Утром 19 февраля иракский премьер-министр Хайдер аль-Абади выступил с необычным обращением к народу. С экранов телевизоров он провозгласил о начале заключительной фазы борьбы с террористической организацией «Исламское государство».
Выступление главы кабинета министров Ирака вызвало большой ажиотаж в стране и далеко за ее пределами. И дело даже не в том, что масштабное наступление правительственных войск при поддержке американской авиации началось еще на рассвете 19 февраля, а уже днем иракские военные отрапортовали об освобождении нескольких деревень и полной блокаде боевиков ИГ в западной части города Мосул. Фактически за то время, пока иракцы смотрели и слушали аль-Абади, вооруженные силы страны добились весьма заметного успеха. На фоне вялотекущего вооруженного противостояния последних двух лет, действия иракских силовиков против экстремистов, несомненно, выглядят настоящим прорывом.
Стремительное продвижение иракской армии, это, безусловно, отличная новость для всех тех, кто выступает против «Исламского государства» и ждет его полного разгрома. Но это еще и серьезный аргумент для правительства аль-Абади, пытающегося доказать свою эффективность в противодействии террору, в том числе и со стороны боеспособных международных организаций.
При этом, конечно же, никто не питает больших иллюзий относительно быстрого завершения военной операции в Ираке. Сколько времени займут бои за Мосул, сегодня не скажет никто. Например, за его восточную часть иракские войска сражались почти четыре месяца. По мнению местных экспертов, вытеснить боевиков из западных районов города будет еще сложнее из-за узких улиц и огромного числа мирных жителей. Их, по оценкам ООН, насчитывается почти 700 тысяч человек.
Между тем неизбежное поражение «Исламского государства» в Мосуле в ближне- и среднесрочной перспективе имеет серьезное военное, политическое и психологическое значение для всей ситуации вокруг этой террористической организации. Мосул не только один из крупнейших городов Ирака, вернее, второй по численности населения, но и последний серьезный оплот ИГ в стране. Собственно, в этом городе, имеющем экономическое и стратегическое значение с точки зрения водных и нефтяных ресурсов, было объявлено о создании Халифата, и он считался иракской столицей «Исламского государства».
Следовательно, падение Мосула, а значит, и иракского отделения группировки, которая зарабатывала сотни миллионов долларов на контрабанде нефти и предметов искусства и тем самым поддерживала боеспособность своих вооруженных отрядов, может привести к серьезному изменению военно-политической обстановки в Ираке и Сирии, где она также играет одну из заметных ролей в военном конфликте.
В этом смысле все то, что происходит сегодня в районе Мосула, имеет чрезвычайно важное значение как для региональной, так и глобальной безопасности. С одной стороны, слишком большую угрозу представляло «Исламское государство» мировому сообществу. К примеру, все крупные и кровавые теракты последнего времени в странах Ближнего Востока, Европы или Америки так или иначе были связаны с ИГ. Террористы либо напрямую присягали на верность «Исламскому государству», либо вдохновлялись деятельностью этой экстремистской организации. В итоге руководство ИГ неоднократно брало на себя ответственность за проведение самых резонансных террористических нападений в городах США или Европейского союза.
С другой стороны, появление и существование «Исламского государства» отчасти стало следствием столкновения геополитических интересов влиятельных игроков на Ближнем Востоке. Прежде всего речь идет о Западе, арабских монархиях Персидского залива, Турции и Иране. Соответственно и борьба с ИГ отражала изменения геополитической архитектуры в самом неспокойном регионе планеты.
Таким образом, трудно отделаться от ощущения, что сегодня на наших глазах в Мосуле пишется совершенно новая страница истории современного Ирака и одновременно всего Ближнего Востока. Однако парадокс ситуации заключается в том, что, несмотря на драматичность тяжелых и даже ожесточенных боев за город, эпическая битва за будущее самого иракского государства, его общества и судьбу всего Ближневосточного региона идет далеко от него. Для этого достаточно взглянуть на любопытные события, которые происходили и происходят в иракской столице Багдаде.
Новые ставки в игре?
