Креативный кризис

Экономический кризис переживается по-разному в зависимости от социальной страты, к которой принадлежит человек. Положение учителя не такое же, как у индивидуального предпринимателя или наемного работника на производстве. Есть, правда, то, что объединяет всех казахстанцев – это неопределенность перед лицом перемен. Но если в случае с бюджетниками или представителями малого бизнеса это прогнозируемая (или хотя бы изученная) неопределенность, то есть те, кто живет в условиях неопределенной неопределенности. Речь идет о так называемом креативном классе. Использование формулировки «так называемый» обусловлено двумя причинами. Во-первых, не до конца понятно, кто в него входит и по каким критериями – у исследователей на этот счет разные мнения. И, во-вторых, в случае с Казахстаном говорить о выделении креативщиков в отдельный класс еще очень рано. Но прежде чем мы попытаемся более или менее предметно поговорить о положении креаторов в нашей стране, нужно сказать несколько слов о том, кто же это такие.

Говорить о выделении креативного класса в отдельную социальную категорию стали в 60-е годы XX века, когда начали формулироваться идеи информационного постиндустриального общества. Речь идет о таком устройстве, в котором основой экономики является не производство, а информация и знание. К постиндустриальным странам относят развитые государства, что же до Казахстана, то в своей удивительной истории он не прошел до конца ни аграрное общество, ни индустриальное, а потому оказался как следует не готов и к информационному.

Технологическая революция, начавшаяся в то же время, постепенно стала выводить человека из производственного процесса. Это отражается и в структуре ВВП – снижение доли производства компенсируется увеличением вклада сектора услуг. Правда, нужно оговориться, что услуги и сервисы – это не только парикмахерские или быстрое питание. Это и наукоемкие отрасли, такие как медицина, архитектура, инженерия, сектор финансовых, консалтинговых услуг и других сфер, где требуется серьезное образование.

Большим вызовом для развитых стран стало применение высвобождающихся человеческих ресурсов. Руководитель Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев приводит такой пример: «В начале  XIX  века в  сельском  хозяйстве  США  было занято  почти  75 процентов  всей рабочей  силы; за полстолетия  эта  доля сократилась на одну десятую, до 67 процентов, а за  следующие 100 лет упала уже в 3,5  раза – до 20 процентов. Но и это было лишь прелюдией: за последние 40 лет доля занятых в аграрном секторе США уменьшилась еще в восемь раз и составляет сегодня, по различным  подсчетам,  от  2,5  до  3  процентов. В результате  с  1994 года статистические органы Соединенных Штатов перестали учитывать долю фермеров в составе населения из-за ее незначительности». Даже в Казахстане на автоматизированных производствах работает минимальное количество сотрудников – так, на заводе Danone, который производит 11 тыс. тонн продукции в год,  трудится всего 65 человек, включая офисный персонал.

С формированием новой постиндустриальной экономики еще в 50-е годы прошлого столетия в США появился термин knowledge  industries, который стал определять отрасли, связанные с производством и созданием новых знаний. Их доля в начале 60-х составляла от 29,0 до 34,5 процента ВНП страны, тогда как спустя 30 лет – уже не менее 60  процентов. В настоящее время на долю креативных отраслей приходится более 7 проц. глобального ВВП. Ежегодный рост новой экономики в странах ОЭСР колеблется от 5 до 20 процентов. По некоторым оценкам, основной прирост ВВП в развитых странах в будущем на 85 проц. будет обеспечиваться креативным классом.

Благодаря произошедшим изменениям в современных компаниях большую часть сотрудников стали составлять маркетологи, дизайнеры, программисты, сотрудники научных лабораторий, юристы, бухгалтеры и так далее. Но среди прочих наукоемких профессий исследователи выделили еще один класс – креативный.

Это сделал американский экономист Ричард Флорида, который написал работу «Креативный класс: люди, которые меняют будущее». В ней он доказывает, что наибольший экономический успех сопутствовал тем городам, в которых креативный класс получил свободу. Исследователь выделил ядро данного креативного класса – в нем оказались не просто образованные специалисты, но и те, кто создает новые смыслы. Сюда вошли люди, занятые в научной и технической сфере, архитектуре, урбанистике, дизайне, образовании, искусстве, музыке и индустрии развлечений, – всех объединяет то, что они создают новые идеи, технологии и подходы. И здесь важно различать, скажем, просто учителя от учителя-инноватора. По Флориде сюда могут относиться и предприниматели, так как они, как и представители креативного класса, разделяют общую этику, для которой важны креативность, индивидуальные особенности и личные заслуги. Это те, кого можно было бы назвать профессионалами «без воротничков».

