Где наша гвардия? – Видимо, обходит с флангов.
– Кого? Они, что у вас, газет не читают? Англия сдалась.
К/ф «Тот самый Мюнхгаузен»
В прошлом номере журнала «Центр Азии» очередной материал о ситуации в Украине завершился на событиях, произошедших в августе. Главная интрига тогда была связана с разгромом южной украинской группировки в 5 тыс. военнослужащих, которая попала в окружение недалеко от границы с Россией. В тот раз мы сделали предположение, что такое поражение может быть связано с неожиданным усилением местных пророссийских повстанцев. Причем усиление касалось не только поставок оружия и боеприпасов, иначе как повстанцы могли несколько месяцев вести полномасштабные бои с применением тяжелого вооружения, танков и артиллерии против пусть даже очень слабой, но все же регулярной армии.
Вообще возникал большой вопрос о способности полупартизанских отрядов донецких и луганских ополченцев организовывать армейские операции. Но здесь что-то доказать очень трудно. Тем более что по всему бывшему СССР живут миллионы бывших военнослужащих Советской и российской армии, среди которых сотни тысяч офицеров, в том числе с боевым опытом.
Другое дело вполне возможное использование тяжелого вооружения с территории России. В августе именно это и сыграло, похоже, решающую роль в разгроме украинской группировки на юге. Потому что она находилась в пределах досягаемости для артиллерии и систем реактивного залпового огня. На своей территории вполне можно было сконцентрировать мощную артиллерийскую группировку с неограниченным количеством боеприпасов. Причем можно было не опасаться ответных ударов не только потому, что украинские военные не стали бы обстреливать российскую территорию. Более важно, что никакая украинская артиллерия в условиях окружения и ограниченных возможностей снабжения боеприпасами не смогла бы противостоять превосходящим силам российской артиллерии. Скорее всего, она была сразу подавлена.
Так что украинская группировка из трех бригад на юге оказалась как в роли мишени в большом тире, что и стало, очевидно, главной причиной ее поражения. В результате повстанцы после своего успеха могли утверждать, что им досталась техника разгромленных частей, сотни машин. Это позволяло объяснить, откуда у них взялась тяжелая техника. Одновременно это открывало значительные возможности для их дальнейшего усиления из внешних источников, если бы была поставлена такая задача.
Теоретически это создавало возможности для нанесения ударов в разных стратегических направлениях. Например, напрашивалось наступление с юга на север для деблокады Донецка, линии снабжения которого были в августе практически перерезаны украинской армией. В целом такая крупная группировка донецких повстанцев, которая оказалась в состоянии разгромить три бригады украинской армии в пять тысяч бойцов, могла сыграть решающую роль на любом участке фронта.
Но здесь возникали две сложные задачи. Первая была связана с тем, что любое выдвижение повстанческих отрядов с юга удаляло их от границы с Россией. Это означало, что они потеряли бы возможности использования артиллерии с российской территории. Если же ограничиться тем, что направить донецким боевикам артиллерию и ракетные установки, то вставал вопрос об обслуживающем персонале для них и их армейской организации.
Без превосходства в артиллерии формированиям повстанцев было невозможно добиться быстрого успеха в противостоянии с регулярной армией в любом ее состоянии. Вряд ли можно было укомплектовать артиллерийские и ракетные батареи только за счет местных жителей, кто «хату покинул, пошел воевать». Но даже если собрать таких специалистов из числа российских добровольцев, то все равно было необходимо время на их боевое слаживание и подготовку. А время здесь имело решающее значение. Потому что если бы в августе пал Донецк, то вся концепция так называемой Новороссии потеряла бы смысл.
С фактором времени была связана и вторая проблема. Для мощного наступления необходима была не только артиллерия, но и готовые армейские подразделения, банально нужны были пехота и танкисты. Похоже, что к августу все имевшиеся ресурсы добровольцев в Донецке, Луганске и, скорее всего, в России были исчерпаны. В любых военных конфликтах очень сложно долго вести боевые действия, опираясь только на добровольцев. Даже гражданская война в России, которая первоначально велась только добровольцами с обеих сторон, в итоге была проиграна белыми, в частности потому, что они в отличие от красных не смогли организовать мобилизацию среди населения.
