Первый летний месяц 2014 года открыл совершенно новую страницу в истории современного иракского государства и его общества. Еще вчера казалось, что вывод американских войск вопреки всем ожиданиям все же дал Ираку толчок для дальнейшего поступательного развития. В последнее время обстановка там постепенно стабилизировалась, жизнь государства и его населения возвращалась в нормальное русло. Несмотря на все сложности переходного периода, социально-экономические трудности, межэтнические и религиозные разногласия, иракский государственный механизм функционировал, восстанавливая экономическую инфраструктуру и все необходимые политические институты. Ирак регулярно проводил парламентские и местные выборы, добывал нефть, сотрудничал и торговал с соседями по региону. Иначе говоря, всеми силами стремился вновь вернуться в обычное для большинства государств мира состояние. Отчасти именно поэтому сегодня многие так остро восприняли известие о том, что в стране вновь начался вооруженный конфликт.
Масштабы насилия в Ираке шокировали международную общественность. По данным мониторинга ООН, с 5 по 22 июня в стране погибло свыше тысячи человек, в основном гражданские лица. Еще 318 были убиты в Багдаде и на юге Ирака. Настораживает и та легкость, с которой боевики теснят правительственные войска и полицию. За две недели в середине июня вооруженные отряды, связанные с экстремистской организацией «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), сумели взять под свой контроль провинцию Найнава со вторым по значению в Ираке городом Мосул, части провинций Салах-эд-Дин, Анбар и Дияла.
По некоторым данным, экстремисты полностью контролируют одну пятую всей иракской территории. Неудивительно, что их триумфальное шествие на Западе называют не иначе как «блицкриг», а эксперты дают самые пессимистические прогнозы относительно будущего Ирака, его единства и целостности. Иракская государственность оказалась хрупкой как замок на песке. Естественно, в этой связи многие наблюдатели задаются вопросами: почему незаконные вооруженные формирования, выступающие с радикальными лозунгами, почти не встречают сопротивления иракской армии, почему немногочисленные отряды ИГИЛ легко захватывают города, почему Вашингтон в отличие, например, от Тегерана не спешит на помощь официальному Багдаду?
Карты, деньги и стволы
Пожалуй, самой большой интригой в нынешней иракской ситуации является удивительная способность организации «Исламское государство Ирака и Леванта» успешно противостоять армии. К примеру, против тридцатитысячного корпуса в Мосуле выступила всего тысяча бойцов ИГИЛ. Тем не менее иракские военные быстро сдали почти двухмиллионный город боевикам, оставив противнику большое количество оружия, техники, боеприпасов, снаряжения и к тому же свыше 400 млн. долларов США активов в ряде мосульских банков.
Захват одного из крупнейших городов Ирака вызвал серьезный резонанс в мире. Проблема даже не в том, что Мосул является важным элементом нефтедобывающей и транспортно-логистической системы страны, а также серьезным финансово-экономическим центром. Удивление вызвала тактика иракских военных, предпочитающих не защищать города, несмотря на подавляющее преимущество в технике и живой силе. Все это еще и при том, что вооруженные силы, численность которых примерно 350 тысяч штыков, создавались непосредственно под наблюдением США и оснащались современным американским вооружением. Так, с 2005 года иракская армия получила оружия и военной техники на 15 млрд. долл., в том числе вертолеты, танки «Абрамс», самолеты С-130 и почти 300 ракет «Хелфайр» класса «воздух-земля».
На таком фоне боевые возможности отрядов ИГИЛ выглядят более чем скромно. Изначально численность группировки, по оценкам западных специалистов, составляла от трех до пяти тысяч человек. Вооружены они были преимущественно стрелковым оружием и несколькими 23-миллиметровыми зенитными пушками, которые устанавливали на пикапы. По идее в прямом столкновении с правительственными войсками у ИГИЛ было бы очень мало шансов, но ситуация развивалась по совершенно непредсказуемому сценарию.
Об организации «Исламское государство Ирака и Леванта» впервые заговорили пару лет назад в связи с сирийскими событиями, где она поддержала вооруженную оппозицию. Руководит ИГИЛ некий 43-летний араб-суннит, предположительно иракского происхождения, известный под псевдонимами Абу-Бакр аль-Багдади или Абу Дуа. По информации западной прессы, он родился в городе Самарра, получил диплом доктора по истории и религиозной доктрине. В 2004–2005 годах аль-Багдади принимал участие в выступлении суннитов против Багдада в так называемом «суннитском треугольнике» Ирака – районе между городами Эль-Фаллуджа, Рамади и Самарра. В середине нулевых годов попал в плен к американцам и вышел из тюрьмы в 2009-м.