11 февраля, за неделю до штурма западного Мосула, в Багдаде неожиданно вспыхнули массовые протесты. Начиналось все с вполне безобидной мирной демонстрации. Люди собрались на площади со звучным и символичным названием Тахрир (Освобождение), характерным для многих арабских столиц. К слову, в Египте в январе 2011 года именно с каирской площади Тахрир стартовала так называемая «арабская весна». Тогда египтяне выступили против роста цен, безработицы и коррупции, а экономические требования быстро переросли в политические и привели к свержению режима президента Хосни Мубарака.
В феврале этого года на багдадском Тахрире тоже протестовали против коррупции в высших эшелонах власти, требовали проведения реформ и повышения эффективности антитеррористических мер. Однако когда участники шествий попытались проникнуть в кварталы, где расположены государственные учреждения и дипломатические представительства, они столкнулись с силами безопасности. В итоге погибли семь человек и свыше трех сотен демонстрантов получили ранения.
Недавние беспорядки в Багдаде стали самыми серьезными с мая прошлого года. Тогда, напомним, протестующие временно захватили здание парламента страны, но быстро были выдворены оттуда отрядами армейского и полицейского спецназа. Отсюда неудивительно, что сегодня все высшее руководство Ирака, от президента и премьер-министра до влиятельных депутатов парламента, призвало «сохранять спокойствие и соблюдать нормы закона и общественной безопасности».
Даже известный политик и богослов Муктада ас-Садр призвал своих сторонников покинуть улицы, хотя именно на него возлагают ответственность за организацию массовых демонстраций. В свою очередь, ас-Садр обвинил в кровопролитии премьер-министра аль-Абади.
Взаимная пикировка двух иракских политиков выглядит довольно странной в свете того, что еще месяц назад они, казалось, сверили часы и пришли к компромиссу по актуальным вопросам политической жизни Ирака. В частности, 26 декабря прошлого года аль-Абади принимал ас-Садра в собственном доме и обсудил с ним ряд важных вопросов, касающихся развития политической ситуации в стране, в том числе и освобождение Мосула от отрядов «Исламского государства».
Их заявления по итогам двусторонней встречи местные аналитики расценивали не иначе как создание политического альянса премьер-министра страны и весьма влиятельного лидера шиитской общины. Считалось даже, что они хотят дружить против бывшего иракского премьера Нури аль-Малики, который сейчас занимает пост вице-президента страны. Дело в том, что аль-Абади опасается политического влияния аль-Малики, а тот, в свою очередь, недолюбливает ас-Садра.
Логика рассуждения экспертов была простой. Нынешнему премьер-министру Ирака действительно было бы выгодно заручиться поддержкой ас-Садра как человека, способного быстро мобилизовать определенные круги «шиитской улицы». Причем не только в Багдаде, но и на юге страны, например, в крупном промышленном центре Басра. Злые языки уверяют, что именно ас-Садр сорвал недавний визит в Басру Нури аль-Малики, где тот пытался заручиться поддержкой местных племен.
Ас-Садр объективно тоже мог быть крайне заинтересован в партнерских отношениях с главой исполнительной власти Ирака. Это помогло бы ему договориться с аль-Абади о перераспределении власти и финансовых потоков. Для ас-Садра всегда будет актуален вопрос о назначении компромиссных фигур на ключевые посты в стране и контроле основных бюджетных потоков. Но самое главное, они могли бы создать стратегический союз в преддверии парламентских выборов, которые должны пройти в первой половине этого года. Партнерские отношения усиливали бы их позиции и в военно-политическом истеблишменте страны и в обществе.
В общем, все указывает в пользу того, что аль-Абади и ас-Садр хотели и готовы были договориться друг с другом. Больше того, к этому их подталкивала сама логика внутриполитической жизни Ирака. Однако события 11 февраля и их взаимные обвинения могут свидетельствовать о наличии комплекса непреодолимых противоречий между ними.
При этом следует отметить, что Муктада ас-Садр – довольно сложный переговорщик и вообще крепкий орешек, которого нельзя недооценивать. Он выходец из семьи, которая традиционно занимала ведущее положение в шиитской общине. Отец ас-Садра, великий аятолла Мухаммед Садык ас-Садр, в 1990-е годы был признанным духовным лидером иракских шиитов. В свое время Саддам Хусейн даже пытался наладить с ним сотрудничество, для того чтобы иметь рычаг влияния на религиозных шиитов.