Практически все представители донецких и луганских повстанцев, в том числе многочисленные добровольцы из России, периодически жаловались на то, что в своем большинстве местные жители не хотят воевать. Тем более что к августу территория под контролем сепаратистов заметно сократилась в размерах, а из оставшейся ее части уехало до половины всех жителей. Но даже если попытаться мобилизовать оставшееся мужское население, что само по себе непросто, его еще нужно было организовать, вооружить. На все это требовалось время и серьезные ресурсы.
Повстанцы из числа местных жителей на это явно были не способны. Их главные усилия были направлены на защиту своих населенных пунктов. В условиях открытой степной местности это теоретически давало возможность украинской армии осуществлять быстрые обходы с последующим окружением и последующей их блокадой, которую ни один населенный пункт долго не выдержит. Для создания линии фронта нужны были армейские части. Можно предположить, что до августа основные усилия добровольцев из России как раз и были связаны с организацией противостояния украинской армии в полевых условиях. Однако характер боевых действий, интенсивное применение сторонами артиллерии, танков, ракетных установок предполагали значительный рост потерь. Компенсировать их было все сложнее. Потому что помимо погибших было еще значительное количество раненых, что вело к постоянному выбытию большого числа бойцов.
В результате, несмотря на одержанную в августе на юге победу над подразделениями украинской регулярной армии, в целом положение сепаратистского движения на юго-востоке Украины стало значительно сложнее. Вполне возможно, что украинское командование сознательно пожертвовало своей южной группировкой, когда приказало им держаться в заведомо невыгодных условиях под ударами артиллерии с российской территории. Потому что исход войны решался под Донецком и Луганском, где армия Украины была близка к окончательной победе.
Перед официальной Москвой встала трудная дилемма. С одной стороны, российские власти не могли отказаться от поддержки сепаратистского движения на юго-востоке Украины. В условиях противостояния с Западом они не хотели терять лицо. С другой стороны, все возможности использовать скрытые формы поддержки повстанцев были, похоже, уже полностью исчерпаны. Военный конфликт переходил на такой уровень, что полупартизанские отряды в Донецке и Луганске были не в состоянии ему соответствовать. Без поддержки России их поражение было вопросом времени.
Кроме того, широкое использование российских добровольцев создавало для российского руководства серьезные политические риски. В Донецке и Луганске оказались представители всего спектра российских радикально настроенных движений – от националистов и идейных империалистов до национал-большевиков Эдуарда Лимонова. Наверняка их всех было крайне непросто контролировать. Тем более что многие из них по идейным соображениям весьма критически относятся к властям в Москве.
Естественно, что, помогая или, по крайней мере, не препятствуя отправке на войну в Украине тысяч стихийных добровольцев из России, российские власти фактически способствовали пополнению их рядов. Потому что добровольцы-одиночки должны были примкнуть к какой-то организации и часто это как раз и были идейно подкованные представители российских радикальных движений. Этому способствовал и тот факт, что среди руководства самопровозглашенных республик преобладали российские граждане с известной идеологической позицией, те же Гиркин, Бородай.
В связи с этим возникал вопрос: что все они будут делать потом? Главная проблема для Москвы была в том, не создадут ли российские радикалы на территории Юго-Восточной Украины что-то вроде собственной базы, которая может использоваться для совершения действий, которые в перспективе могут вдруг поставить руководство России в трудное положение.
Сложность здесь состояла еще и в том, что все выглядело так, что с геополитической точки зрения в Москве взяли курс на создание на Донбассе территории, по статусу близкой к Приднестровью. Если это так, то с точки зрения государственных интересов доминирование здесь идейно-мотивированных российских радикалов было крайне нежелательно.
