15 апреля в Афганистане группа хорошо вооруженных боевиков совершила нападение на комплекс правительственных зданий и дипломатических миссий в столице страны. В Кабуле ими были атакованы здание парламента, штаб-квартира Международных сил по содействию безопасности (ISAF), а также посольства США, Великобритании и Германии, которые подверглись обстрелу из гранатометов. Одновременно террористы-смертники напали на базу НАТО в городе Джелалабад и попытались проникнуть в административные учреждения в столичных центрах провинций Логар и Пактия.
Ответственность за масштабную террористическую акцию взяло на себя движение «Талибан». По словам представителя организации Забиуллы Муджахеда, талибы «показали свою силу и открыли новый сезон сопротивления». Между тем один из боевиков, оказавшийся в руках афганских силовиков, признался, что операцию организовали и провели отряды так называемой «сети Хаккани», которая «насчитывает более 10 тысяч человек и имеет тесные связи с Пакистаном».
Следует отметить, что соратников племенного вождя Джалалуддина и его сына Сираджуддина Хаккани обвиняли в одном из самых дерзких нападений на Кабул еще в сентябре прошлого года. Тогда Центр борьбы с терроризмом, принадлежащий военной академии США в Вест-Пойнте, пришел к выводу, что именно семья Хаккани прятала у себя Усаму бен Ладена и обучала боевиков «Аль-Каиды». Как следствие с недавнего времени Вашингтон рассматривает «сеть Хаккани» в качестве самой опасной террористической угрозы в Афганистане. 20 октября 2011 года в ходе своего турне в Пакистан и Афганистан госсекретарь США Хиллари Клинтон даже указывала на необходимость решения «проблемы Хаккани» для урегулирования афганского вооруженного противостояния.
Версию о следе Хаккани в нападении на центральные районы Кабула подтвердили и афганские официальные лица. Представители Вашингтона также утверждают, что разведка получила убедительные доказательства причастности сторонников Хаккани к теракту. При этом ни те ни другие не скрывают, что 15–16 апреля в рамках контртеррористических операций в Кабуле и городах провинций Пактия, Логар, Нангархар, Балх, Нуристан, Забуль и Гильменд были убиты свыше 60 талибов. У них конфискованы оружие, взрывчатка и боеприпасы. В боестолкновениях погибли не только рядовые члены «Талибана», но также и их руководители. В официальных сводках фигурируют имена неких Муллы Аббаса, Муллы Наджибуллы и Муллы Абдул Рахима. Все они считаются влиятельными полевыми командирами «Талибана». Однако в сообщениях афганского министерства внутренних дел почему-то нет информации об аресте или о ликвидации лиц, принадлежащих к экстремистской «сети Хаккани».
Это несоответствие позволяет задуматься над тем, кто же на самом деле мог стоять за отчаянными нападениями боевиков в середине апреля в Афганистане, насколько сильны талибы и кому выгодно возрождение движения «Талибан», еще несколько лет назад наводившего ужас на афганцев и общественность Центральной Азии?
Безусловно, афганская история полна неожиданностей, сюрпризов и даже, казалось бы, иррациональных поворотов в поведении тех или иных политиков. Непримиримые вчера противники сегодня могут формировать крепкий альянс, а союзники неожиданно сойтись в бескомпромиссной борьбе за власть. В афганской публичной и непубличной политике нет постоянных друзей, есть вечные интересы, неважно личные или общинные. Главное, что, руководствуясь этими соображениями, лидеры национально-религиозных меньшинств Афганистана сравнительно легко вступают в союзы и разрывают их. Можно вспомнить узбекского генерала Абдул Малека. В мае 1997 года он неожиданно перешел на сторону талибов, что имело для них огромное стратегическое значение – именно после этого Пакистан официально признал движение «Талибан», однако спустя несколько дней Малек уже с отрядами шиитов-хазарейцев нанес сокрушительный удар по недавним союзникам.
Отсюда неудивительно, что, несмотря на длительный и сложный переговорный процесс с Вашингтоном и Кабулом, сегодня талибы, по словам Забиуллы Муджахеда, могли бросить все на полпути и снова взяться за оружие. Бытует мнение, что вернуться к вооруженной борьбе их вынудили скандал с сожжением Корана в США и расстрел американским сержантом афганских мирных жителей.
