Султан Акимбеков
Либеральное планирование в Казахстане
Без всякого сомнения, трагические события в Жанаозене, помимо того, что стали шоком для населения всего Казахстана, сделали весьма актуальным вопрос об общественно-политических настроениях жителей Западного Казахстана. Речь, конечно, еще не идет ни о каком региональном сепаратизме, но очевидно, что общее недовольство ситуацией в данном регионе весьма велико и никто на самом деле не анализировал, что думают здесь даже не о жанаозенских событиях, а вообще о ситуации в Казахстане в целом.
В принципе более детальное рассмотрение взглядов и позиций граждан Казахстана, динамика их изменений в зависимости от складывающейся ситуации, является ключевым условием при любых дискуссиях о перспективах либерализации. Хотя, безусловно, будут правы и те, кто утверждает, что невозможно понять настроений граждан, не дав им возможность пройти через систему конкурентной политической борьбы. Тогда теоретически должно быть понятно, какая политическая программа пользуется поддержкой избирателей, а опросы общественного мнения детально расскажут о настроениях граждан.
При этом объективно с общими настроениями граждан по ключевым вопросам можно в принципе разобраться и сегодня, без опросов и политических баталий, потому что по большому счету все самые важные вопросы уже когда-либо проговаривались в нашем интеллектуальном сообществе. Если мы вдруг начнем завтра процессы либерализации, то обществу придется иметь дело с аргументацией, уже хорошо известной нынешним казахстанским интеллектуалам. Она просто выйдет из тени на свет, попадет на экраны телевизоров и многократно усилит эффект влияния на жизнь общества.
И вот здесь у нас все очень непросто. Начнем с общеизвестного факта, что у нас в политическом пространстве практически нет четкой ориентации по идеологическим предпочтениям. Поэтому партия «Нур Отан» у нас в общем смысле занимает центристские позиции без уточнения конкретных деталей, народные коммунисты Косырева условно занимают умеренно левый политический спектр, а акжоловцы Азата Перуашева – условно правый.
В оппозиционном лагере либералы из «Азата» объединяются с социал-демократами, которые условно занимают умеренные левоцентристские традиции, все вместе они поддерживают национал-патриотов. Представители обычной компартии Газиза Алдамжарова/Серикболсына Абдильдина объединяются с незарегистрированной партией «Алга», у которой нет четкой идеологической идентификации, кроме того, что она связана с опальным олигархом Мухтаром Аблязовым. При этом коммунисты опять же поддерживают национал-патриотов, в то время как «Алга» занимает по этому вопросу сдержанную позицию.
Приведенное здесь повторение всем известной расстановки партийно-политических сил сделано только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что в случае даже частичной либерализации весь этот идеологический беспорядок будет представлен вниманию потенциального казахстанского избирателя. Причем все идеологические различия между партиями носят весьма условный характер. Никто, по большому счету, не занимается детальной проработкой возможной реакции на потенциально сложные вопросы в соответствии с собственной идеологической платформой. В то время как проблемы, которые волнуют общество, весьма конкретны по своему содержанию.
Из всех идеологических направлений в Казахстане последовательны только весьма немногочисленные классические либералы и гораздо более многочисленные националисты с разных сторон. С либералами все понятно, они не сомневаются в абсолютности демократических прав, свобод и связанных с ними процедур. Они видят неэффективность власти, коррупцию и полагают, что включение в политические процессы населения автоматически решит, если не все вопросы, то большую их часть. Но таковых либералов у нас, собственно, не так много.
Пожалуй, это Сергей Дуванов, Евгений Жовтис и их менее известные сторонники. К ним примыкают правозащитные организации. И что показательно, они в целом критически относятся к российским властям. И это понятно – классические либералы и правозащитники в той же России всегда ближе к Западу. За что в Москве их называют «наймитами» и обвиняют в том, что они ходят на приемы в американское посольство. Для нас же это неактуально, потому что социальная база классических либералов у нас очень незначительна.
В России либералы – это действительно массовая социальная прослойка населения, которая в лучшие годы известной партии Союз правых сил (СПС) была способна собрать до 10 процентов голосов населения. Последние президентские выборы показали, что позиционировавший себя либеральным кандидатом олигарх Михаил Прохоров собрал 8 процентов голосов, а в Москве до 30 проц. Наши либералы столько собрать не смогут. Во-первых, потому что Алматы – это единственное место в Казахстане, где есть хоть немного электората, похожего на московский либеральный. Причем парадокс заключается в том, что казахстанские либералы являются последовательными критиками наших властей, они критически наблюдают за деятельностью государственных органов и создают соответствующее информационное сопровождение для возможностей внешнего давления на Астану, а вот московским либералам напротив Казахстан нравится. Они, наоборот, часто используют наш пример как более удачный по сравнению с российской властью. Но здесь у каждого своя боль. Во-вторых, потому, что их не поддержит русское население.