Существенной частью проблемы было то, что сепаратистскую концепцию создания Новороссии в отличие от истории с Приднестровьем в целом не поддержали представители местных элит. Кроме, пожалуй, бывшего депутата Верховной Рады Украины Олега Царева, ни директора заводов, ни главы местных администраций, ни авторитетные представители интеллектуальных кругов не были замечены в руководстве самопровозглашенных республик. И это выглядит немного парадоксально, потому что вся элита Донецка и Луганска была тесно связана с бывшей правящей Партией регионов бывшего президента Виктора Януковича.
Казалось бы, именно они и должны были возглавить выступление против власти Киева. Но этого не произошло. Более того, мэр города Славянска Нэлли Штепа из Партии регионов, которая сначала вроде бы не мешала захвату власти в городе неизвестными «вежливыми людьми» и, по сделанным в СМИ допущениям, даже поспособствовала этому, затем была посажена ими в тюрьму.
Среди причин, почему местные директора и руководители администраций массово не встали на сторону сепаратистов можно выделить несколько. Во-первых, потому, что они не могли не видеть, что речь идет вовсе не о выступлении Донбасса против Киева. Власть на местах переходит в руки полевых командиров, многие из которых прибывают из России, тот же Гиркин. Если даже пророссийских боевиков финансировал Янукович и его люди, о чем много говорят в Киеве, все равно они не были связаны или были мало связаны с местной элитой. Поэтому Гиркин и посадил Штепу в тюрьму, потому что для него она и другие руководители города были просто помехой в выполнении более важной миссии.
Во-вторых, приехавшие в Донбасс с «вежливыми людьми» российские граждане по своим идеологическим воззрениям были стихийными социалистами. Они не просто выступали за империю, точнее за ее образ в виде СССР. Они еще и призывали к национализации собственности и озвучивали другие весьма жесткие суждения леворадикального толка. Они были чем-то вроде Че Гевары и других романтических представителей левых движений в Латинской Америке, от сапатистов в Мексике до Сендеро Луминосо в Перу. В то время как донецкая элита была в своей основе более консервативной, в чем-то буржуазной и прогосударственной. Собственно, поэтому и Янукович и его люди не высказываются публично по вопросам Новороссии. Хотя именно им теоретически и следовало бы возглавить бунт Донбасса против власти Киева.
В-третьих, под контролем пророссийских боевиков в Донбассе оказалась только часть территории двух областей – Донецкой и Луганской. Соответственно, для части местной элиты вопрос политической переориентации не стоял на повестке дня. Они продолжали подчиняться Киеву и выполнять свои функции. На первом этапе конфликта, весной этого года, они сначала выжидали, затем приняли сторону официальных властей. Занятие украинской армией Мариуполя, Славянска, Краматорска, Северодонецка наряду с наличием тех территорий Донецкой и Луганской областей, которые изначально остались под контролем властей Киева, де-факто привело к образованию второго проукраинского Донбасса.
С учетом того, что на стороне Киева в данном конфликте выступили другие области Восточной Украины – Запорожская, Харьковская, Николаевская и, самое главное, соседняя с Донбассом Днепропетровская, существование второго Донбасса дает возможность Киеву говорить о том, что речь не идет о восстании русскоязычных областей Украины против ущемления их прав Киевом, а о мятеже пророссийских сепаратистов. Более того, такая версия позволяет украинским властям говорить и о внешнем вмешательстве. Кроме того, внутри донецкого общества также раскол, местные воюют на обеих сторонах конфликта.
Таким образом, развитие ситуации в августе 2014 года поставило Москву в достаточно трудное положение. Стоял вечный вопрос: что делать? Отступать российские власти не могли, для организации наступления повстанцев не было достаточного количества местных ресурсов. Леворадикальные романтики в самопровозглашенных ДНР и ЛНР стремились выйти из-под контроля. Невозможно было даже вынудить Киев к переговорам. Потому что было бы очень странно, если бы украинские власти пошли на переговоры с российскими гражданами Гиркиным и Бородаем. Причем странно не столько с точки зрения Киева, сколько с позиционирования самой России в данном конфликте. Получается, что она настаивает на переговорах официального Киева с донецкими повстанцами, отрицая при этом свою причастность к конфликту. При этом руководители повстанцев не представляют местное население, а вообще являются пришлыми кондотьерами. Этим положение дел в Донбассе в корне отличается от ситуации в Приднестровье в начале 1990-х. Там было широкое народное движение, много добровольцев из местного населения и во главе движения встали местные элиты.
