События в городе Актобе 5 июня 2016 года вызвали самый настоящий шок в Казахстане. Как бы ни были готовы казахстанское государство и общество к подобным явлениям после инцидентов 2011–2012 годов, террористические атаки – это всегда неожиданность и всегда большая трагедия. Живое доказательство тому тот же Израиль, который существует в очень недружественном окружении и, казалось бы, должен встречать проблему во всеоружии.
В этом, собственно, и суть терроризма, ставящего своей основной задачей запугивание власти или населения. Поэтому сегодня от терактов не застраховано ни одно государство мира. Крупные по масштабам нападения происходят и в бедных странах, подверженных различным социально-экономическим или политическим катаклизмам, и во вполне благополучных Соединенных Штатах Америки и государствах Европейского союза.
В нашем случае настораживает еще и тот факт, что напавшие на оружейные магазины и воинскую часть в Актобе могли испытывать идеологическое влияние со стороны зарубежных экстремистских группировок. Одна из официальных версий следствия выделяет помимо прочего сирийский след, вернее террористическую организацию «Исламское государство» (ИГ), которая на протяжении последних двух лет строит халифат на территории Сирии и Ирака. В мае текущего года ее лидеры призвали своих последователей по всему миру резко активизировать деятельность во время священного для мусульман праздника Рамадан.
Отсюда понятно, почему руководство «Исламского государства» в последнее время охотно берет на себя ответственность за любые нападения в той или иной части планеты – как вызвавшие серьезный резонанс, так и менее громкие. Например, они приветствовали расстрел в ночном клубе американского Орландо и нападение на семью французского полицейского в пригороде Парижа, приписали себе несколько крупных терактов в иракской столице Багдаде и странное происшествие на российской базе в Сирии, закончившееся пожаром, в котором сгорели несколько вертолетов.
Все это, а также возможная связь событий в Актюбинской области с «Исламским государством», конечно, очень неприятно. Особенно с учетом разговоров о казахстанских боевиках, уже воюющих в Сирии на стороне ИГ и других радикальных организаций. Потому что из гипотетической угрозы «Исламское государство» превращается в настоящую проблему для Казахстана. И это обстоятельство вынуждает нас по-новому и очень внимательно относиться к тому, что происходит с террористической группировкой ИГ и вокруг нее на Ближнем Востоке.
Ближневосточный левиафан
Следует отметить, что жесткая позиция «Исламского государства» по целому ряду вопросов – от религии, ее роли в жизни человека и государства, до понимания джихада и изменения существующих государственных границ, и, главное, его военные возможности – вызывают серьезную озабоченность в мировом сообществе. Что, впрочем, неудивительно. ИГ получило известность своими массовыми казнями иностранных заложников (журналистов и сотрудников различных международных организаций), а также гонениями представителей этнических и религиозных меньшинств Ближнего Востока, в частности курдов-езидов.
В последние полгода мы стали свидетелями того, насколько вольготно чувствовали себя боевики данной организации далеко за пределами провозглашенного ими халифата. На всем Большом Ближнем Востоке, простирающемся от Северной Африки до Пакистана, они старались создавать собственные филиалы. Отделения «Исламского государства» или их сторонники появились в Ливии, Алжире, Нигерии, Афганистане, Пакистане, на Филиппинах и в других странах.
Впечатляет не только военный, но и финансовый потенциал «Исламского государства». По некоторым оценкам, его бюджет в прошлом, 2015 году превысил 2 миллиарда долларов. Такое состояние сделало его самой богатой экстремистской группировкой в мире. Основными источниками доходов стали торговля углеводородами (от 400 до 500 млн. долл. в год), захват банков и изъятие у них валютных резервов (до 1 млрд. долл.), а также налоги, которыми были обложены бизнес и население в подконтрольных ИГ районах Сирии и Ирака (свыше 1 млрд. долл.)