Последнее обстоятельство очень важно. Потому что, несмотря на все миграции и снижение общей численности вследствие низкой рождаемости, русское население, а в более широком смысле «европейское», так в Казахстане называют выходцев из разных народов бывшего СССР, которые объединены русской культурной средой, тем не менее составляет внушительную долю электората.
Арифметика здесь простая. Даже если согласиться с результатами последней переписи, к которым некоторые представители русских и, в частности, уйгурских организаций относятся критически, все равно неказахское население составляет 6,5 млн. человек, из них по меньшей мере 4,5–4,7 млн. относятся к «европейскому» населению (русские, украинцы, белорусы, немцы, поляки, мордва, часть татар и другие). При этом возрастная структура «европейского» населения на схеме напоминает перевернутую пирамиду, где в основании очень мало детей, а наверху гораздо больше лиц старших возрастов. Структура же казахского населения, а также уйгурского и узбекского, выглядит как классическая пирамида, что обеспечивается высокой рождаемостью. Поэтому «европейцев» больше среди лиц старших возрастов, особенно пенсионеров Казахстана.
Следовательно, из условно 4,5 млн. казахстанских «европейцев» голосовать могут как минимум 3 млн., а может, и больше. При этом старшие поколения наиболее дисциплинированы и всегда ходят на выборы. Из 10 млн. казахов голосовать имеют право примерно 6 млн., что связано с более высокой рождаемостью последних лет. Уровень электоральной дисциплины, особенно среди только что приехавших в город сельских жителей, не слишком высок. Поэтому в связи с тем, что в Казахстане 9 с лишним миллионов избирателей, при средней явке в 60 процентов, 2–2,5 млн. «европейских» избирателей имеют потенциально особенно большое значение. Правда, данная ситуация по естественным причинам будет меняться с течением времени.
Сегодня все они наряду с консервативным казахским населением голосуют за «Нур Отан». Однако в случае либерализации им придется решать за кого голосовать, причем делать это под серьезным идеологическим давлением. Конечно, сегодня нельзя говорить об их предпочтениях, но важно отметить, что одним из главных приоритетов «европейского» населения является сближение Казахстана с Россией. Естественно, что либералы, которые придерживаются прозападной позиции, не могут отвечать их интересам.
Точно так же они не будут поддерживать радикальных русских националистов с их жесткими призывами, потому что им более привычна многонациональная среда обитания, и они по вполне понятным причинам склонны проявлять осторожность при открытом обсуждении национальных вопросов. Поэтому, кстати, их электоральное поведение будет отличаться по направлению от более казахских регионов к более русским. Например, маловероятно, что «европейское» население юга Казахстана, его запада и части центральных и восточных районов поддержит лозунги к отделению части северо-восточных регионов от Казахстана, например, Усть-Каменогорска. Потому что это неизбежно ухудшит положение тех, кто остался, их станет еще меньше.
«Европейское» население Казахстана в своем большинстве склонно поддерживать риторику сильной центральной власти России. Этот феномен был хорошо описан в книге французских исследователей Марлен Ларуэль и Себастьяна Пейруза «Русский вопрос» в независимом Казахстане: история, политика и идентичность». Для него свойственна ностальгия по потерянному великому государству. Французские исследователи провели интересную параллель с французскими поселенцами в Алжире, которые также были настроены менее либерально, чем население метрополии, более решительны в поддержке того, что условно называется «имперской идеологией». Характерно, что интеллектуальная часть «европейского» населения в Казахстане – журналисты, аналитики ближе к данной позиции, чем обычное население, которому пока не пришлось задумываться по этому вопросу. Идеологически «европейская» интеллигенция в Казахстане близка к российским сторонникам сильного государства и весьма критично настроена против Запада.
Весьма показательна их реакция на внешнеполитические события. Например, в своем большинстве они поддержали российскую позицию по Югославии в 1999 году. Во время августовской войны 2008 года, когда Грузия напала на Южную Осетию, однозначно встали на российскую сторону и в целом не приняли позицию Казахстана, который отказался признавать независимость Абхазии и Южной Осетии. Им свойственна тенденция выражать несогласие с многовекторной политикой Казахстана.