С позиции сегодняшнего дня становится более понятной логика тех событий, которые произошли на юго-востоке Украины в августе-сентябре 2014 года. Сначала происходит внезапная замена самого харизматичного военного лидера повстанцев Гиркина. Он уезжает в Россию, то же самое происходит и с гражданским руководителем ДНР Бородаем. Понятно, что по своей воле Гиркин бы не уехал. Это явно было решение Москвы. Незадолго до их отъезда в ДНР появляется некий генерал Антюфеев, бывший руководитель службы безопасности Приднестровской республики. Его называют создателем данной службы в этой самопровозглашенной республике. Во-первых, такая биография говорит о том, что он не может не быть связан с российскими спецслужбами. Во-вторых, что он имеет опыт создания некоей системы в условиях полупартизанского хаоса и наличия множества слишком самостоятельных харизматических полевых командиров. Грубо говоря, Антюфеев способен вынудить махновскую вольницу к подчинению и порядку.
Так что отъезд Гиркина и Бородая явно был частью общего плана. С шахматной доски убирали неудобные фигуры. После этого понадобились местные лидеры сопротивления, чтобы их затем можно было вывести на переговоры с Киевом. Такие лидеры постепенно появились – это в первую очередь харизматичный полевой командир Захарченко, ставший впоследствии премьер-министром ДНР, и другие. В основном это были выходцы из низов, к примеру, Захарченко бывший шахтер. Характерно, что в своем интервью в российском журнале «Эксперт» в октябре 2014 года Захарченко весьма критически отзывался о методах Гиркина, всячески подчеркивая, что он «варяг» и ему были чужды местные интересы.
Затем произошли резкие изменения ситуации на военных фронтах в Донбассе. В сентябре украинская армия подверглась мощным ударам сразу на нескольких направлениях. В серии сражений украинцы потерпели поражения и были вынуждены отступить от многих стратегически важных пунктов, которые они заняли в июле-августе. Под Иловайском было самое тяжелое сражение, здесь были разгромлены многие украинские добровольческие батальоны. Более того, новый фронт образовался на юге, где украинцы потеряли город Новоазовск на побережье Азовского моря. Под угрозой оказался Мариуполь.
Для Киева ситуация сложилась критическая. Поражения в Донбассе, огромные потери в людях и технике, отсутствие готовых резервов поставили украинцев в тяжелейшее положение. Внезапно усилившийся противник мог пойти вглубь украинской территории и остановить его армия Украины не могла. Следовательно, теоретически Киев мог потерять не только оставшиеся под его контролем территории Донецкой и Луганской областей, но и другие территории Восточной Украины, защищаться было особенно нечем. В этих обстоятельствах единственный вариант заключался только в том, чтобы заключить перемирие и тем самым зафиксировать статус-кво.
Единственный вопрос был связан с тем, пойдет ли на перемирие противоположная сторона. Располагая военным превосходством она могла отказаться, по крайней мере, до того момента, пока не решит свои военные задачи. Например, такими задачами могли быть: занять аэропорты в Луганске и Донецке, оттеснить украинские войска от Донецка, возможно, вернуть себе контроль над западной частью Донецкой и северной частью Луганской областей. В сентябре все возможности для такого блицкрига у пророссийских повстанцев были. С учетом того, что руководители самопровозглашенных республик – это фактически полевые командиры, неискушенные в вопросах большой политики, вряд ли можно было ожидать, что они остановятся в ситуации, когда у них на руках такие выигрышные карты в виде тотального военного превосходства. Однако они пошли на соглашение и подписали в Минске соответствующие договоренности.