Дядя Муктады аятолла Мухаммед Бакр ас-Садр тоже был видным религиозным деятелем. Автор книг «Наша экономика» и «Наша философия» подвел теоретическую базу для партии «Исламский призыв», которая еще в начале 1970-х годов ставила перед собой цель заменить светский режим исламским правлением.
И дядя и отец Муктады ас-Садра погибли от рук агентов спецслужб Хусейна, что еще больше увеличило популярность семьи ас-Садр среди шиитской общины Ирака. Во многом именно это обстоятельство позволило молодому ас-Садру в 2004 году стать одним из тех, кто смог бросить серьезный вызов американской армии и Багдаду. Он получил широкую известность, когда в весной 2004 года созданная им «Армия Махди» развернула восстание по всему центральному и южному Ираку. После битвы за город Эн-Наджаф, оплот «Армии Махди», в Пентагоне назвали ас-Садра «самым опасным человеком Ирака».
Спустя два года «Армия Махди» принимала самое активное участие в вооруженных столкновениях между суннитами и шиитами по всему Ираку. В результате межконфессионального противостояния благодаря вооруженным отрядам ас-Садра в Багдаде появились исключительно шиитские кварталы.
Радикальные взгляды и категоричность взглядов ас-Садра привели к тому, что весной 2008 года правительство Нури аль-Малики объявило ему войну. Иракская армия при поддержке американских вооруженных сил вела бои с отрядами «Армии Махди» в Дивании, Эн-Наджефе, Самарре и Басре.
Багдад и Вашингтон оказывали настолько серьезное военное давление на структуры ас-Садра, что он на два года вынужден был бежать в Иран. Однако на парламентских выборах 2010 года политическое движение «Ахрар», возглавляемое ас-Садром, показало очень хорошие результаты. В итоге от его позиции во многом зависело формирование нового коалиционного правительства.
Хотя ас-Садру пришлось войти в коалицию шиитских партий Иракский национальный альянс и поддержать кандидатуру Нури аль-Малики на пост премьер-министра, он все эти годы был одной из самых заметных фигур на политическом небосклоне Ирака. По разным оценкам, в действующем парламенте страны сторонники ас-Садра занимают 34 места из 328 и 43 кресла из 440 в провинциальных советах. Кроме того, в кабинете министров аль-Малики близкие к ас-Садру деятели занимали посты министра торговли, министра по делам местного самоуправления и министра по делам строительства. Многие из его окружения продвинулись также в иракских спецслужбах и органах правопорядка.
Кстати, именно ас-Садр стал организатором вышеупомянутых событий в мае прошлого года. В Багдаде он возглавил народные протесты с лозунгами против коррупции, когда стало известно, что за последнее десятилетие из иракского госбюджета пропало свыше 330 млрд. долл., а объемы «откатов» за подряды на общественные работы составляют не менее 70 процентов.
При этом главный момент заключался, конечно же, не в том, что против коррупции в стране выступил ас-Садр, чьи сторонники в кабинете министров так или иначе тоже оказались замешаны в коррупционных схемах. Принципиально важным оказалось то, что ас-Садр продемонстрировал политическим оппонентам свои возможности выводить людей на улицы и управлять ими. Считается, что именно он не допустил разграбления парламента, когда протестующие захватили часть зданий парламентского комплекса.
Но в таком случае становится интересно, что же стояло за последним демаршем ас-Садра 11 февраля? Является ли выступление его сторонников и его личные нападки на аль-Абади свидетельством возросших амбиций достаточно еще молодого религиозного и политического деятеля или, возможно, ас-Садр стал инструментом чьих-то умелых и более искушенных в политических играх сил?
Крупная рыба в мутной воде
Считается, что сегодня Муктада ас-Садр, начинавший исключительно как шиитский лидер, постепенно переходит на нишу общеиракского политика и потому активно использует лозунги иракского национализма. Он не бежит от диалога с представителями суннитских кругов Ирака, критикует политику Вашингтона и Тегерана в отношении своего государства.