Важно также подчеркнуть, что в общественно-политическом пространстве Казахстана обычно весьма активно присутствуют еще и российские журналисты и аналитики как раз из числа «государственников» и «почвенников». Их мнение тиражируется в главных русскоязычных газетах, особенно в последнее время, они пытаются влиять на настроения общественности и государства в соответствующем русле. В первую очередь их не устраивает многовекторная политика Казахстана, они все время призывают определиться, в целом они весьма критично настроены к возможностям проведения независимой политики центральноазиатскими государствами. Сегодня это не имеет особого значения, но при либерализации такие установки станут серьезным фактором внутриполитической жизни.
Действительно, существует список тем, которые сегодня практически не требуют от государства согласования с общественностью. Например, посылать казахстанский взвод в Афганистан или нет, нужно ли включать Иран в ШОС или нет, нужно ли выступать вместе с Россией, Китаем против резолюции по Сирии или опять же нет. Что делать с Транскаспийским газопроводом, поддерживать его строительство, если учесть, что против категорически выступает Москва, или нет. Эти темы можно продолжить. При либерализации это станет темой обсуждения в предвыборной политике и каждодневной политической практике.
Но более важно, что существует целый список тем, которые никак не проговорены в казахстанском общественном пространстве, вернее о них, конечно, упоминали, но здесь нет ни намека на какое-либо нахождение межобщинного консенсуса. В основном это проблемы исторического плана – ретроспектива отношений с Россией. Здесь и общая проблематика, связанная с нахождением казахских земель в составе Российской империи, потом Советского Союза. Еще есть проблема цивилизаторской миссии России в Азии, то есть, как оценивать результаты модернизации жизни традиционного казахского общества за прошедшие по крайней мере сто лет.
Далее идет целый комплекс более частных, но не менее важных проблем. Здесь и русификация части казахского населения, а также вопрос о том, может ли политика по изъятию земель у казахов, у которых как известно не было института частной собственности на землю, считаться колониальными захватами. Очень сложная проблема связана с восстанием 1916 года, голодом конца 1920-х годов, а также во многом спровоцировавшей его политикой насильственной седентеризации (оседания на землю) казахского населения.
Список тем можно продолжить, но главное заключается в том, что в случае либерализации все они станут предметом общественной дискуссии и важным фактором консолидации основных общин Казахстана по этническому признаку. Потому что очень трудно и почти невозможно выработать общий подход по ключевым вопросам. Во многом это связано еще и с тем, что современная Россия не готова обсуждать эти вопросы, она достаточно бескомпромиссно стоит на своих позициях.
Ее концепция строительства и восстановления мощи сильного государства опирается на исторические основания, на преемственность по отношению к Российской империи и Советскому Союзу как «большой России». Достаточно вспомнить, как в позапрошлом году, когда киргизский парламент на демократической волне принял решение о восстании 1916 года, это вызвало жесткую реакцию российского МИДа. В заявлении последнего указывалось, что подавление восстания по нормам того времени было оправданным, потому что восставшие выступили против решения юридически законной на тот момент власти в военной обстановке.
В контексте данной статьи о перспективах либерализации не принципиально, какая именно из этих позиций правильная. Важно другое, что в случае начала либерализации существующие исходные идеологические установки делают практически неизбежным взаимное непонимание казахской и условно «европейской» общин. А жесткость суждений в ходе любой дискуссии, которая будет обеспечена националистами с обеих сторон, не оставляет надежды на то, что возможна обычная для Европы их маргинализация по крайним флангам политического спектра. Это во Франции националисты из «Национального фронта» Мари Ле Пен гарантированно получат свои 15–18 процентов, не больше. У нас будет все наоборот, националисты оттеснят умеренные партии, сделают их маргинальными, а у обычных людей не останется выбора.
Собственно, в связи с этим весьма парадоксально выглядит наличие среди казахских национал-патриотов либерально настроенных политиков. Вопрос здесь не в том, что национализм и либерализм как-то не очень соответствуют друг другу. Парадокс в том, что их призыв к либерализации во многом связан с тем, чтобы добиться более активного участия государства в решении острых национальных проблем. Они полагают, что государство проводит слишком мягкую политику в этом вопросе. Однако либерализация приведет к тому, что после неизбежно жестких дискуссий по указанным выше темам, а также многим другим, в Мажилисе, а также в городских и региональных маслихатах окажется много сторонников жестких мер, представляющих интересы своих консолидированных этнических общин в том числе «европейских». А здесь вопросы будут ставиться очень жестко, что неизбежно приведет к конфронтации, а, значит, ослабит позиции государства. Зачем это нужно национал-либералам совершенно не понятно.
