Султан Акимбеков
Прошедшее лето для Казахстана оказалось очень непростым. Здесь и трагедия на пограничной заставе Арканкерген в Алматинской области, и самоподрыв на собственном взрывном устройстве неустановленных террористов в поселке Таусамалы, и жестокое убийство 12 человек в национальном парке около Алматы, и расстрел двух полицейских в южной столице, и, наконец, уничтожение здесь же группы боевиков.
Можно добавить также, что продолжается процесс над лидером незарегистрированной партии «Алга» Владимиром Козловым и еще рядом обвиняемых в разжигании социальной розни. Данный процесс весьма непрост по своей сути, и хотя он, конечно, не создает такого напряжения в обществе, как об этом пишет оппозиционная пресса, но все-таки определенную нервозность вносит. Главное здесь – это реакция международного сообщества на итоговый результат. Собственно, и власти должны думать об этом факторе, и оппозиция апеллирует именно к Западу, пытаясь создать негативный образ Казахстана.
Кроме того, произошла не совсем понятная история с экс-акимом Атырау Бергеем Рыскалиевым, который, по некоторым данным, был арестован, по другим, посажен под домашний арест. Но в любом случае данное неординарное для Казахстана событие, в первую очередь в его информационном сопровождении, означает начало серьезных перемен в кадровой политике Астаны.
Кадровая кадриль
Начать рассмотрение сложившейся ситуации проще всего с последнего события, хотя по своему значению все произошедшие теракты и трагедия на пограничной заставе более чувствительны для общественного мнения. Однако начало масштабных кадровых перемен, тем более если они затронули ключевую для Казахстана Атыраускую область, означает, что государство чувствует себя достаточно уверенно. Синдром Жанаозена практически уже закончился, и настало время для внесения серьезных корректив в систему управления стратегически важным для страны регионом.
Понятно, что власти должны были быть осторожны в ситуации, когда требовалась мобилизация всех сил государства для противостояния возникшей угрозе. Причем проблему представляли даже не сами события в Жанаозене, а выход из них. И надо признать, что Астана смогла выйти из данного инцидента с минимальными потерями.
Ключевым фактором стало фактически произошедшее весьма завуалированное одобрение со стороны Запада, когда один из видных его представителей этим летом озвучил мысль, что власти поступили правильно, осудив одновременно и участвовавших в беспорядках нефтяников и стрелявших по ним полицейских. Данная оценка резко диссонировала с классическим оппозиционным подходом, который однозначно утверждал полную невиновность бастующих нефтяников и акцентировал внимание только на репрессиях со стороны властей.
Весьма показательно также, что некоторые западные представители в качестве критики в адрес официальной Астаны говорили о том, что у полицейских не оказалось средств нелетального разгона демонстраций – слезоточивого газа, резиновых пуль и опыта организации разгона демонстрации. То есть, они не подвергали сомнению право полиции на разгон демонстрации, они утверждали, что это тоже надо уметь делать, так как это каждый день происходит по всему миру.
Кстати, невольно на руку Астане сыграли последние трагические события в Южной Африке. Здесь полицейские расстреляли больше 40 шахтеров из числа тех, которые долгое время бастовали, требуя повышения зарплаты, а затем всей толпой напали на полицейских с мачете и дубинками. Президент ЮАР Джейкоб Зума выразил сожаление в связи с инцидентом, но полицейские действовали согласно своим четко прописанным инструкциям и в связи со спецификой Южной Африки. Теперь суд будет оценивать правомерность применения силы. При том что в ЮАР действует британская система права. Однако эта история показывает, что наша ситуация в Жанаозене не уникальна и является неприятным инцидентом, а не системой.
И вот здесь как раз возникает вопрос к качеству нашего управления. Не секрет, что наша система построена по принципу патрон–клиент. То есть существует целый ряд неких пирамидальных структур и в жизни и во власти, где у каждого более или менее влиятельного человека есть свой патрон и своя клиентелла. К этому можно относиться поразному, но в условиях восточного общества это одна из особенностей организации. Соответственно, события в Жанаозене продемонстрировали явные недоработки в системе управления Западным регионом.
Бергей Рыскалиев был одним из важных элементов такой системы. Он пользовался репутацией весьма жесткого человека. Злые языки часто говорили о его неоднозначном прошлом и весьма спорных методах управления. Для Атырауской области с ее весьма сложной структурой организации традиционного казахского общества всегда были характерны внутренние противоречия. В свое время с целью справиться с ними в область был отправлен Аслан Мусин, с советских лет весьма эффективно управлявший Актюбинской областью.