Таким образом, ас-Садр пытается громко заявить о себе как о деятеле, который выступает с общегосударственных позиций. И в этом отношении его антикоррупционные кампании встретили одобрение среди городских суннитских кругов.
Кроме того, некоторые российские эксперты не исключают, что ас-Садр может со временем превратиться в верховного религиозного лидера иракской шиитской общины и, следовательно, получить особое положение в принятии политических решений в Багдаде, какое в настоящее время принадлежит аятолле Али ас-Систани.
Безусловно, в последние годы ас-Садр стал выглядеть как вполне самодостаточная, самостоятельная и мощная фигура. У него есть поддержка среди религиозных шиитов по всей стране, а не только в столице, он возглавляет политическое движение, тесно инкорпорированное в госструктуры, за ним стоят вооруженные формирования, которые могут в любой момент с оружием в руках защитить его интересы. При этом ас-Садр уже неоднократно продемонстрировал способность включаться в большие политические игры, интриговать и контринтриговать, умело взаимодействовать не только с улицей, но и с представителями военной и политической элиты страны.
Все это в целом выводит ас-Садра на совершенно новый качественный уровень политической жизни Ирака. Это уже давно не тот молодой богослов, который использовал популизм и демагогию, чтобы увеличить свой авторитет в шиитских районах Багдада.
Между тем нельзя исключать и того, что ведя собственную партию, ас-Садр вольно или невольно не подыгрывает более могущественным игрокам. Например, его нынешние претензии к иракскому правительству или Вашингтону весьма причудливым образом совпадают по тональности с последними заявлениями из Тегерана.
Стоит ли за ас-Садром тень Ирана, сказать пока трудно. Но факт состоит в том, что иранское руководство в прошлом неоднократно использовало ас-Садра в своей иракской политике. Местные и зарубежные наблюдатели никогда не скрывали того, что Муктада ас-Садр, его политическое движение и «Армия Махди» могли действовать в интересах Тегерана, который выстраивал модель взаимодействия с иракскими шиитскими политическими и религиозными партиями.
Так, вооруженные столкновения ас-Садра с американским контингентом, случайно или нет, но, как правило, приходятся на периоды резкого обострения отношений Тегерана и Вашингтона. Они связаны не только с иранской ядерной проблематикой, но также региональными амбициями Тегерана, результатом которых становилась поддержка определенных сил в странах Ближнего Востока. Прежде всего речь идет о шиитских партиях и движениях в Афганистане, Ираке, Ливане, Йемене, а также о поддержке Ираном суннитской радикальной палестинской организации ХАМАС. Всех их объединяло то, что они выступали против ближневосточной политики США и получали от Ирана финансовую, материально-техническую и военную помощь.
Фактически на протяжении многих лет ас-Садр стоял в одном ряду с афганскими хазарейцами-шиитами, ливанской организацией «Хезболлах» или йеменскими зейдитами-хоуситами. Все они в том или ином виде в разное время привлекались Ираном для продвижения его внешней политики в рамках Ближнего Востока. Например, «Хезболлах» была и остается одним из самых эффективных инструментов Тегерана в зоне арабо-израильского конфликта. Сегодня ее отряды выполняют важную военно-политическую функцию в Сирии, где они сражаются на стороне алавитского режима президента Башара Асада.
Поэтому нельзя исключать того, что сегодня иранское руководство хотело бы, чтобы ас-Садр прямо или косвенно защищал ее интересы в Ираке, а заодно демонстрировал новой американской администрации пределы влияния Тегерана и какими вследствие этого могут быть последствия для политики США на Ближнем Востоке.
Надо отметить, что после прихода к власти Дональда Трампа в США заметно усилилась антииранская риторика. Самыми первыми сигналами того, что Белый дом может скорректировать курс предыдущего американского президента Барака Обамы, стала позиция Трампа о ядерных договоренностях от 14 июля 2015 года. Тогда, напомним, в Вене представители США, Великобритании, Германии, Франции, Китая, России и Ирана окончательно согласовали параметры всеобъемлющего соглашения по иранской ядерной программе.