Любопытно, что на следующий день после трагических событий в Актобе, 6 июня Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун обнародовал доклад, в котором ИГ называется «беспрецедентной угрозой» всему современному миру, поскольку обладает внушительными финансами, большим влиянием на исламских радикалов и способна быстро адаптироваться к изменяющимся условиям.
Согласно документу к настоящему времени «Исламскому государству» «присягнуло на верность 34 группировки по всему миру, и в 2016 году число новых филиалов будет расти». Не исключено, что и за счет постсоветского пространства. Так, летом и осенью прошлого года полевые командиры из российского Северного Кавказа, экстремисты из Узбекистана и бывший командир таджикского ОМОНА присягнули халифату, провозгласив создание «вилайятов Кавказ и Хорасан». Кроме того, по словам одного из высокопоставленных офицеров российского генштаба «боевики ИГ используют Афганистан как плацдарм для распространения влияния на страны Центральной Азии и России».
В целом, по мнению экспертов ООН, появление сторонников ИГ и их широкое распространение за пределами Сирии и Ирака стало одной из отличительных черт данной террористической организации. «Недавнее расширение сферы влияния «Исламского государства» в Африке, Европе и Юго-Восточной Азии демонстрирует, с какой скоростью и масштабом распространялась эта угроза на протяжении всего лишь 18 месяцев», – процитировали западные СМИ Пан Ги Муна.
Ситуация действительно выглядит очень тревожной. Напомним, одна из таких террористических «франшиз» ИГ – «вилайят Синай» – взяла на себя ответственность за теракт 31 октября 2015 года на борту российского пассажирского авиалайнера, когда в небе над Египтом погибло 244 человека. Американец афганского происхождения, устроивший массовый расстрел в городе Орландо (штат Флорида), специально звонил в полицию и говорил от имени организации ИГ.
Отчасти это стало следствием эффективной пропаганды «Исламского государства», которое усиливает свое влияние в виртуальной реальности. В последние месяцы организация создала множество сайтов на различных языках, издает собственные журналы и контролирует сотни открытых и закрытых групп в социальных сетях, через которые вербует новых сторонников.
В этой связи появление доклада ООН об «Исламском государстве» в первый день Рамадана очень актуально и в то же время довольно символично. Два года назад сразу после эффектного захвата боевиками ИГ почти двухмиллионного иракского города Мосул и Байджи с его нефтеперерабатывающими и химическими предприятиями, именно на второй день Рамадана Абу Бакр аль-Багдади провозгласил о «создании халифата, призвал мусульман присягнуть ему и помочь в строительстве нового интернационального государства, базирующегося на шариате».
Весьма пессимистический по духу отчет ООН говорит о том, что за два года ситуация вокруг «Исламского государства» не сдвинулась с мертвой точки. И это несмотря на все серьезные усилия мирового сообщества. Напомним, еще в августе 2014 года США попытались сплотить своих европейских и ближневосточных союзников для борьбы с ИГ. 5 сентября на саммите НАТО в британском Уэльсе глава госдепа США Джон Керри официально обратился к партнерам с таким предложением. Идею формирования широкой антитеррористической коалиции поддержал Генсек ООН Пан Ги Мун.
Уже 8 сентября 2014 года Вашингтон объявил о том, что более 40 стран, в том числе входящие в Лигу арабских государств, готовы подключиться к их усилиям по противодействию террористам. Некоторые из них выразили готовность непосредственно участвовать в военной операции, другие – оказать финансовую, разведывательную, материально-техническую и политическую поддержку. В итоге 23 сентября США нанесли первые авиаудары по боевикам ИГ в Сирии и Ираке. Постепенно к американской авиации, действующей на территории Ирака, присоединились военно-воздушные силы Австралии, Бельгии, Великобритании, Дании, Нидерландов и Франции, а на территории Сирии – военные самолеты Бахрейна, Иордании, Катара, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов.
Одновременно ООН запретила любые экономические отношения с «Исламским государством», прежде всего торговлю нефтью, чтобы лишить террористов доходов. Вашингтон и арабские государства начали поставки оружия тем силам в Сирии, кто активно выступал против отрядов ИГ. Например, другим радикальным религиозным сирийским организациям и курдским ополчениям пешмерга.