Уже в 2010 году аль-Багдади собирает вокруг себя религиозных радикалов из суннитской среды Ирака. Причем действует он на редкость довольно прагматично. В отличие от организаций, связанных с международными сетями религиозного экстремизма, ИГИЛ умеет договариваться с местными суннитскими иракскими племенами, а также убеждает влиятельные круги монархий Персидского залива оказывать гуманитарную и иную помощь населению «суннитского треугольника».
Аль-Багдади, по всей видимости, зарекомендовал себя в качестве надежного партнера в решении тех или иных вопросов. По крайней мере, злые языки уверяют, что после начала гражданской войны в Сирии в 2011 году именно через ИГИЛ арабские монархии Залива направляли сирийской оппозиции деньги и оружие. Затем лидеры организации решили, что пришло время принять непосредственное участие в вооруженном противостоянии в соседнем государстве.
Справедливости ради надо отметить, что ИГИЛ доставила немало неприятностей сторонникам режима Башара Асада, но говорить о ее значительных военных успехах не приходится. Другое дело, что на территории Ирака соратники аль-Багдади действовали порой очень эффектно и эффективно. К примеру, в конце прошлого года им удалось взять под свой полный контроль города Рамади и Эль-Фаллуджу. Последняя находится всего в шестидесяти километрах от столицы страны. Для Багдада это был одновременно и серьезный вызов и угроза. Премьер-министр Нури аль-Малики обвинил боевиков в попытке отделить провинцию Анбар от Ирака. Чтобы предотвратить распад страны и изменение политической карты региона аль-Малики дважды проводил против ИГИЛ масштабные войсковые операции.
Тем не менее все последние месяцы продолжалось вялотекущее вооруженное противостояние власти и суннитских боевиков. Однако в июне этого года формирования ИГИЛ вдруг неожиданно перешли в мощное наступление, которое завершилось захватом ключевых для Ирака городов. Что же послужило причиной столь стремительного изменения военно-политической обстановки?
Демократический эксперимент
По мнению Нури аль-Малики, в ухудшении ситуации в Ираке решающую роль сыграли внешние факторы. С одной стороны, это гражданская война в Сирии. Там ИГИЛ получила бесценный опыт боевых действий против регулярной армии. После того как сирийские правительственные войска выдавили некоторые отряды боевиков из мест их дислоцирования, они вернулись в Ирак с оружием в руках и выступили против Багдада, намереваясь создать на подконтрольной территории исламское государство. В перспективе они хотели бы объединить его с частью сирийских провинций и воссоздать в том или ином виде исторический Халифат.
С другой стороны, аль-Малики считает происходящее сегодня в Ираке «заговором региональных сил, который поддержали некоторые иракские политики». Так, 17 июня он обвинил Саудовскую Аравию в оказании помощи ИГИЛ, добавив, что «Эр-Рияд несет ответственность за финансовую и моральную поддержку террористических группировок, а значит, и за массовые убийства населения, совершаемые террористами в Ираке». На следующий день глава иракского МИДа Хошияр Зебари заявил о том, что согласно соглашению о безопасности Багдад «официально попросил Вашингтон помочь провести серию ракетных ударов по позициям террористической группировки». Пикантность ситуации состояла в том, что Зебари озвучил это не где-нибудь, а в Саудовской Аравии, где находился с визитом. Несомненно, это был недвусмысленный сигнал саудитам, которых иракцы подозревают в проведении геополитической игры.
Вместе с тем, противники иракского правительства уверяют, что основная вина за дестабилизацию обстановки в стране лежит исключительно на самом премьер-министре аль-Малики и его окружении. Суннитское меньшинство обвиняет политическое руководство страны, где в значительной степени представлены выходцы из шиитской общины, в ухудшении межконфессиональных отношений. Только в 2013 году в столкновениях между шиитами и суннитами погибло более 3,5 тысячи человек.
Кроме того, иракские сунниты убеждены в том, что шиитское правительство монополизирует власть. В таком случае, вероятно, едва ли не основным катализатором последних событий в Ираке могли стать итоги прошедших 30 апреля парламентских выборов. На них вновь победили шиитские партии, прежде всего блок «Государство закона» действующего премьер-министра аль-Малики, следовательно, они и будут формировать правительство, а также другие органы власти.