Причина, вне всякого сомнения, веская. Талибам необходимо было как-то реагировать на резонансные события. Но стоила ли игра свеч? Здесь следует отметить, что Запад полностью или частично выполнил все главные требования «Талибана» для продолжения переговоров. Во-первых, руководство движения исключено из «черного списка» Совета безопасности ООН. Еще в июне прошлого года с подачи США Совбез разделил санкции в отношении «Аль-Каиды» и «Талибана», приняв две отдельные резолюции. Постпред США при ООН Сьюзан Райс подчеркнула, что новые резолюции «посылают талибам отчетливый сигнал, у них есть будущее, если они отойдут от «Аль-Каиды», откажутся от насилия и признают конституцию Афганистана».
Во-вторых, практически реализовано требование талибов об освобождении талибской верхушки из американской тюрьмы Гуантанамо. Помимо этого некоторые умеренные талибы, к примеру Мулла Мутаваккиль – министр иностранных дел режима «Талибана», на протяжении нескольких последних лет находятся на условиях мягкого домашнего ареста.
В-третьих, в конце марта текущего года Запад согласился открыть представительство афганского движения «Талибан» в столице Катара Дохе. Это можно считать принципиально важной дипломатической победой талибов, поскольку Запад, похоже, смирился с мыслью о невозможности ликвидировать движение «Талибан» и согласился рассматривать его в качестве равноправного партнера как в урегулировании афганского конфликта, так и в последующем восстановлении страны.
Соглашение об открытии талибами своего представительства в Дохе стало апогеем процесса их легитимизации. Тем самым афганская ситуация возвратилась не на десять с половиной лет назад, во времена начала международной контртеррористической операции «Несокрушимая свобода», а в середину 1990-х, когда «Талибан» объективно являлся одним из влиятельных участников гражданской войны в Афганистане и стремился получить контроль над большей частью территории страны. Речь идет об институционализации движения «Талибан».
Если еще недавно можно было предположить, что боевики, называющие себя талибами, не были организационно оформлены, не имели единого координирующего центра, возможно, это вообще были пуштунские племена, недовольные политикой президента страны Хамида Карзая и не связанные друг с другом, то сейчас им пришлось бы восстанавливать часть инфраструктуры. Тот же офис в Катаре требует определенных финансовых и иных затрат и вложений. Например, кто-то должен платить за аренду помещения, коммунальные услуги и зарплату сотрудникам, которые от лица «Талибана» общались бы с внешним миром, комментируя те или иные шаги талибов в Афганистане. Это, в свою очередь, потребовало бы большей ответственности от самих талибов. Теперь они не могли бы просто так разрывать переговоры с Западом или Кабулом и делать громкие заявления о «начале весеннего наступления».
Иначе говоря, движение «Талибан» постепенно должно было эволюционировать в сторону привычных для Ближнего Востока радикальных религиозных организаций, с характерной для них более или менее понятной структурой, политическим и военным руководством, целями и задачами. Талибы должны были сменить имидж террористов и вновь превратиться в одну из политических сил Афганистана. Но это в корне меняло бы всю обстановку в государстве и вокруг него.
Пикантность ситуации в том, что мощное организационное начало в 1990-е годы талибам придавал Пакистан. По некоторым данным, в тот период Исламабад закладывал в свой бюджет примерно 12 млн. долл. США в год на зарплату руководству «Талибана», обеспечивал талибов бензином, оружием, боеприпасами. Телефонный код в Кандагаре был такой же, как и в пакистанском городе Кветта.
Больше того, один из лидеров антиталибской коалиции – афганского Северного Альянса – Ахмад Шах Масуд в интервью прессе открыто говорил, что против него воюют формирования вооруженных сил Пакистана. Известный пакистанский журналист Ахмед Рашид тоже считает, что именно пакистанцы составляли костяк военной структуры «Талибана». В своей книге «Талибан»: ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии» он пишет, что «пакистанцы из числа отставных военных или гражданских сторонников движения служили в Афганистане по вахтовому методу. Всего через движение прошло свыше 80 тысяч граждан Пакистана». При этом общая численность вооруженных формирований талибов не превышала 25 тысяч штыков.
Рашид отмечает, что отцами-основателями «Талибана» являются министр внутренних дел Пакистана Насрулла Бабар, высокопоставленные офицеры ISI и лидеры влиятельных пакистанских религиозных организаций, которые отвечали за обеспечение талибов кадрами. По мнению, безусловно, хорошо информированного журналиста, афганское движение было чем-то вроде геополитического проекта: «После распада СССР главной задачей пакистанского правительства стало открытие прямых транспортных маршрутов для торговли с республиками Центральной Азии, и Пакистан решил сделать ставку на талибов».