Осенью 2015 года к активной фазе против «Исламского государства» подключилась Россия, отправив в Сирию боевую авиацию своих военно-космических сил. При этом злые языки уверяли, что российские самолеты бомбят преимущественно отряды вооруженной оппозиции, выступающей непосредственно против сирийского режима президента Башара Асада. Как бы то ни было, но отчасти благодаря российской воздушной поддержке сирийская армия смогла отбить ряд населенных пунктов у ИГ. Например, древний город Пальмиру, где радикалы уничтожили часть памятников и храмов, входящих в культурно-историческое наследие всего человечества.
В конце 2015 года об открытии нового фронта для борьбы с ИГ неожиданно заявила Саудовская Аравия. Саудовский министр обороны Мухаммед бен Сальман предложил создать антитеррористическую коалицию из мусульманских стран от Мали и Сомали до Пакистана и Малайзии, объединенный командный центр которой находился бы в Эр-Рияде.
Между тем обнародованный в июне доклад ООН фактически подвел печальный итог общим усилиям в борьбе с «Исламским государством». Внешне картина, и правда, выглядит отчаянной. Но вполне возможно, что не все так безнадежно, как кажется.
Закат халифата?
Пикантность ситуации заключается в том, что в конце мая – начале июня в Ираке, Сирии и Ливии одновременно началась операция по захвату ключевых для «Исламского государства» городов. Успешная реализация военных маневров способна кардинально изменить ситуацию с ИГ и вокруг него.
К примеру, в Сирии речь идет о наступлении лояльных Асаду войск, с одной стороны, и вооруженной сирийской оппозиции, подержанной США и монархиями Персидского залива, – с другой, сразу на три опорных пункта «Исламского государства». Под ударом могут оказаться территории севернее города Алеппо, Дейр эз-Зор и Ракка, которая считается столицей ИГ. Потеря этих районов весьма критична для террористической организации, потому что, во-первых, будет разорвана единая система логистики, связывающая сирийское подразделение ИГ с иракским. Во-вторых, будет закрыт выход на сирийско-турецкую границу, через которую, как считают многие зарубежные эксперты, проходят важные каналы материально-технического снабжения боевиков ИГ.
В Ираке завершаются бои иракской армии за город Эль-Фаллуджа. В ближайшем будущем готовится аналогичная операция в отношении Мосула. Возвращение Эль-Фаллуджи, с учетом уже отбитого у «Исламского государства» Рамади, а также успешное наступление в районе сирийской Ракки, безусловно, станет переломным моментом в войне против экстремистов. Утрата ключевых стратегических районов перережет привычные логистические каналы и приведет к фрагментации отрядов «Исламского государства», которые при этом окажутся разорванными на довольно обширной территории.
В этой связи весьма интересно также и то, что еще 11 мая текущего года премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади заявил, будто «Исламское государство» потеряло почти половину из контролируемых организацией районов в Ираке, а минобороны страны отчиталось об уничтожении почти четырех тысяч боевиков ИГ и освобождении 318 иракских населенных пунктов.
Примерно тогда же американские военные предположили, что, по их данным, в Ираке находятся не 38 тысяч радикалов «Исламского государства», о которых говорилось позднее в докладе ООН, а значительно меньше – примерно 10–12 тысяч и еще 8–10 тысяч штыков в Сирии. Причем «их способность проводить крупномасштабные наступательные операции в значительной степени исчерпана. Они все больше обороняются, пытаются сдерживать противника, чтобы выиграть время».
Кроме того, американцы полагают, что лидерам ИГ «не удалось создать систему государственного управления на захваченных территориях».
Неожиданные выводы иракских политиков и представителей Пентагона полностью меняют картину происходящего. Но особенно последний тезис приобретает чрезвычайно важное значение.
