19 февраля в Вашингтоне завершился трехдневный международный саммит, посвященный вопросам борьбы с религиозным экстремизмом. Задумывался он как площадка для обсуждения проблемы воинственного экстремизма вообще. Без привязки к определенной религии. Не секрет, что радикалы есть среди приверженцев любых верований и течений. Однако в конечном итоге в центре всеобщего внимания оказался радикальный политический ислам и его проявления. Что, впрочем, было вполне ожидаемо, учитывая события, происходящие сегодня в государствах так называемого Большого Ближнего Востока.
Следует отметить, что инициатором проведения конференции стал Государственный департамент США. В саммите приняли участие министры иностранных дел, общественно-политические деятели и духовные лидеры из шестидесяти стран мира. Повестка дня, масштаб и уровень дискуссии, несомненно, свидетельствуют о высокой озабоченности мирового сообщества проблемой религиозного экстремизма в целом и обстановкой на Ближнем Востоке в частности.
Радикализация определенных сегментов исламского общества является одной из самых тревожных тенденций последнего времени. Рост экстремистских настроений среди молодежи частично находит свое выражение в насильственных действиях против государства и его населения. Причем террористические атаки происходят повсюду. С начала этого года теракты и нападения произошли в Пакистане и Ираке, Ливии и Йемене, Франции и Дании.
Наверное, поэтому конференцию в Вашингтоне нельзя назвать рядовым мероприятием. По большому счету от нее ждали ответа на вопрос, почему происходит радикализация общества и как с ней бороться. Особенно, если это касается бурлящего Ближнего Востока.
Так уж вышло, что исламский экстремизм стал главным действующим лицом у участников полемики в американской столице. Не случайно президент США Барак Обама в своей заключительной речи вынужден был подчеркнуть: «Террористы пытаются изобразить из себя религиозных лидеров, святых. Мы не ведем войну против ислама. Мы ведем войну против людей, извращающих ислам». Кроме того, глава Белого дома обратился напрямую к видным представителям мусульманской уммы (общины), призвав их «дистанцироваться от идеологий, связанных с насилием».
Позицию президента Соединенных Штатов понять можно. С одной стороны, после окончания холодной войны, как правило, исламистские группировки оказывали серьезное влияние на течение международной жизни. Можно вспомнить боевиков движения «Талибан», которые провозгласили Исламский Эмират Афганистан и держали в напряжении всю систему региональной безопасности в Центральной Азии. Палестинские ХАМАС и «Исламский джихад», а также ливанская «Хезболлах» под религиозными лозунгами боролись против Израиля. Известная всем «Аль-Каида» вообще ставила перед собой глобальные задачи, объявив войну Западу и его союзникам.
С другой стороны, после «арабской весны» религиозный экстремизм объективно превратился едва ли не в основную угрозу тому или иному государству и даже целым регионам. Например, организация «Исламское государство» летом прошлого года объявила о создании Халифата на подконтрольной ей территории Сирии и Ирака. В Северной Африке ливийские исламисты изгнали временное правительство, а их единомышленники из туарегской группировки «Ансар-ад-Дин» захватили город Тимбукту на севере Мали.
Таким образом, распространение экстремистских идей стало одним из важных факторов, который не могут игнорировать власти и общества стран Ближнего Востока и Запада. Проблема радикализма затрагивает уже всех. В этой связи весьма симптоматично, что одним из претендентов на награду «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» стала работа мавританского режиссера Абдерахмана Сиссако под названием «Тимбукту». В центре сюжета фильма недавние события в одноименном городе, который захватили религиозные фундаменталисты. Они пытаются строить государство в соответствии со своими представлениями. При этом нарушается привычная жизнь граждан, ломаются прежние социальные связи, рушатся семьи, гибнут люди, уничтожаются неисламские культурные и исторические памятники.
Выбор жюри американских киноакадемиков показывает актуальность темы религиозного экстремизма. Хотя Сиссако не получил золотую статуэтку, злободневности его фильм не потерял. Подтверждением тому является проведенная в Вашингтоне конференция. Ее основной целью явно было формирование общей политики в отношении религиозного экстремизма. Однако на практике это подразумевает, в том числе, и серьезные изменения в геополитическом раскладе сил на Ближнем Востоке.