Еще будучи кандидатом от Республиканской партии в ходе президентской кампании Д. Трамп охарактеризовал ядерную сделку как «катастрофическую» и назвал худшим соглашением между Вашингтоном и Тегераном. Став президентом, он первым делом заявил, что его «главным приоритетом будет демонтаж и пересмотр условий соглашения».
Следующий серьезный шаг в качестве уже президента США Трамп сделал 28 января этого года. Он подписал указ, приостанавливающий прием мигрантов из таких стран, как Иран, Ирак, Сирия, Йемен, Ливия, Судан и Сомали. Причем согласно антимиграционным мерам в США не могли попасть даже граждане этих стран, имевшие постоянный вид на жительство в Соединенных Штатах.
В Тегеране очень серьезно отнеслись к инициативе Трампа, увидев в ней намек на пересмотр договоренностей с Западом. 30 января Иран демонстративно провел испытания баллистических ракет, а американский президент и глава Пентагона Джеймс Маттис позвонили королю Саудовской Аравии Сальману бен Абдель-Азизу и наследнику престола принцу Мухаммеду бен Сальману. Дальше – больше. 2 февраля советник Трампа по национальной безопасности Майкл Флинн сделал официальное предупреждение Ирану в связи с его «дестабилизирующим поведением» и назвал йеменских хоуситов «союзной Ирану террористической группировкой».
Вслед за испытаниями ракет 4 февраля Госдепартамент США объявил о введении санкций против ряда иранских компаний и физических лиц, связанных с иранской ракетной программой. Американцы включили в санкционный список 13 человек и 12 организаций. Под ограничения попали все, кто причастен к программе разработки баллистических ракет или же оказывает поддержку Корпусу стражей исламской революции (КСИР). Интересно, что среди организаций оказалась иранская Mahan Air, которая является одной из крупнейших компаний гражданской авиации в Иране.
После этого стороны уже не сдерживались и не стеснялись в выражениях. Маттис назвал Иран «главным спонсором терроризма в мире». 5 февраля во время интервью телеканалу Fox Трамп заявил, что одобряет введение новых санкций в отношении Тегерана и отметил, что «Иран является террористическим государством номер один». Одновременно в своем блоге в соцсети «Твиттер» он отметил, что Иран «готов поглотить Ирак», а неназванные сотрудники госдепа обвинили иранцев в «колонизации соседнего Ирака».
Ответ Ирана был вполне ожидаем. 10 февраля иранцы торжественно отмечали 38-ю годовщину исламской революции. В Тегеране, Исфахане, Ширазе, других состоялись массовые демонстрации, участники которых скандировали лозунги против США и Израиля, сжигали флаги этих стран и чучело Дональда Трампа. Масштабы и хорошая организация уличных манифестаций объясняются тем, что верховный лидер страны аятолла Али Хаменеи призвал всех граждан выйти на улицу, чтобы продемонстрировать, что «страна не боится американских угроз».
Вполне возможно, что выступление ас-Садра 11 февраля в Багдаде, который тоже совершенно неожиданно стал использовать антиамериканские лозунги, было в том или ином виде согласовано с иранской стороной. Ведь по большому счету речь шла не только о коррупции и других актуальных и злободневных вопросах Ирака. Проблема заключается в том, что именно в эти дни в Багдаде проходило широкое обсуждение Хартии исторического примирения, которую некоторые шиитские политики предложили в октябре прошлого года. Одним из них был Аммар аль-Хаким – лидер влиятельной организации «Высший исламский совет Ирака».
Основной тезис Хартии заключается в вовлечении в процесс национального примирения «всех политических сил, в том числе оппозиционные вооруженные группировки, за исключением «Исламского государства». По сути, это попытка иракской элиты, представленной шиитами, суннитами и курдами, договориться о будущем Ирака, где уже не будет такого дестабилизирующего фактора, как террористическая группировка «Исламское государство».