Для Атырау он был чужим, и жесткий стиль управления был для него логичным решением. Затем Мусина направили в Астану, а вместо него в области акимом стал Бергей Рыскалиев, которого называли его правой рукой. Если это так, то фактически Мусин сохранил свое влияние в Атырау, оставшись для Рыскалиева патроном. Соответственно, он также продолжал нести ответственность за область.
В связи с этим становится понятно, почему Рыскалиева с должности снимал лично сам президент. Потому что в обычной ситуации такие решения готовит руководитель администрации, которым является Мусин. Соответственно, скорее всего, данное решение было проведено помимо него. Понятно также, почему сложилась такая странная информационная картина вокруг Рыскалиева. Идет борьба относительно его дальнейшей судьбы, своего рода арьергардные бои. Похоже, что ничего еще не ясно. Потому что очень важно, что именно с ним произойдет, будет ли он арестован или это будет просто отставка. Это очень важно для будущих кадровых решений.
В СМИ выдвигалось много версий по вопросу о том, что на самом деле произошло. Назывались усилия разных групп во власти, от гипотетических «нефтяников», недовольных действиями Рыскалиева, до силовиков, которые предоставили на него толстое досье с компроматом. Компромат – дело, конечно, важное, и «нефтяники» могли быть недовольны. Но все же речь идет скорее о переформатировании системы управления Западным регионом в целом.
Излишне жесткий стиль управления, по большому счету, не оправдал себя. Он очень удобен для обычной ситуации, а когда начинается серьезное давление, как это произошло в ситуации с нефтяниками из Жанаозена, то сразу возникают проблемы. Особенно в прошлом году, когда власти столкнулись с масштабным, весьма грамотно организованным давлением.
Сегодня никто не вспоминает, что изначально требования нефтяников были весьма жесткие, и более того, они носили политический характер. Напомню, что бастующие требовали национализации предприятий нефтяной отрасли. Кроме того, забастовка имела финансовую подпитку, иначе трудно предположить, что 1,5 тыс. семей больше полугода продержались без доходов, и сопровождалась мощной информационной кампанией.
Кампания была организована весьма грамотно, в ее рамках делались очень жесткие заявления – про оружие у нефтяников, которые якобы все вооружены, про необходимость создавать параллельные органы власти и т. д. То, что в итоге произошло, это явная организационная ошибка.
Но на этапе выхода из сложной ситуации государству нужны были все его бойцы. Все кадровые решения этого периода были связаны с оперативным реагированием, с необходимостью «тушить пожар». Когда же положение дел стабилизировалось, последовали уже более кардинальные оргвыводы.
Собственно, Рыскалиев и стал их жертвой. Слишком жесткий стиль управления, закручивание гаек наверняка создавали напряжение в богатейшей области Казахстана. Даже более важной, чем Мангыстауская. Кроме того, он слишком долго находился на этом посту. С учетом времени, в которое управлял областью еще Мусин, получался очень длинный срок для одной команды. Но здесь все относительно. Главный вопрос – это результат и эффективность управления. По этому моменту, судя по всему, у государства были вопросы к отставному акиму и, возможно, не только к нему. Потому что в последнее время упорно ходят самые разные слухи о больших переменах в кадровой политике.
Хотя гадать в наших условиях о будущих назначениях все равно бесполезно, тем не менее данные слухи вызвали нешуточную информационную волну. Во многих статьях и комментариях авторы дают свои раскладки будущих кадровых перемен, и очень часто вольно или нет, но вкладывают свои пожелания того, кто какую должность непременно займет. Странность такой ситуации заключается в том, что вряд ли имеет смысл убеждать президента через СМИ, наверное, логика таких статей ориентирована либо на введение в заблуждение оппонентов, либо для самоуспокоения. Последнее более вероятно.
Первый урок
Другая сложная проблема связана с резко возросшей террористической активностью в Казахстане. После прошлогодних терактов в Актюбинске, Атырау и Таразе, теперь основные события происходят вокруг Алматы. Общественность южной столицы находится в напряженном состоянии. Одно дело слышать о терактах где-нибудь далеко и совсем другое дело – осознавать, что угроза вот она, под боком.