С точки зрения демократии здесь нет никакого противоречия. Благодаря широкой социальной и электоральной базе шиитов (свыше 60 проц. населения Ирака) на всеобщих выборах в стране неизменно будут одерживать верх шиитские политические организации. С учетом межрелигиозных разногласий и того накала страстей, какой кипит в духовной и политической сфере Ирака, сложно себе представить, что даже умеренная часть шиитского общества отдаст голоса за политиков-суннитов. В Ираке, как правило, голосуют не за отдельные программы и идеологию, а за представителей своих общин. Поэтому сунниты в подавляющем большинстве случаев выбирают суннитские партии, шииты – соответственно шиитские. К примеру, блок «Государство закона» 30 апреля победил в большинстве южных и центральных районов, где расселены иракские шииты – в провинциях Багдад, Басра, Неджеф, Кербелла, Эль-Кадисия. В Иракском Курдистане ожидаемо успехом пользовался Курдский национальный союз, в суннитских провинциях Салах-эд-Дин и Анбар – суннитские блоки «Аль-Арабия» и «Муттахидун».
Победа аль-Малики на парламентских выборах означает, что в структурах законодательной и исполнительной власти вновь будет доминировать шиитское большинство. Однако иракских суннитов, традиционно определявших внутреннюю и внешнюю политику страны и утративших это право после свержения режима Саддама Хусейна, данное обстоятельство, по понятным причинам, совершенно не устраивает. Впрочем, в честной конкурентной борьбе у них нет практически никаких возможностей изменить ход голосования в свою пользу.
Но еще больше их настораживает то, что аль-Малики не только создает с участием шиитов органы управления страной и силовые структуры, но при этом пытается концентрировать в своих руках все больше властных полномочий. По некоторым данным, в последнее время он целенаправленно усиливал свое влияние в армии и спецслужбах Ирака. Так, иракская служба федеральной полиции, чья основная задача – участие в контртеррористических операциях, представлена в основном шиитами и контролируется лично аль-Малики. Кадровый состав Федерального агентства разведки и расследований формируется в основном шиитами и действует, как уверяют информированные люди, на основании прямых указаний премьер-министра.
Все это позволяет противникам иракского премьер-министра рассматривать его действия против оппозиции, в том числе и вооруженной, как часть политики в отношении всего суннитского меньшинства. В этой связи весьма характерны события, произошедшие полгода назад. В начале января 2014 года иракский спецназ вступил в очередное боестолкновение с боевиками ИГИЛ близ города Рамади. По официальной версии, в рамках операции был ликвидирован лагерь, где повстанцы-сунниты проходили обучение. Согласно альтернативной версии, под Рамади иракские полицейские и военные силой разогнали «протестующих, которые выражали мирный протест против дискриминации суннитов шиитскими властями». В результате 44 депутата иракского парламента – сунниты – объявили о решении уйти в отставку в знак протеста против разгона лагеря.
С учетом того, что 30 апреля города «суннитского треугольника» по тем или иным причинам практически не принимали участия в общих парламентских выборах, например в подконтрольном ИГИЛ Рамади, ни один участок работу даже не начал, часть суннитского общества могла расценить победу партии аль-Малики как отказ власти учитывать интересы суннитского населения. Лидер оппозиции бывший премьер-министр Ирака шиит Айяд Аллави уверяет, что сложная ситуация стала прежде всего отражением недовольства политикой аль-Малики, которая до предела обострила межконфессиональные отношения.
Аналогичным образом ситуация в Ираке складывалась четыре года назад. Серьезный политический кризис весны-лета 2010 года, который привел к кровопролитным столкновениям, был вызван тем, что представители иракских общин – шиитов, суннитов и курдов – не могли решить, чей представитель возглавит кабинет министров по итогам парламентских выборов. Вакуум власти начали заполнять всевозможные радикальные политики, сделавшие ставку на силовые методы политической борьбы. Больше полугода Ирак балансировал на грани гражданской войны. Лишь в ноябре было сформировано правительство, во главе которого встал шиит Нури аль-Малики. Суннитам достались кресла спикера парламента и министра иностранных дел. Курд Джаляль Талабани был переизбран на пост президента страны.
