Экономика кризиса

Булат Абдулин

Самый важный вопрос ближайшего будущего – что будет с мировой экономикой и ценами на нефть. Второй вопрос принципиально важен для Казахстана и России, как и для любых других нефтедобывающих стран. От него зависит очень многое, если не практически все.

Нефтяное ралли

Пока цены на нефть все еще очень высоки. Американская легкая нефть WTI на конец августа стоила 95 долларов за баррель, а североморская марки Brent – 112 долл. Здесь сразу надо отметить, что нынешняя ситуация с ценами в первую очередь является реакцией на продолжающийся конфликт на Ближнем Востоке. На рынок сейчас одновременно действуют два разнонаправленных фактора. С одной стороны, общее состояние слабеющей мировой экономики толкает цены на нефть вниз. С другой – напряженность на Ближнем Востоке и ожидание войны против Ирана заставляют цены идти вверх.

Поэтому в тот момент, когда ситуация на Ближнем Востоке слегка нормализуется, начинает действовать первый фактор и цены идут вниз.Так произошло весной этого года. Когда же происходит очередное обострение ситуации, то цены снова ползут вверх. Очень наглядно влияние ближневосточного кризиса видно на соотношении цены в паре WTI – Brent.

Исторически на рынке американская легкая нефть всегда была несколько дороже североморской. Если взять нынешнюю цену WTI в 95 долларов, то еще полтора года назад сорт Brent стоил бы долларов 90. Теперь же он стоит практически на 20 процентов дороже, чем WTI. Такая ситуация сложилась в прошлом году, в самый разгар конфликта вокруг Ливии. Тогда с рынка ушла ливийская нефть (1,8 млн. баррелей в день), что было весьма критично для ее главного потребителя – европейского рынка. Вследствие этого цена в Европе стала дороже цены в Америке.

Сорт Brent – это только индикатор для рынка Европы, его добыча незначительна, но важна для определения цены всех остальных сортов нефти, которые здесь котируются. Например, более тяжелый российский сорт Urals всегда стоил немного дешевле, чем Brent. То есть условные 90 долларов Brent означали бы цену в 85 долларов за Urals.

Между тем ливийский конфликт закончился, поставки нефти из этой страны вышли на уровень 1,2 млн. баррелей в день и способны достичь довоенного уровня в кратчайшие сроки. Но сразу после Ливии начались проблемы в Сирии, а затем с 1 июля 2012 года со стороны ЕС было введено нефтяное эмбарго против Ирана. И снова европейский рынок лишился как минимум 2 млн. баррелей в день, теперь уже иранской нефти. Недостающий объем был в целом компенсирован Саудовской Аравией, но общее беспокойство никуда не делось, особенно в контексте ожидания большой войны против Ирана и угрозы последнего блокировать Ормузский пролив.

В результате сохранилась разница в формировании цены на нефть в Европе и Америке, которая появилась в 2011 году во время конфликта в Ливии. Очевидно, что высокая цена за Brent, а также связанный с ней Urals, это своего рода ближневосточная премия для нефтедобывающих стран Европы, Азии и отчасти Африки.

В случае с Россией, при экспорте ею примерно 240 млн. тонн нефти, дополнительные 20–25 долларов с барреля обеспечивают лишние 33–40 млрд. долларов доходов. По итогам первого квартала 2012 года в России доходы от экспорта 59 млн. тонн нефти выросли на 22 процента при росте физических объемов на 9,4 прооц. В казахстанской ситуации, при экспорте примерно 70 млн. тонн нефти, премия экспортеров составляет около 10 млрд. долларов. Правда, разница здесь заключается в том, что у России более высокое налогообложение экспорта нефти, поэтому государство получает большую часть указанной ближневосточной премии. Обычно российские специалисты говорят о потере 1 млрд. долларов доходов для бюджета в случае падения цены на нефть в 1 доллар с барреля.

Стоит отметить, что нынешние цены на нефть оказывают косвенное влияние и на определение цены на газ. По долгосрочным контрактам, она привязана к ценам на нефть с определенным временным лагом в шесть – восемь месяцев. Так как цены на нефть, с учетом ближневосточной премии, уже очень долго находятся на высоком уровне, то Россия получает дополнительные доходы от экспорта газа. В первом квартале они увеличились в 1,3 раза.

Цена тысячи кубометров российского газа при поставке в Германию составляет сегодня 450 долларов. Для сравнения, на спотовом рынке в Европе газ стоит примерно 350 долл., еще два года назад он стоил здесь 100 долл., а в США и сегодня цена газа около 85 долл. Естественно, что в этой ситуации европейцы оказывают мощное давление на российский «Газпром» с целью получения скидок. «Газпром» сопротивляется, но на уступки постепенно идет, в этом году он уже сделал их сначала итальянцам, потом и немцам.