Здесь мы вплотную подходим к самому сложному вопросу относительно сентябрьских событий в Украине. Почему так получилось, что донецкие партизаны вдруг оказались способны нанести сокрушительное поражение регулярной армии Украины? При том, что до этой победы они с трудом отбивались в городах от давления украинских войск.
В Киеве утверждали, что главная причина связана с прямым военным вмешательством российской армии. Именно ее регулярные части, перейдя границу в сентябре и обладая преимуществом в артиллерии, ракетном вооружении, танках, ударили по украинским войскам. Одновременно они закрыли небо над зоной конфликта, используя мощную войсковую ПВО, и получили тактическое превосходство с помощью использования беспилотников и современных средств связи и целеуказания. Это позволяло им наносить сокрушительные удары по украинским частям, которые не могли им ничего противопоставить.
В качестве доказательства украинцы демонстрировали пленных российских десантников, образцы захваченного оружия. Одновременно в России развернулось общественное движение против сокрытия информации об участии российских войск в боях в Украине и понесенных потерях.
Москва свое непосредственное участие в конфликте отрицала. Насчет задержанных в Украине десантников было заявлено на самом высоком уровне, что они заблудились во время учений. Про захваченную украинцами боевую машину десанта из Псковской дивизии с документами было сказано, что это подделка, потому что таких машин нет на вооружении дивизии, а все продемонстрированные формы регистрации старые, которые уже не используются.
Надо признать, что тактика отрицания была весьма действенной. Собственное общественное мнение в рамках российского информационного пространства продолжало придерживаться мнения о справедливой борьбе населения Донбасса против «украинских карателей». Прямых доказательств участия российских войск не было, косвенные свидетельства, в том числе информацию из Интернета, всегда можно было опровергнуть.
Хотя в этой ситуации, естественно, возникал ряд вопросов. Один был связан с тем, участвовали ли на самом деле российские войска в войне на территории Украины. Другой: если участвовали, то почему они остановились у ворот Мариуполя и не отбили хотя бы Донецкий аэропорт и другие важные в тактическом отношении для донецких повстанцев пункты? Третий: почему Москва так упорно отрицала свое участие в военных действиях, если на самом деле решилась на прямое вмешательство? Тем более что формально еще в начале лета у нее было право на применение войск в Украине, которое предоставил президенту Владимиру Путину Совет Федерации, затем оно было отменено.
Но самый важный вопрос – почему Россия не пошла дальше, почему не стала реализовывать проект Новороссии, почему не пробила сухопутный коридор к Крыму, заняв Николаевскую и Херсонскую области? Потому что использование своих вооруженных сил – это «последний аргумент королей», и если уж вы достали эту карту и у вас все равно плохие отношения с Западом и внешним миром, то почему бы не использовать все возможности, которые предоставляет колоссальное военное превосходство в случае с Украиной?
Можно предположить, что Россия, скорее всего, все-таки применила свои регулярные войска в Донбассе. По сути, в сложившейся ситуации у нее не было другого выхода. И ход военных действий и геополитические условия, в которых оказалась Россия, диктовали необходимость быстрой тактической победы. Но добиться этого с использованием местных ресурсов и российских добровольцев было невозможно.
Самое важное, что даже при их достаточном количестве было нереально в короткие сроки организовать их в регулярные войска, способные вести бои на открытой местности с применением артиллерии и ракетного оружия. Еще Наполеон Бонапарт писал, что в случае если у вас плохие солдаты – или слишком молодые и неопытные, или слишком старые, то надо увеличивать в частях количество артиллерии. Она компенсирует невысокое качество солдатского состава. Но даже во времена Наполеона к подготовке артиллеристов выдвигались высокие требования. В современных условиях эти требования на порядок выше. Более того, важно не только иметь орудия и ракетные установки, а также квалифицированный персонал для их обслуживания, в современной войне важно иметь систему управления огнем, слаженность действий солдат и офицеров и их умение взаимодействовать с пехотой. Всему этому надо учить. Времени на это у Москвы не было, поэтому, очевидно, и было принято решение использовать регулярные российские части.
