Евгений Пастухов
Ровно год назад неожиданно и пугающе забурлила политическая жизнь государств так называемого Большого Ближнего Востока. Массовые протесты практически одновременно охватили страны Северной Африки, Персидского залива, а также Иорданию, Сирию и Йемен. Все выглядело так, что либеральные силы арабского общества выступили против авторитарных властей. Кое-где это даже привело к смене многолетних режимов. Больше того, уже очевидно, что за прошедший год стремительно изменился социально-политический и геополитический ландшафт Ближнего Востока. Между тем многие вопросы по-прежнему остаются без ответов. Что именно послужило причиной бурных и неоднозначных событий «арабской весны»? Было ли это революцией? Почему общественный протест принял именно такую форму и именно зимой 2011 года? Какую роль в событиях сыграли внешние силы? Почему на парламентских выборах сторонники радикальных религиозных организаций повсеместно потеснили либерал-демократов и почему Запад не боится прихода к власти исламистов? И, наконец, накроет ли волна «арабской весны» соседние с неспокойным Ближневосточным регионом государства?
Основной движущей силой «арабской весны» принято считать недовольство населения социально-экономическим положением в арабских государствах. К концу 2010 года оно заметно ухудшилось на фоне глобального финансового кризиса. Демонстранты, которые ровно год назад вышли на улицы ближневосточных столиц, требовали от властей сократить безработицу, остановить рост цен на товары первой необходимости, социальное расслоение и коррупцию. Однако экономические требования быстро уступили место политическим. Арабские либералы, молодежь, получившая хорошее образование и знакомая с современными информационными технологиями, выступили за перемены и демократические реформы. Давление общественных слоев, поддержанное странами Запада и влиятельными в мусульманском мире Саудовской Аравией и Катаром, привело к смене, казалось бы, крепко стоявших на ногах старых режимов в Тунисе, Египте, Ливии и Йемене. В настоящее время руководство Сирии испытывает серьезные трудности с вооруженной оппозицией, получающей моральную и, возможно, даже материальную поддержку со стороны все тех же США, Евросоюза и монархий Персидского залива.
Между тем в результате первых попыток общественно-политической либерализации арабских государств на главные роли в их политической жизни вполне ожидаемо вышли прежде запрещенные, но сегодня получившие легитимность религиозные партии. В октябре прошлого года на парламентских выборах в Тунисе уверенно победила исламская партия «Ан-Нахда» («Возрождение»), заняв 89 из 217 депутатских кресел. Премьер-министром страны стал генеральный секретарь «Ан-Нахды» Х. Джебали, который во время правления Бен Али провел 15 лет в тюрьме за принадлежность к незаконной религиозной организации. Посты глав министерств иностранных дел и юстиции Туниса также отошли членам «Ан-Нахды».
Еще больший успех сопутствовал религиозным организациям Египта. В январе 2012 года по итогам двухэтапных парламентских выборов лидером стала Партия свободы и справедливости (ПСС) – политическое крыло радикального движения «Братья-мусульмане». ПСС контролирует 230 из 498 парламентских мест. Одновременно более радикальная религиозная партия салафитов «Ан-Нур» завоевала второе место, получив 96 мест по партийным спискам. Для сравнения, либеральная партия Египта «Аль-Вафд» и светский блок «Аль-Кутля» имеют соответственно 36 и 33 депутатских мандата.
В Ливии и Йемене с уходом прежнего руководства также усиливают свои позиции представители радикальных религиозных организаций. Члены переходного национального правительства, свергнувшего Каддафи, высказываются о необходимости введения в стране шариата, а в Йемене вооруженные отряды, противостоящие ушедшему в отставку президенту Салеху, не скрывают симпатий к международной террористической группировке «Аль-Каида».
Интересно также и то, что сторонники политического ислама продемонстрировали возросшее влияние в таких государствах, как Марокко и Кувейт. Победившая на парламентских выборах в Марокко религиозная Партия справедливости и развития сформировала свое правительство и контролирует ключевые посты министров иностранных дел, внутренних дел и юстиции. Их единомышленники одержали крупную победу в Кувейте, где, согласно официальным данным, завоевали 34 из 50 депутатских кресел. При этом количество либералов в кувейтском законодательном собрании сократилось с пяти до двух.