Дело в том, что до недавнего времени в западных и российских академических кругах довольно распространенным было представление об ИГ как о некоем псевдогосударстве. В отличие от классической немногочисленной террористической организации «Исламское государство» с отрядами в десятки тысяч человек удерживало под своим контролем значительные территории и могло напрямую противостоять вооруженным силам сразу нескольких государств.
Иначе говоря, ИГ было политическим объединением, обладающим серьезными военными возможностями, способным контролировать линии коммуникаций, руководить инфраструктурой, эффективно пополнять бюджет за счет торговли нефтью или культурными ценностями на черном рынке и взимания налогов.
Принципиальное отличие ИГ было и в том, что в определенный период оно смогло выйти на самообеспечение и обходилось без внешних спонсоров, что совсем нехарактерно для подавляющего большинства более или менее крупных экстремистских организаций. Например, исключительно внешняя материально-техническая и финансовая подпитка поддерживает на плаву палестинскую ХАМАС и ливанскую «Хезболлах». Военные успехи афганского движения «Талибан» до 2001 года объяснялись тоже во многом всесторонней помощью Пакистана, Саудовской Аравии и ОАЭ, признавшими талибов на дипломатическом уровне.
Возможно, поэтому и считалось, что стратегия борьбы с отрядами «Исламского государства» и вообще тактика антитеррористической деятельности в отношении организации должна была быть совершенно иной. Не такой как в отношении, например, палестинского радикального «Исламского джихада» или других аналогичных группировок.
Но теперь вдруг выяснилось, что в конечном итоге первоначальная стратегия дала положительный результат. Практически вся финансовая мощь «Исламского государства» базировалась на продаже углеводородов. После резкого снижения мировых цен на нефть и губительных ударов по нефтяной инфраструктуре ИГ понесло серьезные финансовые потери. Это привело к сокращению выплат боевикам, а также снижению количества новобранцев, многие из которых отправлялись в Сирию или Ирак не по религиозным соображениям, а скорее по экономическим.
Но самое важное заключается в том, что ИГ в действительности так и не смогло организовать сбор налогов с населения контролируемых территорий на системной основе. Скорее всего, это напоминало некие разовые или частые, но нерегулярные поборы, которые вызывали серьезное неприятие у местного населения. Поэтому из-за сокращения доходов «Исламское государство» начало испытывать трудности. Без стабильного и бесперебойного финансирования организация не в состоянии реализовывать долгосрочные военно-политические проекты и уж тем более заниматься развитием государственных структур. Особенно находясь в крайне неблагоприятном враждебном окружении.
В этой ситуации для «Исламского государства» становится очень критичным отсутствие внешних доноров. И это очень интересный момент. Потому что раньше ходили упорные слухи, что за ИГ могли стоять некоторые монархии Персидского залива, например Саудовская Аравия. Такое предположение выглядело логично, так как могло быть частью игры Эр-Рияда против Ирана. Тегеран поддерживал шиитское правительство в Ираке, которое оказывало сильное давление на иракские суннитские племена, а те искали поддержки у соседнего влиятельного в суннитском мире государства. Главным выгодоприобретателем стало «Исламское государство». В Ираке оно объединило все суннитские территории, в Сирии выступало с оружием в руках против самого близкого иранского союзника на Ближнем Востоке президента Башара Асада.
Однако, скорее всего, позднее Эр-Рияду перестало быть выгодно сохранять высокий уровень контактов с ИГ. Сначала Саудовская Аравия присоединилась к организованной США коалиции, затем объявила ИГ «террористической организацией», а позже и вовсе призвала все мусульманские страны объединиться и выступить войной против «Исламского государства». Это, напомним, произошло зимой прошлого года. И именно тогда на фоне падения цен на нефть у ИГ начались финансовые трудности.