Считается, например, что именно талибы должны были обеспечить безопасность так называемого «Центральноазиатского газопровода» из Туркменистана в Пакистан, идею которого продвигала американская компания Unocal. В то время Россия не считала афганских талибов существенной угрозой своим интересам и российский «Газпром» всерьез рассматривал возможность своего участия в американо-пакистанских планах по строительству газопровода ТАПИ через афганскую территорию. Однако когда стало ясно, что реализация газового проекта противоречит российским интересам, поскольку снижает степень военно-политического влияния этого государства в Центральной Азии, геополитическая игра вышла на новый уровень. Реализация проекта ТАПИ теперь противоречила интересам не только России, но также и Ирана. В итоге Москва и Тегеран остались единственными, кто до 2001 года поддерживал антиталибскую коалицию.
В 1996–2001 годы эскалация конфликта в Афганистане, несомненно, была вызвана обострением борьбы внешних сил, определившихся со своими приоритетами. При этом военные успехи талибов напрямую зависели от внешней поддержки. Показательно, что кроме взятия Кабула в 1996 году у талибов фактически больше не было ни одной серьезной военной кампании.
Таким образом, самые главные вопросы афганского урегулирования решались не афганцами на поле боя, а иностранными дипломатами за круглым столом. Этим, кстати, во многом объясняется и быстрый разгром талибов осенью 2001 года. Сегодня в Вашингтоне признают, что важную роль в победе над «Талибаном» сыграли переговоры с Исламабадом. Американцам удалось убедить своих пакистанских союзников, что им выгоднее поддержать политику Вашингтона и отказаться от поддержки движения «Талибан». Впоследствии президент Пакистана генерал Первез Мушарраф в своих воспоминаниях отмечал, что важные лица из Вашингтона прямо угрожали ему «вбомбить Пакистан в каменный век, если Исламабад не отвернется от афганских талибов».
В таком случае удивительно, почему талибам удалось продержаться более десяти лет и в конечном итоге вынудить Запад признать их в качестве влиятельной силы в Афганистане? Когда речь идет о «Талибане», раньше и особенно теперь, следует исходить из того, что движение всегда было закрыто от посторонних глаз. Дефицит информации о нем, ее противоречивость по-прежнему способствуют возникновению различных мифов о талибах. Сложившиеся представления иногда помогают Кабулу или Западу решать тактические задачи, а порой, наоборот, мешают. Однако нужно подчеркнуть, что нынешний «Талибан» это уже не геополитический проект Пакистана 1990-х годов. Вряд ли Вашингтон согласится с тем, чтобы Исламабад мог вести крупную самостоятельную игру в Афганистане. Это противоречит также интересам Ирана, России, Индии и того же Евросоюза, чьи военнослужащие погибают сегодня в Афганистане.
С другой стороны, очевидно, что Пакистан всегда будет стремиться к тому, чтобы стать не только частью процесса афганского урегулирования, но и по возможности максимально контролировать его. Продиктовано это его непростыми отношениями с Кабулом. Он не признает «линию Дюранда» от 1893 года в качестве государственной границы и рассматривает Пакистан как препятствие для объединения всех пуштунов под крышей одного государства. Приход к власти талибов, кстати, снимал этот болезненный вопрос для Исламабада. Можно предположить, что Пакистан так или иначе будет стремиться к тому, чтобы у власти в Кабуле оказались те, кто будет смотреть на проблему границ с максимально близкой ему точки зрения.
Возможно, что по данным соображениям Пакистан в той или иной степени все это время поддерживал пуштунские племена, выступающие против внутренней и внешней политики Карзая. Не исключено, что отряды таких пуштунских племен позиционировались как талибы. Другой вопрос, насколько справедливо сравнивать их с прежним движением «Талибан» и в какой мере они разделяют его идеологию. Как бы то ни было, у них более низкий уровень организации, финансовые и боевые возможности, а также иные цели и задачи. Не случайно британцы во второй половине 2000-х годов даже смогли найти общий язык с талибами и передать под их контроль большие районы провинции Гильменд.
Впоследствии появилось мнение, что часть афганских талибов не только преследует собственные цели, но и может действовать в интересах Ирана. Активность боевиков самым загадочным образом совпадала с усилением давления Вашингтона на Тегеран в связи с ядерной программой последнего. В любом случае, к 2010 году в Афганистане наблюдалось заметное усиление кампании НАТО против «Талибана», «Аль-Каиды» и партии известного полевого командира времен советской интервенции Гульбеддина Хекматиара при параллельном увеличении численности международного воинского контингента.