Таким образом, одним из важнейших последствий «арабской весны» уже можно назвать приход к власти в ряде арабских стран радикальных религиозных сил. При этом попытки их представителей получить доминирующее положение в политической жизни страны становятся серьезным вызовом для светских кругов этих обществ и религиозных меньшинств. К примеру, представители египетской салафитской партии «Ан-Нур» уже заявили о необходимости отказа от светского характера страны, а также предложили ввести подушный налог (джизью), взимаемый со всех египетских граждан-немусульман. Введение данного налога воспринимается инициаторами как естественный шаг на пути создания нового законодательства, опирающегося на исламское право.
Для Запада и Израиля усиление позиций радикалов в арабском обществе тоже выглядит серьезной проблемой. Победа египетской ПСС, похоже, ставит под сомнение выполнение мирных договоров Египта с Израилем. Лидеры политического крыла «Братьев-мусульман» уже заявили о намерении провести референдум об отмене кэмп-дэвидских соглашений, ставших основой мирных договоренностей между Каиром и Тель-Авивом в 1979 году.
Также остается неясной судьба дальнейших отношений некоторых арабских стран с государствами Европы и США. По всей вероятности, теперь Западу придется выстраивать новую модель взаимоотношений с мусульманским миром в целом. Хотя прежде всего, несомненно, речь идет о тех странах, где система управления и внешнеполитические ведомства перешли под непосредственный контроль исламских партий.
Данная ситуация на первый взгляд крайне невыгодна для Запада. Как, впрочем, и сама смена традиционных режимов в Египте, Тунисе, Ливии, где Каддафи в последние годы старательно избавлялся от негативного имиджа «террориста номер один». Однако если США и Евросоюз поддержали арабскую оппозицию, сделав ставку на либерализацию государств, то, судя по всему, игра стоила свеч. Вполне возможно, что все существующие риски, связанные с приходом к власти в результате демократических выборов религиозных партий, вполне оправдывали возможные в дальнейшем преимущества.
Безусловно, на Западе понимали, что в случае общественно-политической либерализации арабских стран на политическую арену могут выйти религиозные организации. За годы, проведенные в подполье, они сумели построить разветвленную гуманитарную и экономическую инфраструктуру, заручиться поддержкой огромной массы населения. Именно отличная организация и обширная социальная база гарантировали успех религиозным партиям на честных и свободных выборах в Египте и Тунисе. Опыт Алжира в 1991 году показывает, что приход к власти сторонников политического ислама всегда выглядит как лучшая альтернатива неспособному и неэффективному светскому правительству. Очевидно, что власти Египта, Туниса и многих других арабских государств к 2011 году во многом исчерпали потенциальные возможности по дальнейшему социально-экономическому развитию, не смогли предложить устраивающий большинство населения вектор дальнейшей социально-экономической и политической модернизации. Внутри практически всех арабских государств созрели предпосылки к форсированным социально-экономическим и/или политическим преобразованиям. Неудивительно, что протестное движение охватило не только жителей бедных Йемена или Ливии, но также вполне благополучных Туниса, Египта и успешных Кувейта, Саудовской Аравии и Бахрейна.
Теперь религиозные партии в светских арабских республиках Северной Африки так или иначе будут определять основные направления общественного и государственного развития, а также отношения с западным миром. И все это благодаря Западу, поддержавшему противников египетского, тунисского, ливийского, а теперь и сирийского режимов. Поэтому главный вопрос текущего момента звучит так: почему Запад согласился с усилением политической роли исламистов и роста их влияния в ключевых для себя арабских странах? И это при том, что в последние годы политический ислам и религиозный экстремизм рассматривались Вашингтоном и его европейскими и ближневосточными союзниками в качестве самой серьезной угрозы безопасности.
Продолжение статьи будет опубликовано позже
публикация из журнала "Центр Азии"
февраль/март 2012
№1-4 (59-62)