Джин из бутылки
Надо отметить, что неожиданный выход на ближневосточную арену сразу нескольких радикальных религиозных группировок стал главным событием прошлого года для всего региона. Больше всех на слуху, конечно же, организация «Исламское государство». Полгода назад, напомним, в июле 2014 года, ее вооруженные отряды ураганом пронеслись по Сирии и Ираку, захватывая города и целые провинции.
Стремительное продвижение отрядов боевиков, обеспечившее им контроль над значительными территориями двух государств, неожиданно превратило малоизвестную экстремистскую группировку в глобальную проблему. Теперь само существование «Исламского государства» оказывало влияние на формирование региональной политики и политики безопасности. Тем самым военно-политический фактор ИГ фактически создавал новую геополитическую реальность на Ближнем Востоке.
Ситуация выглядела настолько серьезной, что уже 15 августа Совет Безопасности ООН принял резолюцию, запрещающую финансирование «Исламского государства» наряду с другими ближневосточными террористическими организациями. В начале сентября на саммите НАТО в Уэльсе вопросы противодействия ИГ обсуждались наравне с кризисом в Украине и вокруг нее. Тогда же была создана международная коалиция из 60 стран, сформированная с целью «подорвать и в конечном итоге уничтожить исламистскую группировку».
Активная фаза борьбы с «Исламским государством» – военная операция международного альянса под говорящим названием «Непоколебимая решимость» – началась с воздушных ударов по объектам организации в Ираке, а затем и в Сирии. К 15 февраля 2015 года военно-воздушными силами США и их союзниками, в том числе авиацией ОАЭ, Иордании и других стран, было нанесено свыше двух тысяч ракетно-бомбовых ударов. Это примерно по десять авианалетов в день. По данным министерства обороны США, за шесть с половиной месяцев военных действий было убито около шести тысяч боевиков, уничтожены около тысячи блокпостов и зданий, разрушено 200 нефтегазовых объектов, находящихся под контролем организации, и отвоевано 700 квадратных километров в Ираке.
Несмотря на это, «Исламское государство» устояло. Больше того, организация демонстрирует уверенность, а по популярности далеко обогнала «Аль-Каиду» и другие конкурирующие с ней радикальные группировки. Так, в начале января текущего года службы безопасности Афганистана признали, что идеология ИГ захватывает умы афганской и пакистанской молодежи. Одновременно в Бангладеш, Таджикистане, Кыргызстане и Синьцзян-Уйгурском районе Китая были арестованы десятки человек. Они поддерживали контакты с «Исламским государством», вербовали для него новых членов и организовывали выезд в Сирию и Ирак. Представители Национального антитеррористического комитета России утверждают, что в рядах ИГ воюет почти полторы тысячи россиян. По данным Международной кризисной группы, базирующейся в Бельгии, только за последние месяцы к «Исламскому государству» в Сирии и Ираке присоединилось свыше четырех тысяч боевиков из стран Центральной Азии.
Всего численность «Исламского государства» в январе этого года, по оценкам американского ЦРУ, составила 31 тысячу штыков. При этом иностранцев было ровно половина, из них тысяча человек – выходцы из европейских стран.
Следует отметить, что впечатляющая совокупная военная и финансовая мощь делает «Исламское государство» самой боеспособной и богатой в современной истории террористического движения. Данное обстоятельство позволяет организации планировать и финансировать крупномасштабные военные операции, привлекать в свои ряды новых членов и распространять влияние далеко за пределы контролируемых ею территорий.
По подсчетам зарубежных экспертов, в настоящий момент состояние ИГ оценивается в два миллиарда долларов. Основу благосостояния составили валютные запасы Центрального банка Ирака, филиал которого боевики захватили при взятии города Мосул. Тогда они сразу обогатились на 400 млн. долл. Боевики также зарабатывают примерно 100 млн. долл. в месяц на контрабанде нефти с собственных нефтяных месторождений в Сирии и Ираке. Кроме того, отряды ИГ обложили специальными налогами предпринимателей и немусульманское население, промышляют работорговлей и похищают заложников.