Подавляющее преимущество введенным российским войскам и местным ополченцам как раз и было обеспечено массированным применением артиллерии. Находившиеся на открытой местности украинские войска подверглись ударам на расстоянии, на которые они не могли ответить. Потому что их артиллерия уступала российским коллегам в количестве стволов, запасов боеприпасов, и особенно в качестве организации стрельбы. По сути, повторилась история с окружением и разгромом трех украинских бригад на юге Донецкой области у границы с Россией. Просто российские артиллерийские части переместились вглубь украинской территории, а подразделения десанта и мотострелков обеспечивали их защиту.
В этой ситуации не имело смысла оборонять опорные пункты, в которых находились украинские войска. Концентрация артиллерии и большое количество боеприпасов могло обеспечить уничтожение любой неподготовленной обороны. А в условиях полупартизанской войны в Донбассе вся оборона была не слишком оборудованной.
Единственный шанс для украинцев заключался в переходе к маневренной войне, с тем чтобы навязать российским войскам серию боев на марше, об этом писали их военные эксперты. Но украинская армия была все же плохо организованной. В ее рядах было слишком много своих «махновцев», техника была старой. Поэтому они пытались держаться, теряли людей и остатки вооружения, потом выходили из окружения с большими потерями. В результате такой тактики у Украины в сентябре практически не осталось подготовленных резервов. Армейские бригады были измотаны и понесли потери, добровольческие формирования стали проявлять пораженческие настроения, один батальон даже снялся с позиций и отправился домой, так называемые территориальные батальоны, сформированные из мобилизованных, были плохо обучены и подготовлены.
То есть в сентябре ничто не мешало донецким повстанцам и действующим с ними рядом российским военным занять обширные пространства Восточной Украины. Местность была открытой, все-таки степь, бывшая западная часть великой степи Дешт-и Кипчак. С помощью маневра мобильными группами с танками и артиллерией можно было изолировать опорные пункты в восточноукраинских городах и выйти к Крыму. Организовать линию фронта в условиях мобильной войны было бы невозможно.
Для Киева произошедшее стало шоком. Никто не ожидал, что Россия вмешается, и никто не отдавал себе отчета в том, что поражение может быть таким масштабным. В некоторых городах на востоке Украины началась паника. Но, интуитивно или нет, украинцы нащупали верную тактику защиты. Она проявилась в ходе событий вокруг Мариуполя. Войска донецких повстанцев, возможно, что вместе с российскими военными, появились в Новоазовске. Причем, похоже, что пришли они с территории России. Украинские подразделения не стали оборонять этот город и отступили к Мариуполю. Затем повстанцы (россияне?) обошли Мариуполь с севера, стали появляться сообщения, что город оказался в кольце. В этой ситуации украинцы заявили о готовности защищаться в городе и стали готовить оборонительные сооружения.
Очевидно, что несколько тысяч человек в большом городе могут некоторое время продержаться в условиях осады. Причем нападающим пришлось бы штурмовать город, наносить артиллерийские удары, погибли бы мирные жители. В любом случае это потребовало бы времени и значительной группировки войск для ведения осады. Возможно, лучшим вариантом для нападавших было бы выдавливание украинских военных из города. Например, если бы они подошли к городу с восточной стороны и оставили коридор для отступления. Тогда украинцы на волне паники могли бы покинуть город, как они до этого оставили Новоазовск.
Но оставить Мариуполь в тылу наступающих войск было невозможно. Кроме того, в боевых действиях принимало участие, скорее всего, сравнительно немного военных из России. Позже украинские источники оценивали российскую группировку, которая воевала в сентябре в Донбассе, в 10 тыс. солдат и офицеров. Она якобы состояла из батальонно-тактических групп нескольких воздушно-десантных и мотострелковых бригад из Центральной России, Поволжья и Северного Кавказа. Этих сил было недостаточно для широкомасштабного наступления за пределами Донбасса. Кроме того, такое наступление не позволило очень долго скрывать участие российской армии во внутреннем конфликте в Украине. Но вполне можно было обозначить угрозу вероятности масштабного наступления вглубь Украины.