Очень похоже, что нынешняя цена – это максимум возможного. Потому что высокие цены на нефть и газ одновременно, повышают нагрузку на европейские расходы как государств, так и домашних хозяйств. И вопрос даже не в том, что они теперь будут разрабатывать сланцевый газ на своей территории, как это произошло в США, где происходящее назвали «сланцевой революцией». С этим как раз все непросто, в первую очередь из-за экологии вопроса. В густонаселенной Европе трудно найти такие свободные площади, как в Америке. Скорее европейцы станут активнее развивать спотовый рынок газа, где он продается свободно на основании спроса и предложения.

Если учесть, что весь сжиженный природный газ (СПГ) из Катара, Алжира и других стран, который был предназначен для рынка США, теперь перенаправлен на рынок Европы, то единственное, что сдерживает его более масштабные поставки, это недостаток терминалов для приема СПГ. Это наглядно проявилось во время последней холодной зимы, когда даже Россия была вынуждена снизить поставки газа в Европу из-за его дефицита. Поэтому сейчас в Европе строят как минимум девять таких терминалов.

Парадокс ситуации в том, что даже если Россия станет развивать свои шельфовые проекты, вроде разработки Штокмановского месторождения, в нынешней ситуации она только будет способствовать ослаблению своей позиции по долгосрочным контрактам по поставкам газа. Дело в том, что Штокман должен был производить СПГ для рынка США, теперь ему просто больше некуда его поставлять, кроме как на все тот же спотовый рынок Европы.

Так что нефтедобывающие страны могут пока наслаждаться высокими ценами на нефть и газ, но общая тенденция указывает, что надо готовиться к худшим временам. При любом развитии ситуации на Ближнем Востоке цены все равно упадут. Если начнется война против Ирана, то цены сначала поднимутся, но потом так или иначе упадут, как бы она ни закончилась. Если Иран будет разгромлен и повторит судьбу Ирака, то со временем предложение нефти из этой страны только вырастет из-за внедрения новых технологий, которых нет у современного Ирана. Кроме того, на рынок перестанет оказывать влияние ожидание войны.

Если же Иран выстоит и Запад согласится с наличием у него ядерного оружия, хотя это маловероятно, то Тегерану надо будет наращивать поставки нефти на рынок с целью компенсировать расходы и улучшить экономическую ситуацию. К тому же Тегеран будет серьезно обижен на арабских партнеров по ОПЕК, которые фактически поддерживают США в их антииранской позиции.

Но в любом случае разрешение в той или иной форме нынешнего кризиса на Ближнем Востоке уберет существующую сегодня в цене на нефть премию за ожидание кризиса. Следовательно, во-первых, WTI снова станет дороже сорта Brent. Во-вторых, возобладает доминирующая тенденция к ослаблению мировой экономики, сокращению спроса в мире и, как следствие, падения цен на сырье – от металлов до нефти, что было прямым следствием предыдущего экономического подъема.

Так или иначе, но кризис на Ближнем Востоке этой зимой все равно так или иначе закончится, и нас ждут новые вызовы. Особенность ситуации для Казахстана заключается в том, что мы должны готовиться к тяжелым временам в принципиально иных условиях, чем раньше. Если в прежние времена нас в первую очередь интересовали цены на нефть и внутренние проблемы, то теперь мы должны учитывать, как будут развиваться события у соседей по Таможенному союзу и Единому экономическому пространству.

Экономическая база для интеграции

Безусловно, экономики Казахстана и России похожи по своей структуре. И там и здесь основу экономики составляет экспорт сырья, в основном нефти. Хотя существуют и специфические отличия.

В России в структуре доходов бюджета значительную часть обеспечивает экспорт газа (до 40 процентов от нефтяных доходов). Кроме того, здесь гораздо выше уровень налогообложения нефтяной отрасли, чем в Казахстане, что обеспечивает существенную долю изъятия нефтяной ренты у производителей. Но в России выше и уровень расходов государства. Считается, что 80 процентов расходной части российского бюджета в 13 трлн. рублей составляют так называемые защищенные статьи. Соответственно у финансовых властей России практически нет пространства для маневра. Сегодня они тратят все, что обеспечивают им высокие цены на нефть.

Это довольно новая ситуация. Потому что еще год назад при министре финансов Алексее Кудрине российское правительство предпочитало сберегать лишние доходы. При нем государство меньше тратило, а больше складывало в запас. Кудрин исходил из идеи, что высокие цены на нефть – это слишком нестабильный источник доходов, и нельзя закладывать под него высокие расходы. Кроме того, лишние траты со стороны государства несут за собой риск инфляции. Примерно такой же линии придерживаются и в Казахстане.

Правда, не все с этим согласны. Многие считают, что государство, напротив, должно больше тратить, тем самым создавая дополнительный спрос на товары и услуги, что стимулирует их производство. Такой концепции придерживаются не только политики-популисты левой ориентации, которые всегда недовольны излишне консервативной политикой государства. Существуют вполне серьезные теории, опирающиеся на идеи Кейнса, который призывал, в том числе и к стимулированию экономики за счет опережающего роста государственных расходов.

