Двадцать лет назад мы были не самой развитой из провинций огромной империи со сложным межнациональным составом и значительным числом проблем, как реальных, так и гипотетически возможных. Среди последних были те же самые ситуации, с которыми столкнулись многие из бывших республик СССР. До сих пор их жизнь отравляют последствия старых конфликтов (в основном на межнациональной почве), которые имели место в начале 90-х годов. Это и карабахская проблема в отношениях Азербайджана и Армении, конфликт вокруг Приднестровья в Молдавии, Абхазия и Южная Осетия в Грузии. Еще можно вспомнить гражданскую войну в Таджикистане.
Все эти конфликты были прямым следствием процессов политической либерализации, которые разворачивались в СССР на закате его деятельности и к которым многие из новых независимых государств оказались просто не готовы. При этом Казахстан считался в конце 80-х – начале 90-х самым слабым звеном среди всех республик бывшего СССР. Мало кто верил, что наша страна сможет не только пройти без конфликтов период первоначального государственного строительства, но и выбрать, возможно, единственно верный путь, обеспечивающий не просто выживание, но и развитие.
Существовала ведь и радикальной политике либерализации альтернатива, которую в итоге реализовали в Узбекистане и Туркменистане. Столкнувшись с угрозой неконтролируемого развития ситуации, особенно в связи с появлением радикальных исламистов, власти этих стран установили тотальный контроль одновременно и над экономикой, и над политикой. Это в какой-то мере позволило им решить тактические вопросы обеспечения безопасности, но привело к стагнации в развитии экономики и общества. Аналогичную модель реализовала и Беларусь.
Таким образом, в начале 90-х были две основные тенденции, типичные для бывших республик СССР. Либо развитие неконтролируемых процессов либерализации с непредсказуемыми последствиями, либо жесткий контроль над обществом и экономикой. Казахстан выбрал третий путь, своего рода золотую середину. С одной стороны, мы несколько ограничили процессы политической либерализации, но с другой – провели весьма радикальные, иначе говоря «шоковые», рыночные реформы, каких не было даже в России.
И здесь нельзя не отметить роль личности в истории, потому что выбрать такой вариант развития для страны, делающей первые шаги на пути государственного строительства и особенно в ситуации, когда этот вариант критикуют со всех сторон, – огромная ответственность. Сегодня даже самые ярые критики Нурсултана Назарбаева признают, что для ситуации, сложившейся в те годы, это было, возможно, единственно верное решение. Но это сейчас понятно, что именно такой путь обеспечил успешное развитие и адаптацию к условиям мировой экономической системы таких социалистических стран, как Китай и Вьетнам. В начале 90-х это было еще совсем не очевидно. Да, уже было известно об успешном опыте Сингапура, Тайваня, Малайзии, Южной Кореи (ныне это называют азиатским путем модернизации), но до 1991 года никогда еще не происходило трансформации бывших социалистических стран в капиталистические. По сути, Казахстан шел по этому пути параллельно с Китаем и Вьетнамом.
И это сейчас есть теория, объясняющая плюсы и минусы трансформации, а тогда были только интуиция и политическая воля Президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. И лучше сейчас не представлять (даже гипотетически), что было бы, если бы в начале 90-х у власти находился бы хороший советский хозяйственник (выходец, например, из Госплана) или романтичный поэт-националист, как это имеет место быть в других постсоветских республиках.
А ведь нам нужно было изменить не просто экономику, но и структуру организации общества, чтобы вместо безликих колхозов и совхозов появилась масса мелких собственников и на селе сформировалась естественная вертикаль из кулаков, середняков и, увы, бедняков. Да, в результате пострадало крупнотоварное производство, но это окупается тем, что активная часть населения, составляющая мелкобуржуазную среду, стала чувствовать себя гораздо увереннее.
Теперь нет прежней социалистической уравниловки, но есть вполне живое село с энергичным населением, чего нет в современной России, где до сих пор кое-где сохранились совхозы. И при этом мы все равно собираем каждый год среднегодовой советский урожай зерна в 13–17 млн. тонн, не считая, конечно, нынешнего рекордного урожая. Но делаем это с 16 млн. га пашни, а не с 25 млн., как это было в бытность СССР.
И как итог – Казахстан за 20 лет сумел сделать гигантский шаг вперед, избежав всех потенциально возможных конфликтов. При этом его развитие опирается на самую серьезную поддержку консервативной части общества, которой есть что терять и которая не хочет рисковать своим нынешним положением ради гипотетических, но, по его мнению, потенциально опасных идей радикальных либералов и националистов, даже если те пытаются играть на его ностальгии по Советскому Союзу.
Последнее обстоятельство очень важно, потому что спустя 20 лет времена Союза все больше обрастают мифами и легендами, что вполне естественно. Точно так же во времена позднего СССР мифами обрастали времена дореволюционной Российской империи.
Самый главный миф связан с тем, что социалистический Казахстан был дотационной республикой. В принципе формально именно так и было, но в республиканский баланс не входили те предприятия, которые проходили по линии союзных министерств. А это – промышленные и добывающие предприятия Казахстана (нефть, газ, уран, цветная и черная металлургия). В этом смысле Казахстан и Россия объективно выиграли от разделения народнохозяйственного комплекса бывшего СССР. Но выиграть мало, надо уметь воспользоваться, а лучше всего это делать в стабильном государстве с сильной вертикалью власти, развивающемся по пути азиатской модернизации.
Султан Акимбеков,
директор Центра политического анализа и PR
"Казахстанская правда", 4 ноября 2011