Кроме того, нельзя не отметить, что либерализация неизбежно вызовет рост регионализации. Это в соседней Киргизии два основных региона – север и юг. В Казахстане таких регионов очень много. Более того, фактор ливийской Киренаики говорит о том, что среди тем, которые будут подниматься неизбежно, встанет вопрос о перераспределении доходов от эксплуатации природных ресурсов.
Любая открытая дискуссия приведет к активизации общественных настроений и ее представителей, которые будут говорить о том, что центральные власти забирают слишком много. Киренаика это не частный случай. Можно вспомнить газодобывающий регион Санта-Крус в Боливии, который ведет борьбу против центрального правительства за большее участие в доходах. Таких примеров очень много в Африке и Азии. Здесь главная проблема связана с тем, что в результате ожесточенной борьбы региональных элит ослабевают уже существующие государственные институты, а новых – западного типа не создается.
Классическим примером служит соседняя Киргизия. В Ошской области назначенным губернатором является Мелис Мырзакматов, человек с неоднозначной репутацией, которого обвиняли в причастности к трагическим Ошским событиям 2010 года. Центральные власти не могли снять его при Розе Отунбаевой, не могут они это сделать и сейчас. На последних выборах в местный совет созданное им движение набрало большую часть голосов избирателей. И действительно, что теперь делать властям в Бишкеке, посылать войска или сделать вид, что ничего не происходит?
Конечно, в ответ можно возразить, что региональные выборы помогут решить проблему. Однако здесь вопрос в том, что проведение таких выборов в большей части регионов Казахстана имеет вполне предсказуемый результат. Чтобы победить на открытых выборах в Атырау или Актау, надо иметь поддержку основных кланов, опирающихся на общинную солидарность тех или иных традиционных родов, и использовать риторику против центральных властей, за большее перераспределение доходов в пользу данного региона. Конечно, можно говорить, что родов в классическом понимании в казахском обществе не существует. Это так, седентеризация разрушила их структуру. Но на уровне патрон-клиентских групп, тесно связанных с большими семейными кланами, идентификация по родам и племенам сохраняется. Пример Киргизии показывает, что восстановление прежних связей быстрее всего происходит как раз в условиях либерализации и начала открытого противостояния, борьбы конкретных интересов.
Чтобы победить в городе Усть-Каменогорске, достаточно будет использовать жесткую риторику достижения большей региональной самостоятельности, в частности в области языковой и кадровой политики. Аналогичная ситуация будет в Павлодаре, Петропавловске, Костанае. При желании любой может сформулировать сложные вопросы и представить, как они будут выглядеть в открытом обсуждении. Затем после выборов неизбежно начинаются скандалы, взаимное непризнание результатов, практически неизбежное противостояние на улицах, потому что недовольные будут всегда, причем из разных национальных общин.
И все это приведет к слабости центральных властей и органов правопорядка. Ткань централизованного государства будет неизбежно распадаться. И это самое нежелательное развитие событий для государства Казахстан и умеренного большинства его населения. В попытке ответить на вопрос – возможно ли вообще построить западное демократическое общество в восточных условиях, мне кажется, можно предложить следующий вариант ответа. В принципе можно, но это требует предварительной наладки работы соответствующих институтов. Мы же не можем опереться на британскую юридическую систему, как это сделали в Индии, Малайзии и других странах. У нас нет армии как института, способного сыграть роль фактора последней защиты интересов государства, как это было в Алжире, Турции, даже Пакистане. У нас нет системы местного самоуправления, которая теоретически должна быть в основе всей парламентской демократии. У нас нет системы западного образования, которая осталась после колониальных времен в Индии и Сингапуре. И самое главное – наши элиты недоговороспособны, хотя это был самый важный фактор демократизации в Японии или Южной Корее.
Поэтому каждый может сам попытаться ответить на этот вопрос. Но ясно одно, большая часть общества при всем недовольстве частными моментами, неэффективностью и коррупцией госаппарата, считает, что надо сохранить статус-кво и пытаться при этом проводить модернизацию. Оно опасается националистов и радикалов с обеих сторон и не хочет, чтобы его вынудили выбирать между ними.
Первая часть статьи здесь
публикация из журнала "Центр Азии"
апрель/май 2012
№5-8 (63-66)