Интересно, что в 2011 году канадский мозговой трест Martin Prosperity Institute, руководителем которого является сам Ричард Флорида, опубликовал мировой индекс развития креативного класса. Оказалось, что Казахстан в нем находится на 40-м месте. Впрочем, к этому исследованию следует относиться критически, поскольку не совсем понятно, на каких данных основывались авторы, подводя такой итог. Следует еще раз задать главный вопрос: есть ли в Казахстане креативный класс, или же в стране просто есть креативные люди?

Источник: Creativity and Prosperity: The Global Creativity Index, Martin Prosperity Institute - 2011

Креаторы по-казахстански

В русскоязычном пространстве понятие «креативного класса» получило неоднозначную окраску, правда, далеко не связанную с экономикой. В России так часто называют тех, кто выступает за либеральные реформы, тех, кто стоял на площадях имени академика Сахарова и на Болотной. Таким образом, «креативный класс» стал ассоциироваться с протестным движением. Однако это совершенно нивелирует первоначальное значение. Вместе с тем следует сказать, что случившееся смещение акцента объективно и обоснованно. Сложно говорить об экономической составляющей новой группы, когда ее нет. Публицист Игорь Мальцев в одной из дискуссий на эту тему в 2012 году отметил: «Обладание навыками пользования пакетом Adobe Photoshop и прочими адобовскими продуктами не делает человека креативным. А когда начинались русские параллели к рок-н-роллу, казалось, что вот-вот и у нас что-то случится. Прошло одно десятилетие, потом второе – все это время нам говорили: о, сейчас купим такие же гитары, как у Led Zeppelin, и будет все хорошо. Но на шотландском острове, где живет пять тысяч человек, – шесть артистов с контрактами с мейджор-лейблами. А в России из артистов, у которых есть контракты с мейджорами, – только Влад Топалов. Была еще группа «Тату», которая до сих пор остается главным русским прорывом на Западе. Очень странно – 140 миллионов человек, и нет ни одного нормального музыканта, ну просто ни одного».

В казахстанском медийном пространстве феномен «креативного класса» даже не обсуждается. Таким понятием не оперируют даже те, кого можно было бы отнести к этой категории. И поэтому в нашем случае приходится сначала определять, о ком же идет речь. Здесь не подходит понятие «интеллигенция», поскольку по Юрию Лотману в таком случае важнее не столько образование и интеллект, сколько нравственные установки. Это и не интеллектуалы, ведь предприниматель-инноватор не обязательно эрудит. И это, конечно же, не богема, хотя актеры и музыканты также могут являться частью ядра креаторов. Не совпадают они со средним классом, несмотря на то что в развитых странах креаторы имеют доход выше среднего.

Вместе с тем и во власти есть понимание, что инновации в любой сфере – важная часть современной экономики. Ничем другим нельзя объяснить создание технопарка Alatau, запущенного по примеру российского «Сколково», который, в свою очередь, был создан по подобию Кремниевой долины в США. Однако ни наш, ни российский парк серьезных результатов не дали.

Конкурентоспособные идеи реализуются только в тех странах, где есть соответствующая финансовая, технологическая и потребительская инфраструктура. Поэтому, скажем, изобретательница кольца для экспресс-диагностики венерических заболеваний казахстанка Дамель Мектебаева будет запускать производство не в Казахстане – технологией заинтересовались две крупные компании в Кремниевой долине, а компанию Рустема Акишбекова Robo Wunderkind, которая создает роботов, заметил американский венчурный фонд. То же происходит и в других странах СНГ. Создатель мессенджера WhatsApp украинец Ян Кум и автор популярного в мире приложения для создания заметок Evernote Степан Пачиков давно уехали в США, где их проекты «выстрелили». И это происходит не только в мире IT. Директор Almaty Design School Диас Мурзабеков рассказал о своей подруге, которая по образовательной программе «Болашак» окончила за рубежом трехлетнюю магистратуру по сценическому дизайну: «Она работает в трех театрах, однако близка к тому, чтобы уволиться и поискать работу за рубежом. По ее собственному признанию, ей не нравится та рутина, которой приходится заниматься. Для реализации всех ее идей нет ни финансирования, ни желания режиссера, ни интереса актеров – приходится преодолевать огромное количество препятствий, которых быть, как кажется, не должно».