И опять выдвигается очень много различных версий произошедшего. Оппозиция снова утверждает о неспособности государства справиться на этот раз с террористической угрозой. Некоторые сомневаются в версии о причастности к убийствам в национальном парке радикальных исламистов, полагая, что последние обычно атакуют представителей силовых структур, а не обычных граждан. Другие заявляют, что убили именно православных, которые пришли на паломничество к некоему православному скиту, расположенному как раз недалеко от места трагедии, и это говорит о межконфессиональной розне. Появилась и версия о том, что трагические события в горах под Алматы и на пограничной заставе на китайской границе связаны воедино. Что кто-то таким образом пытается держать в напряжении государство, совершая массовые убийства.
Июльский самоподрыв в Таусамале, найденные на месте взрыва полицейская форма и большое количество взрывчатки, говорят о том, что радикалы уже готовы к очень громким акциям. О готовности к жестким действиям говорит и расстрел патрульных полицейских.
Несомненно, что угроза для всех нас стала реальностью. И дело здесь не в том, что государство приняло в прошлом году новый более жесткий закон о религии, и даже не в том, что оно начало оказывать силовое давление на радикальных исламистов. Хотя эти действия могли сыграть роль своего рода спускового крючка. Исламисты посчитали, что государство препятствует им в их деятельности, значит, оно проводит неправильную политику. То есть государство находится в состоянии джахилийи. С идеологической точки зрения это период до принятия арабами ислама. Согласно разработкам теоретиков радикального ислама, это дает основание для ведения борьбы против властей таких государств. (Более подробно читайте о джахилийе в этом номере в материале Евгения Пастухова).
Но они так будут считать в любом случае, потому что светский Казахстан не соответствует представлениям радикальных исламистов салафитского толка о правильном обществе. Поэтому если бы государство предприняло свои меры позже, ему пришлось бы иметь дело с большим числом радикалов, с учетом эффективности их пропаганды и постоянным ростом числа сторонников.
Пока радикалов в Казахстане все-таки не так много. Безусловно, есть сторонники идеологии так называемого «чистого ислама» – салафиты, но не все из них готовы к жестким мерам. Нет, очевидно, у них и масштабной организации вроде пакистанской группы «Лашкар-и Тайба», скорее существует много отдельных салафитских групп, реакцию которых мы и наблюдаем. Но что самое важное, похоже, что пока нет серьезной внешней поддержки, которая всегда была в мире важным источником масштабного терроризма. Хотя такие разговоры постоянно ведутся. Но по периметру казахстанских границ, относительно свободно организации радикальных исламистов могут чувствовать себя только в Афганистане, возможно, в Таджикистане и в перспективе, вероятно, что и в Кыргызстане.
Причем на севере Афганистана ситуация достаточно стабильная. Здесь меньше нападений талибов, чем на юге, большим влиянием пользуются бывшие командиры Северного антиталибского альянса, а также Узбекистана. В Таджикистане все теоретически под контролем местного довольно жесткого режима. Здесь также присутствует российская военная база. В Кыргызстане нет явных признаков активности, но общий хаос центральной власти может создавать условия для инфильтрации боевиков и частных поставок оружия.
В целом горный район между Казахстаном и Кыргызстаном теоретически весьма опасен именно с точки зрения вероятности неконтролируемого нахождения боевиков, в том числе их появления с сопредельной территории. Здесь слишком много горных троп и лесистая местность. Скорее всего, и убийство в национальном парке около Алматы было связано с этим. К примеру, это весьма типично для Северного Кавказа, когда боевики убивают лесников и случайных охотников, чтобы либо убрать свидетелей, либо напугать жителей, чтобы они не появлялись в районах их базирования. Поэтому государство наверняка теперь обратит особое внимание на приграничные горы Алатау. Они нуждаются в более тщательном наблюдении и охране подступов к городу Алматы.
Но в целом ни одному государству из числа наших соседей невыгодно дестабилизировать ситуацию в Казахстане. Вполне вероятно, что в перспективе такая угроза может возникнуть исходя из непростой ситуации в регионе, но сегодня нет никаких оснований полагать, что такое возможно. Так что, скорее всего, мы имеем дело с нашими доморощенными боевиками, результатом активной салафитской пропаганды последних десяти лет.
Соответственно, государству придется принимать меры против такой пропаганды и структур, с ней связанных. Но в целом мы должны быть готовы к тому, что радикалы станут частью нашей жизни. Потому что это общая проблема для всех исламских, и не только, государств. Всегда есть сторонники жесткой линии, которые считают, что все с их точки зрения неправильное нужно изменить силовым путем.