Здесь стоит разобраться с мотивацией действий Москвы. Если согласиться с тем, что непосредственное вмешательство российской армии в конфликт в сентябре было вынужденным действием, тогда она, скорее всего, изначально и не планировала масштабного наступления. Ее задача была связана с тем, чтобы не дать разгромить донецких и луганских повстанцев-сепаратистов. Все возможности оказания им помощи из других источников были уже исчерпаны. Поэтому Россия и ввела войска, чтобы сохранить ДНР и ЛНР и вынудить одновременно и Киев и Запад к переговорам.
Без всякого сомнения, действия России шокировали и Киев и страны западного мира. Москва продемонстрировала, что готова на самые решительные действия, несмотря на все риски и санкции. В данной ситуации не так важно, что Россия переступила все действующие договоренности, в конце концов, за руку ее не поймали. Более важно для Запада и Украины было то, что российские власти могли начать практическую реализацию проекта Новороссии. Они могли не остановиться на границах Донбасса и пойти дальше вплоть до Одессы и Приднестровья.
Параллельно Москва могла перейти к самому жесткому антизападному сценарию. Например, отказаться платить долги до отмены санкций, выйти из ВТО, ужесточить валютное регулирование, национализировать собственность иностранных компаний, перейти в режим автаркии, начать гонку вооружений. То есть сделать все то, к чему призывают российские ястребы, в экономике это Глазьев и Рогозин. Это была бы попытка реванша.
Понятно, что такие действия были бы самоубийственны для российской экономики и, скорее всего, Россия бы их не выдержала даже в краткосрочной перспективе. Но в сентябре на Западе этого не знали. Они видели, что Москва ведет себя жестко и где-то иррационально. Поэтому главная задача заключалась в том, чтобы остановить российское вторжение. Поэтому все так быстро договорились.
Таким образом, Москва выполнила свои задачи. ДНР и ЛНР были сохранены, минские договоренности зафиксировали их статус. К моменту проведения встречи в Минске у руководства самопровозглашенных республик уже не было российских граждан Гиркина и Бородая. В Беларусь поехали уроженцы Донбасса Захарченко, Пургин и другие. И представители Киева сели с ними за стол переговоров. И это было для России важнее, чем беспокоиться о собственно интересах ДНР и ЛНР. Тот факт, что в период своих сентябрьских успехов командование операции не позаботилось о жизненно важном для будущего выживания самопровозглашенных республик вопросе – захвате Донецкого аэропорта и вытеснении украинских войск от пригородов Донецка и Луганска. В результате сегодня по-прежнему идут бои вокруг донецкого аэропорта, несмотря на все соглашения.
Таким образом, в результате сентябрьского наступления на Донбассе Россия смогла сорвать планы Киева по установлению контроля над ДНР и ЛНР. Кроме того, Москва продемонстрировала свою решительность, но не перешла границу возможного. Именно поэтому в России так упорно отрицают факт участия своих войск в боях в Украине. Потому что если бы вторжение российских войск прошло согласно мандату Совета Федерации, то неизбежным было бы заседание Генеральной Ассамблеи ООН по этому вопросу с последующим осуждением действий Москвы. Отдельные страны вроде Китая, Индии и Бразилии, скорее всего, воздержались бы. Действия России поддержали бы только Венесуэла, Никарагуа и еще ряд небольших государств.
После этого неизбежно было бы принятие более жестких мер. Например, лишение права на проведение чемпионата мира по футболу в 2018 году, отключение от системы международных платежей, введение более жестких санкций против российских компаний и банков. Еще более неприятным было бы решение ряда западных стран на поставки Украине оружия.
Москва весьма технично всего этого избежала. Теперь ДНР и ЛНР становятся новым Приднестровьем и в этом качестве не дают Украине вступить в будущем в НАТО. Минусом ситуации является то, что России придется найти способ содержать эти самопровозглашенные республики.