Естественно, все это вызывает повышенный интерес к «Исламскому государству». О нем говорят и пишут сегодня очень много. Да и сами члены террористической организации всячески поддерживают и даже искусственно подогревают интерес к себе. Периодически устраивают массовые казни, в том числе и иностранных заложников, распространяют в Интернете пропагандистские фильмы и видеоролики, где проводят военную подготовку детей и подростков, публикуют инструкции о захвате рабынь и обращению с ними.
Между тем, несмотря на огромный вал информации о деятельности «Исламского государства», многие данные о нем по-прежнему основываются на слухах, инсинуациях и неоднозначных интерпретациях. Кто именно стоял за созданием этой организации, какие цели преследовали руководители вооруженных отрядов и их спонсоры – до сих пор непонятно.
Наверняка известно лишь то, что изначально формирования «Исламского государства Ирака и Леванта» (прежнее название ИГ) сражались исключительно против сирийского президента Башара Асада. Появление новой силы на сирийском театре боевых действий было выгодно многим. Например, США, Саудовской Аравии, Катару, Анкаре и другим. То есть всем тем, кто выступал против режима Асада и поддерживал оппозиционные Дамаску силы. ИГИЛ можно было назвать одним из эффективных инструментов давления на Асада ровно до того момента, когда боевые части организации вдруг не выступили против отрядов «Джабхат ан-Нусра». Эта организация тоже сражалась с проправительственными сирийскими войсками и вроде бы имела тесные связи с Саудовской Аравией.
В действиях ИГИЛ эксперты сразу же увидели руку Катара. Его власти не хотели, чтобы Эр-Рияд посредством близкой ему «Джабхат ан-Нусры» усиливал свое влияние в Сирии. Согласно этой версии радикальные группировки стали заложниками сложной игры Катара и Саудовской Аравии. Первый поддерживал «Братьев-мусульман» и родственные ему организации в Египте, Тунисе и других странах. Вторая делала ставку на салафитов. В результате испортились отношения не только двух арабских монархий. Их противоречия привели к заметным трениям внутри лагеря сторонников политического ислама во многих странах Ближнего Востока. К примеру, в Египте в июле 2013 года местные салафиты поддержали военный переворот, когда армия свергла президента Мохаммеда Мурси, ставленника «Братьев-мусульман». Эр-Рияд, кстати, тоже приветствовал египетскую контрреволюцию.
В Сирии противостояние Дохи и Эр-Рияда, видимо, вылилось в столкновения между отрядами ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусры». Однако когда ИГИЛ, опять же внезапно, ворвался в Ирак, сменил название на «Исламское государство» и объявил о создании Халифата, стали говорить о том, что группировка отвернулась от своего старого спонсора. Действительно, складывалось впечатление, что громкое появление ИГ в Ираке могло быть выгодно именно Саудовской Аравии, так как ломало игру основного геополитического соперника саудитов – шиитского Ирана. Мгновенное продвижение формирований ИГ по иракской земле, где преимущественно проживали суннитские племена, тоже связывают с негласной поддержкой Саудовской Аравии. Она поддерживала часть местных суннитских племен и бывших баасистов Саддама Хусейна, которые оказались на обочине политической и общественной жизни Ирака, где стали доминировать шиитские партии.
Любопытно, что параллельно этому Катар фактически признал свое поражение в региональной конкуренции с Саудовской Аравией. В Дохе сменилась власть, а новый правитель публично заявил, что будет пересматривать внешнеполитические приоритеты. В частности Эмират согласился не поддерживать «Братьев-мусульман» на прежнем уровне и даже пообещал выслать из страны влиятельных идеологов этого движения.
Однако в ситуации вокруг «Исламского государства» вновь произошел очередной интересный поворот. В августе 2014 года Вашингтон объявил войну ИГ и сформировал международную коалицию. Позднее организацию признали террористической Саудовская Аравия, Катар и Лига арабских государств, а объекты боевиков на иракской территории подверг бомбардировке Иран, которого не пригласили в альянс шестидесяти государств.
Начать с чистого листа?