Собственно, это очень старая дискуссия между либералами-монетаристами и государственниками-кейнсианцами, которая идет еще с Великой депрессии 1930-х годов. И у тех и у других есть свои аргументы. Однако в этой связи для нас важен один момент. Как уже практически неизбежное будущее падение цен на нефть и газ скажется на российской политике в области экономики? И чего в этом случае ожидать нам в Казахстане с учетом нашей тесной связи в рамках Таможенного союза?

Правда, в России все-таки считают, что цены на нефть останутся высокими и планируют с 1 сентября повысить экспортные пошлины на нефть с 336 до 393 долларов за тонну. Это означает рост почти на 20 процентов, что позволит еще больше увеличить доходы российского бюджета и компенсировать часть расходов. А государственные расходы в России – сегодня важный источник доходов граждан, до 27 процентов которых тем или иным способом обеспечивается за счет государства. В свою очередь, доходы граждан формируют потребительский спрос, который служит важным источником развития экономики развитых стран.

По сути, это ключевой вопрос. Перешла ли уже Россия в своем развитии на тот уровень, когда она может финансировать свой рост за счет потребительских расходов и вообще спроса внутри страны, не опасаясь при этом роста инфляции. Значительная часть российских экономистов вполне в этом уверена.

Этим летом влиятельные российские журналы «Эксперт» и «РБК» выступили с развернутыми материалами, в которых они обосновывали точку зрения, что в России научились не бояться колебаний курса рубля, который происходит в моменты падения или роста цен на нефть. При этом падение рубля при одновременном значительном росте государственных расходов не ведет к росту инфляции.

Хотя теоретически инфляция должна появиться, потому что импортеры обязаны закладывать в цену товара падение валюты страны его реализации. А рост выплат со стороны государства не только увеличивает денежную массу, но и повышает размер импорта, направленного на удовлетворение возникшего спроса. Так как этого не происходит, то отсюда авторы делают вывод, что уровень устойчивости российской экономики значительно повысился и она уже не так зависима от колебаний мировой конъюнктуры.

Все эти утверждения очень важны для нас в Казахстане. Потому что мы действуем по несколько другому плану. Мы продолжаем больше сберегать, чем тратить, у нас меньше налоги, меньше уровень государственных расходов, а также масштаб потребительского спроса. После последнего кризиса мы так и не восстановили уровень ипотечного кредитования до прежнего уровня, потому что банки, наученные горьким опытом прежних лет, плохо дают ипотечные кредиты. В то время как в России ипотека уже превысила докризисный уровень. И, наконец, мы фактически придерживаемся политики привязывания курса тенге по отношению к доллару. То есть мы действуем с Россией в разных системах координат.

Вопрос политики в отношении определения курса национальной валюты является самым принципиальным в этом контексте. В российской системе периодическое укрепление или падение рубля является частью общего курса на повышение государственных расходов. Таким образом, они, с одной стороны, приучают население не поддаваться панике в случае колебаний курса, с другой – сохраняют возможность маневра на случай возникновения угрозы невыполнения завышенных обязательств. Всегда можно девальвировать рубль и за счет оставшейся валютной выручки обеспечить выплаты по социальным проектам.

В нашей ситуации фактическая привязка тенге к доллару США, вместе с которым мы колеблемся по отношению к рублю и евро, обеспечивает определенную устойчивость системы в целом. В том числе сохранность накоплений, например в пенсионных фондах, устойчивость параметров при определении инвестиций и стабильность имеющихся доходов населения, что важно для его социального самочувствия. До создания Таможенного союза имели значения торгово-экономические отношения с Китаем (юань также ориентирован на доллар). Сегодня же наш основной торговый партнер – Россия, а также Европа, поэтому ослабление евро и рубля только увеличивают и так высокий импорт из этих стран.

Так что можно предположить, как примерно будут развиваться события в случае падения цен на нефть. В первую очередь Россия немедленно девальвирует рубль. Если цены на нефть упадут весьма значительно, то ей не удастся удержаться в нынешнем валютном коридоре. Если рубль упадет сильно, то при сохранении стабильности тенге, на нас хлынет поток дешевых российских товаров. Это может окончательно добить наш малый и средний бизнес. Значит, наши тоже девальвируют тенге, что будет весьма неприятно для населения. Но самое главное быстрое падение рубля ниже определенного горизонта спровоцирует рост инфляции, которая автоматически перейдет и на нас.

Нельзя забывать, что для ориентированных на экспорт стран главный показатель – это внешнеторговый баланс. Резкое падение цены на нефть и газ при наличии значительного импорта способно развернуть все плюсы, которые сегодня использует российское правительство, в частности высокие госрасходы без роста инфляции, в их минусы.

В принципе очевидно, что экономическая интеграция в рамках Таможенного союза при всех положительных намерениях в целом невыгодна для Казахстана. Слишком высока стала степень зависимости от довольно рискованной политики большого соседа со схожей структурой экономики, большими амбициями и рискованной экономической политикой.