Украина же, несмотря на поражение в Донбассе, получила время на проведение реформ. В первую очередь Киеву необходимо провести выборы в Верховную Раду. Наряду с законом о люстрации это ведет к переформатированию политического пространства Украины. Кроме того, Киев может заняться реформированием судебной системы, об этом в октябре уже было сказано в рекомендациях Венецианской комиссии. Киевским властям также необходимо подготовиться к зиме, которая будет очень сложной. Но пропасть Киеву явно не дадут.
Уже сейчас можно говорить о том, что противоборствующие стороны от настоящей войны в основном перешли к войне информационной. Помимо выяснения обычных отношений речь идет о конкуренции моделей развития. Каждая сторона не только стремится доказать свою правоту в произошедшем конфликте, но и убедить, что цивилизационный выбор противника неправильный. Здесь только время покажет, кто прав. Но характерно, что большая часть общества и в России, и в Украине, и в Казахстане уже сделала свой выбор. Это самый большой раскол в общественном сознании за последние сто лет. Он раскалывает семьи, старых друзей, потому что задевает каждого и у каждого есть свое мнение.
Очень показательна в связи с этим была реакция российских СМИ на сравнительно небольшой сюжет украинского телевидения про возвращение 25-й воздушно-десантной бригады армии Украины к месту своей дислокации в Днепропетровске. В российских СМИ акцент делался на то, что украинские десантники возвращались в часть на стареньких «Газелях» и автобусах, что у них либо не было боевой техники, либо она была побитой. Тональность была такой, что какие они после этого десантники. Но причина появления российской реакции на этот сюжет, скорее всего, была связана с тем, что в данном сюжете украинских десантников встречало много людей, что им бросали цветы, кричали «герои», было много детей, и они вовсе не выглядели проигравшими. И самое показательное, что все участники этого события говорили по-русски. Для Днепропетровска это неудивительно. Но для российской пропаганды наверняка проблематично, что русскоязычные граждане Восточной Украины не только не поддержали позицию Москвы, но и воюют против нее. То есть раскол среди славян и братских народов действительно произошел не по этническому принципу – русские против украинцев. Он скорее цивилизационный.
Поэтому на одной стороне – всеобщий патриотический подъем российского общества по вопросу: «Крым наш», на другой – в России Макаревич, Шевчук, Диана Арбенина и все прочие из так называемой «пятой колонны». На одной стороне – мощная имперская держава, которая пытается повторить путь бывшего СССР. На другой – попытка одного из бывших осколков этой империи стать обычной европейской страной хотя бы вроде Румынии. Каждый выбирает здесь сам. Кому-то – величие, а кому-то – европейские ценности. Можно только согласиться с руководителем российского Сбербанка Германом Грефом: СССР погубила экономическая некомпетентность руководства. И танки и ракеты ему не помогли.
В целом, хотя Москва и одержала тактическую военную победу, но в стратегическом плане она скорее проиграла. Конкурировать с Западом на длинной дистанции она не сможет. Тем более если цены на нефть упадут.
Но более печально, что Россия проиграла сентябрьскую битву в моральном плане. Все-таки нельзя так обращаться со своими военными, которых, согласно данным Комитета солдатских матерей России, тайно хоронят на кладбищах во многих районах России. Такое в истории уже было не раз, достаточно вспомнить Афганистан, и всегда это тяжело отражается на моральном духе армии и населения. Если бы они пошли в Украину открыто защищать своих от чужих, пусть даже под влиянием пропаганды, то это была бы одна история. Тайные захоронения – совсем другая.
При этом у украинцев другая ситуация. Чтобы ни говорила российская пропаганда, у них есть ощущение своей правоты. Всем стоит посмотреть сюжет про то, как привезли во Львовскую область погибшего в Донбассе солдата, его можно увидеть в Интернете. Вдоль всей дороги стояли люди со свечами и большая часть из них – на коленях. Это нельзя описать словами, это надо увидеть.
Любые конфликты заканчиваются, но осадок всегда остается, а после любой эйфории, увы, наступает похмелье.