Есть мнение, что креативный кластер можно развить сверху, то есть, создав соответствующее правовое, инфраструктурное поле. Так полагает, скажем, автор проекта о культуре Artinfo.kz Мансур Смагамбетов. Изучая нормативные правовые акты, он пришел к выводу, что в Казахстане творчество и индустрия – понятия на законодательном уровне далеко не родственные и существующие в разных плоскостях. «Индустрия пока является олицетворением экономического успеха страны, а культура и творчество являются теми опорами, на которых строится духовность нации, внутриполитическая стабильность и преемственность  историко-культурного наследия. Цели культурной политики весьма благородные, они и не должны опускаться до «меркантильных» интересов. Скорее бизнес и экономическая политика должны двигаться в направлении культуры и учитывать роль творческого капитала с точки зрения повышения конкурентоспособности», – полагает г-н Смагамбетов. Однако с этим утверждением сложно согласиться – креативный класс развивается не тогда, когда есть надлежащее правовое и финансовое регулирование, а когда для этого есть объективные экономические причины. Мы уже отметили, что креаторы могут хорошо себя чувствовать только в той среде, в какой был рожден этот феномен, то есть в постиндустриальном обществе.

Вот один из ярких примеров – промышленный дизайн. Все эксперты, к которым мы обращались, отметили, что его в Казахстане нет. Предпринимательница Анастасия Гончарова отметила его полную неконкурентоспособность даже на уровне региона: «Большинство наших дизайнеров оторваны от рынка, они работают по принципу «я художник, я так вижу», и если их работы не нравятся клиенту, то, по их мнению, это заказчик виноват. Но мало кто задумывается, что промдизайн – это полуинженерная отрасль. Творчества тут – не больше 20 процентов, а все остальное – исследования, работа с инженером, конструктором, технологом, материаловедом». Дизайнер и художница Зоя Фалькова, правда, делает поправку – промышленного дизайна нет не потому, что отсутствуют кадры, а потому, что нет промышленности, которую бы они обслуживали. «Я не могу предложить что-то сложнее, чем то, что можно вырезать плоттером из фанеры или свалять из войлока в стиральной машине. Если я что-то придумаю чуть более сложное, то для его производства нужно делать заказ в Китае. А для этого придется оформлять партию, а это, в свою очередь, уже требует вложений», – отмечает собеседница. Если говорить об Алматы, то фактически единственными, кого можно назвать производственниками, так это студию NB! Тимура Актаева и компанию «Вишневый папа» Чингиза Шакурова. Все остальные делают какие-то штучные вещи, ни у кого нет производственной линейки или склада, где хранился бы товар. Главный вывод здесь – промдизайнеры не могут работать в полную мощность, когда нет спроса в экономике, нет промышленности, которая нуждалась бы в их услугах.

Тем не менее, как уже становится понятно, в Казахстане есть если не класс, то отдельные креаторы. И нынешний кризис для них – действительно большой вызов. Находясь не в своей экономической формации, у них есть не так много выходов – работать в качестве фрилансеров для зарубежных компаний или пытаться реализовать свой потенциал в своей стране.

Автор студии NB! промдизайнер Тимур Актаев полагает, что текущие сложности в экономике – это не кризис рынка, а кризис в головах. Он отмечает, что в «нефтяные» годы и российские, и казахстанские дизайнеры очень расслабились – можно было не искать клиента, но так или иначе получать заказ. «Сейчас действительно пришло время для работы – мы наконец-то приходим домой усталыми, мы сами ищем клиентов, предлагая новые и качественные виды услуг. Сейчас наконец мы задумаемся о том, как экспортировать свою продукцию. Если раньше речь шла о европейском качестве при импорте, то теперь следует задумываться об аналогичном качестве при экспорте. Мне кажется, что для многих дизайнеров Казахстана примером теперь является Кыргызстан – в условиях, когда в стране нет легких денег, появляются экспортоориентированные фирмы, например, компания «Тумар», – отмечает Тимур Актаев.

