. Так, 7 октября в Тегеране и других иранских городах сразу несколько влиятельных аятолл на пятничной молитве обрушились на Саудовскую Аравию. Они обвинили Эр-Рияд, «действующий в связке с Израилем», «в дестабилизации обстановки на Ближнем Востоке». В тот же день газета «Кейхан» написала, что «Иран выступает против самого факта существования Саудовской Аравии и теперь должен выработать стратегию по окончательной победе над нею».
Очевидно, что Тегеран в сложных для него внешних и внутренних обстоятельствах пытается отстаивать свои национальные интересы. Он борется за преимущество позиции, поскольку это важно в дальнейшем разговоре и с Западом, и с арабским окружением. Ему выгодно разграничить зоны непосредственного соприкосновения с саудитами в Ближневосточном регионе. Но Тегеран исходит из того, что конфликтовать сразу и со всеми не получится. Он уже не может оказывать свое влияние в регионе на том же уровне, как было еще пять или десять лет назад. Падение цен на нефть лишило Иран мощного козыря, а консолидированная позиция Запада и их ближневосточных союзников ограничила возможности для маневра Ирана в пределах Ближнего Востока.
В то же время у Тегерана есть интересы, поступаться которыми он не может в силу ряда объективных и субъективных причин. В этой ситуации он так или иначе вынужден апеллировать к США и договариваться с ними о принципиальных узловых моментах геополитики Ближнего Востока. Таким образом, основным бенефициаром в данной ситуации объективно оказываются Соединенные Штаты. Они становятся тем самым арбитром, к которому прибегают все стороны суннитско-шиитского глобального конфликта. Конечно же, это усиливает позиции США. Вместе с тем, им приходится вмешиваться в ситуацию и постоянно держать руку на пульсе ближневосточной жизни. Ведь сегодня этот регион, похоже, оказался на пороге самых кардинальных изменений.