Почему вдруг «Исламское государство» стало восприниматься как главная угроза региональной и даже глобальной безопасности, сказать сложно. Во втором полугодии 2014 года организация решала преимущественно локальные боевые задачи. И то, можно сказать, с трудом. Она потеряла стратегические районы в Ираке, упустила стратегически важный город Кобани в Сирии, населенный курдами, и вообще не демонстрировала военных триумфов.
К концу года поводом к разговору об «Исламском государстве» все чаще становились не его победы, а гонения против курдов-езидов, казни заложников и всевозможные слухи. Например, эксперты из Кыргызстана обнародовали неподтвержденную информацию, будто «лидеры ИГ выделили 70 млн. долл. на дестабилизацию ситуации в ряде стран Центральной Азии». Некоторые российские наблюдатели тут же начали утверждать, что «за ИГ стоят западные страны и их конечной целью является ухудшение военно-политической ситуации в Казахстане и мусульманских регионах России».
На фоне террористической угрозы Москва предложила финансовую помощь Таджикистану. Вашингтон передал Узбекистану 300 бронемашин, а Кабул дал понять, что без всесторонней поддержки Запада власти не смогут удерживать ситуацию под контролем, если отряды «Исламского государства» окажутся в Афганистане и сольются с талибами.
Таким образом, реальная или гипотетическая угроза со стороны «Исламского государства» стала воздействовать на геополитику не только на Ближнем Востоке, но и в соседних с ним регионах, в частности в Центральной Азии и вокруг нее. Это грозило нарушить существующий статус-кво, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Естественно, заинтересованным силам это не нравилось. Не менее серьезным вызовом для них явилось то, что «Исламское государство» медленно, но верно превращалось в новый зонтичный бренд, использовать который стремились самые различные радикальные группировки. Так, осенью прошлого года лидеры «Исламского движения Узбекистана» заявили об объединении с ИГ. Затем о присоединении к организации объявили руководители египетской «Ансар бейт аль-Макдис», пакистанской «Техри-е Талибан Пакистан», йеменской «Аль-Каиды Аравийского полуострова», а также десятки мелких группировок в Северной Африке.
Но, скорее всего, самой большой проблемой «Исламского государства» стало то, что его лидеры в какой-то момент вышли из-под контроля. Очевидно, что ИГ является побочным продуктом тех событий, которые были спровоцированы «арабской весной». Даже в американских экспертных кругах признают, что США, поддерживая те или иные военные объединения на Ближнем Востоке, могли способствовать возникновению «Исламского государства». К примеру, в итальянских СМИ открыто пишут о том, что три тысячи боевиков, подготовленных американцами для сирийской свободной армии в Иордании, полностью перешли на сторону ИГ. Во время битвы за город Кобани американские военные передавали оружие и боеприпасы находившимся в осаде курдам, однако большая часть военных грузов почему-то была легко перехвачена боевиками «Исламского государства». Любопытно и то, что отвоеванные у ИГ 700 квадратных километров, по подсчетам журналистов Би-би-си, составляют всего один процент из территорий, захваченных боевиками (американские эксперты говорят о двадцати процентах).
Безусловно, тактически логичные решения иногда могут привести к стратегическим просчетам. И, по всей видимости, Вашингтону приходится вносить серьезные коррективы в свою ближневосточную политику. Так, 13 февраля спецпредставитель Генсека ООН по Сирии Стаффан де Мистура заявил, что политическое урегулирование в Сирии невозможно достичь без президента Асада, так как он «является частью решения кризиса». Сам Асад 9 февраля в интервью британским журналистам признался, что «Дамаск поддерживает контакты с представителями международной коалиции, противостоящей ИГ».
Высказывания двух политиков выглядят весьма интригующе. Если Мистура действовал по согласованию с Вашингтоном, то это может означать, что Белый дом готов пересматривать свое отношение к режиму Асада. Следовательно, Америке уже не нужны одиозные группировки, добивающиеся свержения сирийского президента. Значит, ситуация вокруг сирийского кризиса или же только в отношении радикальных организаций может измениться самым решительным образом.