С ним соглашается и Диас Мурзабеков, отмечая, что еще десять лет назад кыргызские дизайнеры делали более интересные вещи, например, в плане сувениров, нежели сейчас в Казахстане. «Если говорить о креативном классе, то я считаю нужным его разделять. Есть инновационные, но ремесленники, они выживут. Но если говорить о тех, кто создает смыслы на высоких уровнях, о настоящем искусстве, то вот им как никогда нужна поддержка. Во все времена высокое искусство существовало за счет меценатов – от семьи Медичи в эпоху Возрождения до крупных промышленников в дореволюционной России. В СССР таким меценатом стало государство. Сейчас же чиновники пытаются перевести творческие коллективы на самоокупаемость. Это убьет искусство», – уверен г-н Мурзабеков.

Действительно, среди креаторов можно выделять очень разные группы, и кризис они переживают по-разному. Скажем, по мнению Тимура Актаева, тяжелее всего сейчас театральным труппам и тем, кто проводит исследования в области искусства. Зоя Фалькова полагает, что самые непростые времена наступили для архитектурных бюро, которые связаны с выполнением сложных проектов, с  привлечением большого числа подрядчиков. Сама Зоя Фалькова, являясь фрилансером, отмечает, что ей кризис пошел на пользу: «Поскольку компании начали экономить, они ушли от крупных сетевых агентств и обратились к таким одиночкам, как я». Есть даже художники, которых кормит их искусство, но к ним по большей части относят тех художников, которые сделали себе имя в 1990-е в рамках Центра современного искусства под руководством Валерии Ибраевой.

Если говорить о людях, работающих с текстом, то и тут наблюдаются определенные изменения. Две наши знакомые журналистки независимо друг от друга решили в кризис поменять направление своей деятельности. Одна прошла курсы интернет-маркетинга, а другая начала изучать язык html, чтобы научиться верстать сайты. Наверное, одним из преимуществ креаторов, которое помогает им приспосабливаться к изменениям на рынке, – это гибкость. По словам Диаса Мурзабекова, и он по своей школе отмечает, что люди стараются подстраиваться под требования рынка. «В Almaty Design School учатся люди, которые пришли из самых разных отраслей. Есть финансистка, которая долго работала в крупной компании, а теперь дала себе год для того, чтобы найти себя в творчестве. Другая ученица ушла из НПО, есть представители иных профессий. Мне кажется, что такие школы могли бы не только дать возможность поменять профессию, но и создать качественный досуг. Посмотрите, все торговые центры битком забиты, но это происходит лишь оттого, что людям некуда идти», – говорит г-н Мурзабеков.

Следует отметить и еще один тренд. Трудно сказать, что он вызван именно кризисом, но по времени он с ним совпал. Именно с  2014 года стали появляться площадки, на которых так называемая креативная тусовка может не только общаться, но и зарабатывать. Если говорить о появившихся хабах, связывающих креативных людей, то это появление встреч Urban Talks, которые проводят урбанисты и архитекторы, это открытие магазина Experimentarium, где не только реализуют товары местных дизайнеров, но и имеется дополнительная возможность для общения. Существует интерактивная галерея Space Multimedia, при которой есть курсы по истории искусства. Появилось SIGS Space, а также было объявлено об инвестировании денег в создание на месте бывшего завода имени Кирова креативного пространства «Контркультура». Интересный пример – мастерская «Шебер», расположившаяся в недавно сданном в эксплуатацию многоэтажном доме, который заселен не до конца. Тимур Актаев предложил хозяевам пустующих квартир в счет уплаты коммунальных услуг пустить художников, дизайнеров и ремесленников. Сейчас в трех квартирах разместилась примерно дюжина мини-цехов.

Это достаточно интересный процесс – кризис для представителей креативного класса если не всего Казахстана, то как минимум Алматы стал серьезным вызовом, на который они пытаются отвечать в меру своих возможностей. И уже отмеченная тенденция к коллаборации, общению является одним из результатов. Однако следует признать, что как такового класса креативщиков в стране нет. Но есть люди, способные создавать дополнительную эмоциональную, смысловую или эстетическую стоимость. Пока этого, видимо, достаточно и обществу и им самим.