На этом фоне или, возможно, в преддверии заявленного президентом США Бараком Обамой вывода международных сил из Афганистана, Пакистан заметно активизировал свои действия на афганском направлении. Не исключено, что этим объясняется появление к концу 2010 года так называемых умеренных талибов, с которыми американцы согласились вести переговоры. Весьма любопытно, что тогда же, в декабре 2010-го, в Ашгабате состоялся саммит, который вновь вдохнул жизнь в проект газопровода ТАПИ. Через полгода Вашингтон определился с кандидатами для продолжения переговоров. Именно в это время появилась упомянутая выше резолюция Совбеза ООН, а наиболее серьезной террористической угрозой для Кабула и Запада стала рассматриваться «сеть Хаккани». Теперь именно на нее американцы и Карзай неизменно возлагали ответственность за самые громкие теракты в Афганистане.
Джалалуддин и его сын Сираджуддин Хаккани действительно могут представлять угрозу Карзаю и его окружению. Они всегда занимали достаточно самостоятельную позицию и поддерживали собственные связи с пакистанскими военными. Так, когда после поражения в Мазари-Шарифе в 1997 году талибы остро нуждались в солдатах, Исламабад передал для Хаккани большую сумму денег, с тем чтобы он собрал под своим началом три тысячи человек. Определенную независимость семья Хаккани сохранила и после 2001 года. К примеру, когда один из авторитетных полевых командиров Падча Хан Задран поддержал Карзая, ему пришлось заключить соглашение с соплеменником Хаккани, предполагающее невмешательство властей во внутренние дела Хоста – вотчины последнего. Взамен Джалалуддин пообещал не выступать против Кабула и поддерживать порядок на подконтрольной ему территории.
Сегодня Карзай может обвинять Хаккани в связях с радикальным крылом талибов и прочих подобных грехах. Проблема в другом. Пример Хаккани четко показывает, что речь идет не об идеологических разногласиях с Кабулом, как это было и есть у талибов, не признающих конституцию страны и нынешнее афганское правительство, а исключительно об интересах части пуштунского племени дзадран. Его интересы, собственно, и представляет семья Хаккани. Похожая ситуация наблюдается и с пакистанскими талибами из «Техрик-е Талибан Пакистан» (ТТП). Например, талибы из района Баджаур во главе с Маулви Факиром Мухаммадом вели мирные переговоры с пакистанскими военными, которые параллельно проводили операцию против отрядов ТТП и их лидера Бейтуллы Мехсуда в Южном Вазиристане. По какой-то причине Мухаммад не решился вступиться за пуштунов из племени мехсуд, хотя являлся заместителем начальника боевых отрядов ТТП. Более того, Факир Мухаммад обеспечил беспрепятственный проход пакистанской армии через подконтрольные ему территории.
Не исключено, что афганские талибы сегодня тоже представляют собой разрозненные группировки или же противостоящие Кабулу, Западу и друг другу пуштунские племена. В таком случае попытка институционализации движения «Талибан», предпринятая Вашингтоном в конце марта, на деле может означать желание США организовать так называемых умеренных талибов (по факту нелояльных Кабулу пуштунов) и возглавить этот процесс, пока кто-то другой не предложил им свою материально-техническую и финансовую помощь. Например, Пакистан, арабские монархии Персидского залива или Иран, который остро нуждается в новых союзниках в регионе. Поэтому формально Западу нужно отделить талибов от апрельских терактов в Кабуле и других городах.
Разумеется, это только версия. В афганской политике может произойти все что угодно. Поэтому сейчас сложно сказать, кто именно мог стоять за боевиками, совершившими нападения 15–16 апреля. Но любопытно, что 18 апреля в Ашгабате президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов встречался с министром иностранных дел Пакистана Хиной Раббани Кхар. Они обсуждали начало практической реализации ТАПИ, в частности на ближайшее время наметили подписание соглашения о купле-продаже газа и консультации по безопасности строительства газопровода.