Соглашение о разделении власти было важным шагом к примирению сторон. Не случайно лидер Иракского Курдистана Масуд Барзани назвал смешанное руководство страны «национальным партнерством». Фактически это было чем-то вроде попытки создать политическую систему сдержек и противовесов трех ведущих политических сил страны – шиитов, суннитов и курдов. Дело в том, что обострение ситуации в Ираке в 2010 году сильно встревожило американцев, постепенно передающих власть в руки иракцев и планировавших завершить вывод своих войск в 2011-м. Вашингтону нужен был положительный пример демократизации иракского государства и общества, но еще больше США были заинтересованы в стабильном Ираке после своего ухода. Поэтому они фактически вынудили иракские элиты найти консенсус и быть готовыми к всевозможным компромиссам. Общую тональность во внутренней политике страны стал задавать блок партий «Государство закона». Несмотря на то что собственная партия аль-Малики «Дава» придерживалась шиитского религиозного консерватизма, сам премьер, по словам посла США в Ираке Залмая Халилзада, «позиционировал себя как араба и государственника». Другими словами, аль-Малики был удобной фигурой для всех сторон. Не случайно в его блок входили суннитский союз Иракский фронт согласия, ряд влиятельных суннитов из сил самообороны «Ас-Сахва» из провинции Анбар, а также курды-шииты и христиане.
На тот момент американцы сделали почти невозможное. В Ираке отсутствовали политические институты, способные встать над политической схваткой и в критический момент обеспечить целостность и выживаемость государства и общества. Например, в Пакистане, Турции, Египте и Алжире эту функцию исторически выполняла армия. В арабских королевствах роль такого института по большому счету играют договоренности традиционных элит или, как в Саудовской Аравии, – альянс аристократических и религиозных династий потомков Сауда и Ваххаба. Ничего подобного в Ираке не было. Поэтому первые же парламентские выборы, проведенные без активного участия американцев, в 2010 году привели к серьезному расколу общества. Политические разногласия между шиитами, суннитами и курдами грозили разделить само государство, что было на тот момент невыгодно ни соседям Ирака, ни странам Запада.
В этих условиях Вашингтон предложил такую политическую систему сдержек и противовесов, которая так или иначе устраивала всех иракцев. До этого, напомним, именно США пролоббировали принятие закона о возвращении бывших баасистов в политику и госаппарат, что снизило уровень напряженности между суннитами и шиитами. С другой стороны, данное решение позволило суннитским ополчениям «Ас-Сахва» интегрироваться в вооруженные силы страны. Таким образом Багдад убивал сразу двух зайцев. Во-первых, отряды суннитских племен отказывались выступать против правительственной армии. Во-вторых, на стороне Багдада они стали более активно действовать против радикальных экстремистских группировок, использующих лозунги «Аль-Каиды» и прочих. Кстати, именно поэтому многие радикальные суннитские группировки на западе Ирака дистанцировались от «Аль-Каиды». Яркое подтверждение тому ИГИЛ, которая была создана в середине 2010 года.
Нужно отдать должное иракскому руководству. Отчасти ему удалось снять остроту вопроса. Однако со временем представители суннитской общины стали все чаще критиковать аль-Малики за дискриминационную в их отношении политику. Нараставший с 2012 года конфликт между суннитами и шиитами привел к резкому противостоянию весной 2014 года. Аль-Малики пытался решить проблему с наиболее решительно настроенными оппонентами из числа суннитов. Но действовал он крайне непоследовательно. С одной стороны, премьер пытался договориться с яркими представителями суннитских кругов. С другой – стремился решить вопрос силой.
Проблема заключалась в том, что если часть суннитских политиков готова была сотрудничать с Багдадом на его условиях, то другая категорически отказывалась это делать. Сунниты оказались расколоты. Примечательно, что отставка 44 депутатов парламента из-за действий силовиков под Рамади ударила не только по аль-Малики, но прежде всего по крупнейшему суннитскому парламентскому блоку «Аль-Иракия». Естественно, аль-Малики воспользовался ситуацией и начал оказывать все более серьезное давление на суннитские организации, вследствие чего потерял доверие большинства суннитского населения страны. Понятно, что на фоне обострения обстановки в июне ряд суннитских военно-политических организаций или племенные формирования вполне могли оказать поддержку отрядам ИГИЛ. Это отчасти объясняет, почему прежде немногочисленная группировка смогла пройти победным маршем почти полстраны, захватить ряд крупнонаселенных пунктов и почему местная полиция и войска практически не оказывали никакого сопротивления.