В целом в инициативе аль-Хакима есть много любопытных моментов, но несколько из них принципиально важны для понимания всей иракской ситуации. Во-первых, несмотря на то что она не включает в процесс хусейновскую партию БААС, сам аль-Хаким в декабре и январе посещал Иорданию, где проживает большая иракская диаспора, включая умеренных лидеров суннитской оппозиции и деятелей, связанных с вооруженным сопротивлением Багдаду в нулевых годах, а также видных членов БААС. По некоторым данным, иорданские спецслужбы являются посредниками между аль-Хакимом и иракскими суннитами в Иордании. Кроме того, король Иордании является своего рода гарантом выполнения возможных соглашений, если они, конечно, появятся.
Во-вторых, аль-Хаким возглавляет шиитскую организацию ВИСИ, которая раньше имела название Верховный совет исламской революции в Ираке (ВСИРИ). Эта организация была создана Ираном в 1982 году и всегда позиционировалась как проиранская. Примечательно, что 18 декабря 2016 года аль-Хаким летал в Тегеран и встречался с верховным лидером Ирана аятоллой Али Хаменеи.
В-третьих, в форуме, проведенном для обсуждения Хартии в Багдаде в январе этого года, приняли участие местные эксперты и многочисленные делегации из Египта, Иордании, ОАЭ, Пакистана, Омана и других стран, но представителей Саудовской Аравии там не оказалось.
Вполне возможно, что Хартия стала камнем преткновения между Саудовской Аравией и Ираном в свете событий вокруг Мосула. Если исходить из того, что «Исламское государство» могло пользоваться поддержкой Эр-Рияда как инструментом против иранского влияния в Ираке, не случайно ИГ поддержали в суннитских районах страны, то Тегеран кровно заинтересован в том, чтобы эти суннитские племена оказались вытеснены на политическую периферию Ирака. Потому что в противном случае в период после гипотетического разгрома ИГ они все равно будут оставаться проводниками интересов Саудовской Аравии.
В то же время иранцы готовы закрыть глаза на контакты своих протеже с бывшими сторонниками БААС в Иордании и в самом Ираке. Больше того, Аммар аль-Хаким планирует создать из таких суннитов трехтысячное суннитское ополчение и включить его в состав шиитской милиции «Аль-Хашед аш-Шааби», формирование которой происходило под контролем спецслужб Ирана. По данным французской разведки, все затраты на оборудование, финансирование и экипировку указанной структуры, которая в прошлом году получила официальный статус в Ираке, иранцы полностью взяли на себя.
Ситуация удивительная. Иран создал в Ираке шиитскую милицию, которая сегодня стала важной составляющей иракских вооруженных сил наряду с Национальной гвардией и армией. К тому же предполагается, что подчиняться она будет непосредственно премьер-министру страны.
С точки зрения Тегерана это беспроигрышный вариант. Таким образом, он явно диверсифицирует рычаги влияния на ситуацию в соседней стране и становится важным, если не ключевым элементом военно-политической жизни Ирака. Причем оказывать воздействие он может не только на шиитскую общину, но и на суннитские круги. Не случайно аль-Хаким и ас-Садр начали налаживать контакты с иракскими суннитами.
Данное обстоятельство существенно повышает качество внешней политики Ирана как в Ираке, так и в рамках всего Ближнего Востока, и тем самым обеспечивает ему преимущество позиций в возможном конфликте интересов с Западом или той же Саудовской Аравией. На этом фоне выступление ас-Садра, публично дистанцирующегося от аль-Абади, Тегеран может использовать для того, чтобы послать недвусмысленный сигнал США – иранцы могут в любой момент кардинально изменить ситуацию в Ираке, а потому сегодня американцы нуждаются в Иране больше, чем они думают.
Но даже если это не так, очевидно другое. Сегодня политическая жизнь Ирака стремительно набирает обороты. Война с «Исламским государством», несмотря на всю ее важность, – лишь часть общего процесса, где ведущие политические силы внутри страны и их могущественные спонсоры за рубежом готовятся к переделу сфер влияния и перераспределению власти. От того, смогут ли иракцы и их иностранные партнеры разобраться со своими противоречиями и привести к общему знаменателю свои интересы, зависит будущее самого Ирака и, возможно, спокойствие всего Ближнего Востока.