Не случайно, что последние события произошли в Алматы и вокруг него. Здесь легко затеряться, много людей, большое количество сел, которые тесно смыкаются друг с другом, значительный протестный потенциал, не только светский либеральный, но социальный, особенно среди недавних выходцев из села. Кроме того, рядом горы и соседний Кыргызстан, откуда можно привезти все что угодно.
Так что причина трагедии в национальном парке около Алматы вполне может быть объяснена действиями радикальных исламистов, но маловероятно, что она была связана с трагическими событиями на погранзаставе на границе с Китаем. В частности, в горы под Алматы убийцы могли прийти откуда угодно, из самого города, из Кыргызстана и т. д. В то же время в горах на границе они могли появиться либо со стороны Китая, либо из степных приграничных районов Казахстана. Китай можно исключить, в степных предгорных районах с пограничным режимом любой чужой человек был бы заметен, не говоря уже о группе боевиков.
В истории с заставой для нас самое печальное это то, что она продемонстрировала раскол в обществе. Бурная общественная отрицательная реакция на обвинения, выдвинутые в адрес солдата Владислава Челаха, была вызвана эмоциональным неприятием версии, что именно он убил 15 сослуживцев. Здесь и недоверие к государству, которое проводило достаточно невнятную информационную политику, давая повод к подозрениям. Но более заметным был протест против того, что именно русского паренька пытаются якобы сделать крайним в массовом убийстве.
Некоторые активные представители «европейской» части казахстанского общества готовы признать вину неизвестных террористов, мифических контрабандистов, неких влиятельных охотников, но только не Челаха. Потому что это кажется им верхом несправедливости и вообще своего рода отражением политики государства в национальном вопросе.
Эмоциональное восприятие основывается на мнении, что не мог один человек убить столько народу, что его вынудили взять ответственность за это, что нет прямых доказательств его вины, а только его признание, которое могло быть выбито из него под давлением. Ко всему этому добавляются выдвигаемые в СМИ со ссылкой на неизвестные источники версии о том, что якобы заставу забросали гранатами с трех сторон.
Понятно, что прямых доказательств нет и, наверное, быть не может. Очевидно также стремление следствия максимально прояснить ситуацию, прежде чем давать информацию общественности. Но в итоге все только оказалось еще больше запутанным. В итоге власти решили в конце августа показать допрос Челаха, а также ход следственного эксперимента. Для общественного мнения этого явно недостаточно.
Во всей этой истории самый трудный вопрос не в пользу Челаха: почему он остался жив? По его последней версии, он убежал от нападавших. Но тогда откуда у него взялись отдельные вещи погибших, как об этом сообщает следствие, если все они вместе с заставой были сожжены. Сжечь их мог только тот, кто убил. Следовательно, или Челах вернулся на пепелище и нашел что-то вдали от пожарища или сжег именно он. Последнее все же более вероятно.
Что же касается возможности одному убить 15 человек, то понятно, что если среди бела дня и все вооружены, то никаких шансов. Надо быть Рэмбо. Но если дело происходит ночью, когда все спят в одном тесном помещении и ни у кого нет оружия, а убийца вооружен автоматическим оружием, то вполне возможно. Конечно, психологически трудно представить, каким надо быть человеком, чтобы хладнокровно убить столько людей, но это не выглядит невероятным. 28 августа в Дагестане российский солдат среди бела дня расстрелял семь сослуживцев.
Почему Челах отказался от данных ранее показаний, вполне понятно, это его линия защиты. Попробуйте, мол, докажите, тем более на фоне такой негативной информационной волны. В связи с этим государству придется постараться и предоставить обществу максимум возможной информации. Все домыслы обычно появляются в условиях информационного голода.
Так что выводы из произошедшего надо делать не только силовикам. Свои уроки должны извлечь и представители госуправления на местах, при этом явно нуждается в наладке и информационная политика. Но в целом самый сложный период в истории государства уже заканчивается, когда первый шок от многих неприятных моментов, которые застали всех врасплох, уже прошел, теперь настало время отрабатывать систему реагирования, чтобы не допустить возникновения таких ситуаций в будущем или минимизировать издержки для государства и общества.
публикация из журнала "Центр Азии"
июль/август 2012
№13-16 (71-74)