Уже сейчас зарубежные СМИ пишут, что против Багдада действует настоящая суннитская армия, к которой присоединяются суннитские племена, недовольные политикой премьер-министра. Наряду с боевиками ИГИЛ выступают бывшие баасисты, которых очень много в Эль-Фаллудже, различные радикальные группировки, местное ополчение. В общей сложности противников Багдада насчитывают более 35 тысяч человек. Не исключено, что их ряды пополнились местными полицейскими и даже военными. Дело в том, что на местном уровне иракская полиция считается очень политизированной и находится под влиянием региональных властей. Как указывают эксперты, «продвижение по службе часто основывается на принадлежности сотрудника полиции к той или иной местной общине, его национальности и вероисповедании». Следовательно, речь зачастую идет об этнической солидарности. В таких условиях полицейский будет защищать интересы не государства, а прежде всего своей общины. Поэтому отчасти стремительное наступление суннитов сегодня похоже на триумф афганского движения «Талибан» в середине 1990-х годов. Талибы, основной костяк которых составляли пуштуны, словно горячий нож сквозь масло прошли по пуштунским территориям, не встречая никакого сопротивления. Настоящие бои начались после того, как стало ясно, что движение «Талибан» отстаивает преимущественно пуштунские интересы. Именно тогда территории, населенные афганскими меньшинствами, превратились в настоящий бастион, который приходилось брать с тяжелыми боями.
Примерно такая же ситуация наблюдается в Ираке. Города, населенные в основном суннитами, сдавались относительно быстро. И напротив, небольшой город Телль-Афар в 50 километрах от Мосула оказал боевикам ожесточенное сопротивление. Возможно, потому, что большинство его жителей этнические туркоманы, которых не прельщает перспектива оказаться под властью арабов-суннитов.
Таким образом, вероятно, что построенная с участием американцев политическая система сдержек и противовесов в Ираке начала давать сбой. Некоторые эксперты открыто говорят о провале иракского демократического эксперимента и предрекают уничтожение страны в ее нынешнем виде. Отсюда понятно, почему курдские вооруженные ополчения пешмерга, на словах поддерживая аль-Малики, как правило, не вступают в бои с суннитами, зато мгновенно заняли город Киркук, владение которым давно оспаривают у Багдада. Возможно, они исходят из той логики, что настало время реализовывать идею федерализации Ирака. В связи с этим депутат от правящего парламентского блока «Государство закона» Мухаммед ас-Сайхуб назвал происходящее заговором по расколу страны между суннитами и курдами: «То, что произошло в Мосуле, а затем в Киркуке – северной нефтяной столице – стало следствием тайной сделки, заключенной между вождем курдов Масудом Барзани и спикером парламента Усамой ан-Наджейфи».
Безусловно, все это – очень плохие новости для США. Не случайно госсекретарь США Джон Керри в ответ на просьбы Багдада помочь в борьбе с экстремистами каждый раз напоминает своим иракским коллегам, что власти страны должны уважать права всех граждан, включая суннитов и курдов. Он также прямо заявил высокопоставленным иракским чиновникам, что американское содействие в конфликте с боевиками возможно лишь в том случае, если лидеры общин отложат в сторону свои разногласия.
Стратегия Вашингтона наверняка состоит в том, чтобы заставить аль-Малики сформировать многопартийное правительство с участием шиитов, суннитов и курдов, и тем самым смягчить противоречия, на которых играют всевозможные радикалы с той и иной стороны. Но проблема, похоже, не только в этом.
Помощь друга?
Вот здесь начинается самое интересное. Мировое сообщество охотно откликнулось на призыв Багдада помочь ему сдержать экстремистов. Совбез ООН единодушно поддержал иракское правительство в «его борьбе с терроризмом», Иран вроде бы отправил военных советников, США ввели в Персидский залив авианосец, патрулируют иракское небо и даже готовы к диалогу с Тегераном из-за ситуации в Ираке. Однако при всем при этом, ситуация кардинально не меняется. Вооруженный конфликт переходит в стадию позиционной войны, и это очень тревожный симптом для Багдада. Сегодня объективно он находится в самом невыгодном положении. Вся нынешняя ситуация против него. Во-первых, она отчетливо показывает, что иракская политическая система сдержек и противовесов может эффективно работать только при наличии внешнего арбитра – США. «Необходимо срочно действовать, и для этого нам нужна помощь США и их союзников. Своими силами мы не справимся», – твердит глава внешнеполитического ведомства Ирака Зебари на протяжении всего июня.
Во-вторых очевидно, что стремительное изменение военно-политической обстановки в июне является следствием хорошо организованной операции, которая была осуществлена не без помощи определенных внешних сил. Все это означает, что у внешних игроков появляется огромное окно возможностей не только для влияния на текущую ситуацию в Ираке, но и для реализации своих региональных геополитических задумок и концепций.