Не исключено, что Эр-Рияд по-прежнему сохраняет определенные связи с иракскими суннитами и влиятельными племенами. Потому что это отвечает его стратегическим интересам. Особенно в связи с изменением ситуации вокруг иранской атомной программы и подписанием в прошлом году соглашения между Западом и Тегераном, урегулировавшим так называемую иранскую ядерную проблему. Весьма примечательно, что в свою мусульманскую коалицию против ИГ Эр-Рияд не позвал иранцев. Хотя они уже давно и достаточно активно сражаются против отрядов «Исламского государства» и в Сирии и в Ираке. Иранские военные советники и части спецназа официально действуют на стороне Башара Асада и в рядах иракской армии, где созданы «шиитские ополчения», приравненные по статусу к вооруженным силам Ирака.
Но даже если саудиты тесно взаимодействуют с иракскими суннитскими племенами, это не значит, что они готовы поддерживать региональный проект «Исламского государства». Поэтому если ситуация в целом не изменится, а в Сирии и Ираке ИГ потеряет важные для него стратегические города, это может привести к ликвидации халифата в его нынешнем виде.
Вполне возможно, что в скором времени самая богатая, самая влиятельная, самая мощная и опасная организация «Исламское государство», какой мы ее знали в последние два года, перестанет существовать. Но означает ли это, что мы больше никогда не услышим о ней, а ее боевики перестанут устраивать теракты по всему миру?
По всей видимости, и в этом нужно согласиться со специалистами ООН, даже в случае исчезновения «Исламского государства» в его нынешнем виде, организация, вполне возможно, будет по-прежнему играть заметную роль как одна из огромного списка террористических группировок. Движение «Талибан», контролировавшее до 90 проц. территории Афганистана и установившее дипотношения с влиятельными странами мусульманского мира, было ликвидировано осенью 2001 года. Но спустя пятнадцать лет талибы остаются дестабилизирующим фактором политической жизни афганского государства. И хотя это уже далеко не то движение, которое существовало с 1994 по 2001 год, и по своей природе и по военно-политическим возможностям, о талибах по-прежнему много говорят и пишут. Внутри их организации идут какие-то процессы. Взамен одних лидеров появляются другие. С ними пытаются договориться и Кабул, и Вашингтон, и Тегеран с Москвой. И главное, сегодняшние талибы или те, кто так себя называет, представляют определенную угрозу для афганского государства и его общества.
Основная интрига вокруг «Исламского государства» состоит в том, что живучесть террористической организации определяется не ее потенциалом, а тем фактом, что до сих пор не решены проблемы, вызвавшие появление ИГ на региональной арене. В Сирии продолжается война всех против всех. В этой ситуации даже разгромленная ИГ будет оставаться одной из влиятельных вооруженных группировок, чьи ряды будут неизменно пополняться, пусть и не в прежних количествах, радикалами со всего мира.
Не исключено также, что ИГ вновь может заинтересовать какие-либо внешние силы, которые могли бы использовать организацию как один из возможных инструментов проведения своей политики в зоне сирийского конфликта.
В Ираке ситуация немного сложнее, но вместе с тем и понятнее. Следует отметить, что здесь «Исламское государство» появилось в 2014 году как следствие резкого обострения противостояния между суннитскими племенами и центральными властями, представленными шиитскими партиями и организациями. К 2014 году тогдашний премьер-министр Нури аль-Малики отошел от договоренностей с суннитами по вопросу разделения власти как на федеральном уровне, так и на местах. Помимо прочего, он перестал проводить политику по интеграции суннитских ополчений в армию и бывших баасистов в силовые структуры.
Фактически, при аль-Малики сунниты оказались вытеснены на обочину политической жизни Ирака. В этой ситуации в Ираке появились отряды «Исламского государства», которые уже несколько месяцев воевали в Сирии против войск Асада.
Иракские сунниты наверняка рассчитывали использовать боеспособные части ИГ как средство давления на шиитское правительство. Отсюда понятно, почему в течение нескольких недель ИГ завладело контролем над большей частью суннитской территории Ирака, а в его руководстве появились бывшие высокопоставленные баасисты и сотрудники спецслужб времен Саддама Хусейна. Так, заместителями аль-Багдади стали бывшие саддамовские генералы Абу Али эль-Анбари и Абу Муслим аль-Туркмани. Во главе гражданской бюрократии ИГ оказались 12 администраторов, которые в той или иной степени были связаны с местными элитами.