Если исходить из логики прежних лет, то движение «Талибан» или новые фавориты Пакистана (если верить уцелевшему боевику – Хаккани тесно связаны с Исламабадом) не могли действовать вразрез с интересами этой страны. Не так давно именно с афганскими талибами связывали надежды на создание центральноазиатского газопровода. В таком случае, Кабул и его западные союзники столкнулись с теми, кто, во-первых, препятствует реализации их геополитических и геоэкономических планов, во-вторых, пытается связать теракты в Кабуле с Пакистаном. Однако в таком случае любопытно, почему под удар НАТО и афганской армии попали не отряды Хаккани в провинции Хост, а пуштунские ополчения в северо-восточных, центральных и южных провинциях страны. Кроме того, по некоторым данным, в начале апреля в восточной афганской провинции Нуристан появились неизвестные отряды талибов, которые, по свидетельству очевидцев, говорили на диалектах пушту, распространенных среди пакистанских пуштунов, либо вообще на урду – одном из официальных языков Пакистана.
Вне всякого сомнения, Пакистан сохраняет долгосрочный интерес к Афганистану и будет рассматривать «Талибан» как один из своих долговременных и самых эффективных геополитических инструментов. Талибы необходимы Исламабаду хотя бы потому, что они могут компенсировать антипакистанские настроения в нынешнем и будущем афганском руководстве и уравновесить геополитическое влияние Ирана, России или Индии в Афганистане и вокруг него. При этом пакистанским военным, очевидно, не нравится, что Запад и Кабул, с одной стороны, пытаются сесть за стол переговоров с руководством движения «Талибан», а с другой – оттеснить на периферию политической жизни тех полевых командиров талибов, кто имел тесные контакты с Пакистаном и кого сегодня принято называть воинственными радикалами. Вашингтон по-прежнему предлагает награду в 10 млн. долл. за информацию, способствующую захвату или убийству лидера «Талибана» Муллы Омара и его окружения. Естественно, все это значительно сужает пакистанским спецслужбам афганское поле для маневра.
Гражданские власти Пакистана, напротив, следуют фарватеру США. Не искушенным в сложных и тонких играх с «Талибаном» президенту Пакистана Али Асефу Зардари и премьер-министру Реза Юсуфу Гилани проще действовать заодно с Вашингтоном. Так, 12 апреля парламент Пакистана рекомендовал правительству возобновить транзит грузов для войск НАТО в Афганистане через территорию страны. Тем самым пакистанские парламентарии, большинство которых принадлежит Партии пакистанского народа Зардари и Гилани, по сути, облегчают задачу западникам в борьбе с вооруженной оппозицией и, вполне возможно, ломают игру собственным военным.
Таким образом, можно предположить, что целью боевиков в середине апреля кроме прочего было сорвать переговорный процесс между умеренными афганскими талибами и Западом. Карзаю и его американским союзникам это невыгодно, поэтому понадобились обвинения в адрес «сети Хаккани», хотя на деле в ряде провинций страны, в том числе и Нуристане, силы НАТО проводили зачистку талибских радикалов. Сделано это было для того, чтобы не отпугнуть умеренные круги пуштунских племен, которые до последнего времени находились в оппозиции Кабулу и считались сторонниками «Талибана». Иначе говоря, Кабул и Вашингтон заинтересованы в переговорах с теми талибами, кто не аффилирован с пакистанскими спецслужбами. Запад даже готов признать такой «Талибан» одним из легитимных политических центров афганской политической жизни. Однако это объективно противоречит интересам пакистанской армии и разведки. В таком случае у них уменьшаются шансы оказывать влияние на процесс межафганского урегулирования.
Не менее любопытно и то, что нападения в апреле произошли сразу после того, как был назначен новый председатель Высшего совета мира. Этот орган, в частности, занимается переговорами с талибами, и раньше его возглавлял непримиримый противник «Талибана», бывший президент Афганистана таджик Бурхануддин Раббани. Интрига состоит в том, что после убийства Раббани осенью прошлого года должность председателя Совета долго оставалась вакантной, и теперь ее вновь занял таджик – сын Раббани Салахуддин.
Возможно, кадровая политика Карзая тоже могла повлиять на обострение ситуации в Афганистане. Не исключено, что афганский президент послал недвусмысленный сигнал талибам и нелояльным ему пуштунским лидерам. Но вполне может быть и так, что апрельские атаки и последовавшая за ними контртеррористическая операция в ряде провинций является отражением не только нового витка политической борьбы в стране, но и свидетельствует об обострении геополитической борьбы между региональными и мировыми державами. В таком случае нужно быть готовым к тому, что очередная эскалация афганского конфликта может вызвать новые геополитические угрозы государствам Центральной Азии и Казахстану.
публикация из журнала "Центр Азии"
апрель/май 2012
№5-8 (63-66)