К примеру, суннитско-шиитским противостоянием мог воспользоваться Эр-Рияд. С учетом его тесных связей с ИГИЛ логично предположить, что саудиты могли оказать всестороннюю поддержку боевикам и тем, кто к ним присоединился в борьбе против Багдада. Саудовскую Аравию давно не устраивает близость аль-Малики к Тегерану, что может привести к некоему альянсу шиитских государств. Беспокоит Эр-Рияд и превращение Ирака в опасного конкурента, способного в ближайшие годы существенно нарастить объемы добычи нефти. По данным ОПЕК, ежедневная добыча иракской нефти в феврале 2014 года достигла 3,4 млн. баррелей в сутки. Это самый высокий уровень за последние десятилетия. Причем иракские власти до конца года планировали увеличить добычу до 4,5 млн. баррелей в сутки, а к 2020 году добывать в два раза больше.
Помимо всего прочего саудитам не нравится готовность Вашингтона договориться с Тегераном из-за ядерной программы последнего. Это может смешать все карты Саудовской Аравии, явно поставившей на урегулирование иранской проблемы отнюдь не дипломатическими методами. У подозрений Эр-Рияда есть основания. В июле этого года США и их европейские партнеры вступают в завершающую фазу переговоров с Ираном. Если им удастся найти общий язык, на Ближнем Востоке произойдут кардинальные изменения. В таком случае многие усилия саудовской внешней политики окажутся бесплодными, а Иран действительно превратится в региональную державу, способную формировать повестку дня региона. Например, уже сейчас он может записать в свой актив переизбрание своего союзника Башара Асада на пост президента Сирии. Некоторые эксперты расценили итоги сирийских президентских выборов 3 июня как поражение Запада и монархий Персидского залива.
С учетом категоричного отношения Запада к выборам в Сирии, которые были названы «фарсом» и «пустой тратой времени», удивляет отсутствие конкретной реакции стран НАТО на свершившийся факт. Можно предположить, что Запад явно не хочет будировать эту тему на фоне переговоров с Тегераном, откладывая сирийскую проблему на потом. Вполне возможно, что Иран тем или иным образом увязывает решение ядерного вопроса с сирийским треком. Поэтому ни США, ни европейцы не хотят одним неосторожным движением испортить то, что было достигнуто с Тегераном в последние месяцы. Но с точки зрения Эр-Рияда это может выглядеть как некая сделка между Западом и Ираном. Самое простое, что можно сделать в подобной ситуации спровоцировать Тегеран. Обострение обстановки в Ираке – один из способов, который позволяет добиться сразу нескольких целей. Иранцев явно вынуждают так или иначе реагировать на события в соседнем государстве. Бывший вице-президент Ирака Тарек аль-Хашими уже открыто обвинил Тегеран в «вооруженном вмешательстве». Такой поворот переводит диалог с представителями иранского руководства в совершенно иную плоскость.
Кроме того, если за ИГИЛ и иракскими суннитами действительно стоят саудиты, то благодаря произошедшим изменениям в ближайшее время они могут контролировать огромные территории в Ираке и на границе с Сирией. Это позволяет им активнее вмешиваться в сирийский конфликт, перекрывая каналы помощи Башару Асаду со стороны Тегерана и усиливая давление на алавитский режим.
Судя по всему, логика развития событий в Ираке и вокруг него объективно устраивает не только Эр-Рияд и арабские монархии, но также США и их партнеров по НАТО. Иракцы уже смирились с тем, что не могут договориться друг с другом без американского патронажа, но теперь, похоже, с этим согласился и весь остальной мир. Белый дом может диктовать свои условия аль-Малики и его последователям, если не определяя, то заметно корректируя курс государственного и общественного развития Ирака. Кроме того, в связи с новыми обстоятельствами Вашингтон получает новый рычаг давления на Тегеран, поэтому он так демонстративно говорил о необходимости совместно с иранцами решать проблемы в Ираке.
Как бы то ни было, конфликт между иракскими суннитами и шиитами открывает широкое пространство для маневрирования многим внешним игрокам, кроме Багдада и Тегерана. Не исключено, что сегодня на кону стоит не столько будущее иракского государства и общества, сколько будущее всего Ближневосточного региона. Геополитическая игра в нем переходит на совершенно новый качественный уровень и это нужно учитывать всем соседям неспокойного и непредсказуемого Ближнего Востока.
публикация из журнала "Центр Азии"
май-июнь 2014
№ 3 (91)