Интересно, что в Ливии произошла похожая история. Основной опорный пункт ливийской ИГ до недавнего времени находился в городе Сирт, где родился Муамар Каддафи. При этом костяк организации составляли его бывшие сторонники. Любопытно, что в городе Дерна на востоке страны существует еще одна ливийская организация «Исламское государство». Там она состоит из представителей бенгазийских кланов и никак не взаимодействует с ИГ из Сирта.
Таким образом, напрашивается аналогия поведения сторонников прежних режимов в Ираке и Ливии. Однако помимо прочего становится очевидным, что «Исламское государство» предстает не единой организацией, а скорее зонтичным брендом, как это было в прошлом с «Аль-Каидой». К слову «Исламское государство Ирака и Леванта», переименованное позднее в ИГ, выросло из организации под названием «Аль-Каида в Ираке».
Все это позволяет говорить о том, что решение проблемы ИГ в том же Ираке в первую очередь сопряжено с организацией внутриполитического процесса. Подтверждение тому – взятие иракской армией города Рамади. Залогом успеха стали отнюдь не тщательно спланированная и проведенная воинская операция, а негласные договоренности с местными суннитскими племенами.
Как уверяют зарубежные эксперты, «иракские военные получили возможность поднять государственный флаг Ирака на центральной площади Рамади сразу после того, как город перешел под контроль местных племенных ополчений». Ранее по той же схеме был «освобожден» от «Исламского государства» Тикрит – родина Саддама Хусейна. Сегодня аналогичный торг явно идет за Эль-Фаллуджу.
В этой связи весьма показательно интервью бывшего губернатора Мосула Асиля ан-Нуджейфи британской The Daily Telegraph, в котором он признался, что «ИГ сделала много хорошего и городу и провинции. Главное, что произошло при «Исламском государстве» – это децентрализация власти. Багдад больше не диктует, что делать Мосулу. Большинство жителей считает, что лучше жить с ИГ, чем быть освобожденными иракской шиитской армией, которая вновь оккупирует город».
Таким образом, если Багдад пойдет на уступки иракским суннитам, предоставит право местным племенным структурам самостоятельно управлять своими территориями при минимальной роли центра, но при этом позволит представителям суннитских племен интегрироваться в управленческую систему и силовые ведомства Ирака, проблема ИГ в государстве может решиться автоматически.
Это, несомненно, отличная новость для тех, кто заинтересован в скорейшей победе над «Исламским государством». Сложность в том, сможет ли Ирак создать систему сил и противовесов, чтобы в рамках многонационального и полирелигиозного общества решать разногласия и противоречия несиловыми методами. Потому что, как показывает опыт, острый конфликт возникает даже при малейшем изменении в устоявшихся межэтнических или межрелигиозных отношениях. Этноконфессиональное противостояние начинается там, где представители различных общин начинают конкурировать за политическую власть, государственные ресурсы, выборные должности и так далее. Именно эти разногласия в конечном итоге приводят к желанию использовать радикальные организации в качестве инструмента политической борьбы.
А это уже имеет прямое или косвенное отношение к безопасности не только Ирака или Сирии, но и многих соседних с ними государств и регионов. В последнее время Ближний Восток не случайно занял важное место в системе казахстанских национальных интересов. Угрозы безопасности, связанные с распространением религиозного радикализма, экстремизма и терроризма, исходят зачастую именно из этого региона. Поэтому «Исламское государство» или подобные ему организации, появившиеся в том числе вследствие неурегулированности тамошних этноконфессиональных противоречий, могут оказывать свое негативное влияние на многие страны мира. С этим сложно или практически невозможно бороться. Нужно понимать, что происходит, какими могут могут быть последствия, и всегда быть готовым к любому развитию ситуации.