Отсюда становится более понятной некая синхронность действий американской администрации и ее союзников. 9 февраля премьер-министр Турции Ахмет Давотоглу заявил, что «Исламское государство» и другие террористические радикальные группировки превратились в реальную угрозу для Турции и всего мира». В тот же день главы внешнеполитических ведомств стран Евросоюза провели встречу в Брюсселе, на которой обсудили угрозы безопасности, связанные с деятельностью ИГ в Сирии и Ираке.
10 февраля спецпредставитель США в международной коалиции Джон Аллен намеренно проговорился иорданским СМИ, что иракские войска завершают подготовку наземной операции против «Исламского государства» и настроены дать решительный бой экстремистам.
11 февраля президент Обама обратился к конгрессменам с просьбой утвердить программу военного противодействия «Исламскому государству», рассчитанную на три года. Аргументировал Обама свое обращение тем, что ИГ в настоящее время усиливает нестабильность во всем Ближневосточном регионе и если радикалов «не остановить сейчас, в ближайшее время они смогут непосредственно угрожать безопасности США». Пикантность ситуации заключается еще и в том, что американский президент обращается к парламентариям за разрешением на военные действия впервые с 2002 года, когда президент Джордж Буш-младший запросил такую же санкцию для вторжения в Ирак.
На этом фоне слова Мистуры выглядели вполне логичными. Но в таком случае и проведение международного саммита в Вашингтоне 17–19 февраля должно было сыграть свою важную роль. Конференция стала неким финальным аккордом: госдеп как по нотам разыграл свою партию и фактически подготовил мировое общественное мнение к предстоящему нападению на «Исламское государство».
Видимо, все к этому и шло. 3 февраля экстремисты ИГ обнародовали видео, в котором демонстрировались кадры сожжения иорданского пилота, захваченного ими в плен. Мучительная гибель Муаза аль-Касасбе потрясла мировое сообщество и вызвала бурю негодования. Но важнее всего оказалась реакция влиятельных духовных лидеров мусульманской уммы. Шейх авторитетного духовного университета «Аль-Азхар» в Каире Ахмед аль-Тайеб выразил «глубокое возмущение террористическим актом, осуществленным группировкой сатанинских террористов». Свою солидарность с ним выразил саудовский проповедник Салман аль-Ода, указавший в социальной сети Twitter: «Законы ислама отвергают такое отвратительное преступление, независимо от его причин».
Богословы из Египта, Иордании, Саудовской Аравии и раньше критиковали «Исламское государство». Но теперь это была скоординированная позиция части уммы. Разумеется, когда против экстремистов выступили такие авторитетные шейхи, противникам ИГ нужно было лишь закрепить достигнутый успех. Вероятно, именно на это и рассчитывали организаторы конференции по борьбе с религиозным экстремизмом. Неудивительно, что в итоге она превратилась в международную встречу по противодействию «Исламскому государству».
Однако самое интересное заключается в другом. Поразительно, но на этом фоне ИГ продолжает шокировать международное сообщество и дискредитировать себя в глазах всего мира. 21 февраля экстремисты заживо сожгли в одной большой клетке 43 полицейских и членов «Движения суннитского спасения» западной иракской провинции Анбар. 23 февраля боевики взорвали центральную библиотеку в городе Мосул, уничтожив 10 тысяч книг и рукописей, являвшихся культурным наследием Ирака. В целом за несколько дней они разрушили несколько библиотек, уничтожив более 100 тысяч книг, среди которых были редкие экземпляры по культуре, философии и истории.
Эти действия кажутся иррациональными. Они напоминают разрушение талибами буддистских статуй в Бамиане. Если же проводить аналогии с афганскими талибами, то уничтожение буддистских памятников было началом конца «Талибана». Тем самым они настроили против себя весь мир.
В случае с ИГ ситуация не так проста. Возможно, все дело в том, что лидеры организации намеренно повышают ставки, понимая, что в нынешнем виде она уже никому не нужна. Пример «Талибана» образца 2001 года показывает, что справиться можно с любой, даже такой грозной силой. Проблема в том, что любая террористическая организация может существовать только в симбиозе с сильным самостоятельным игроком. У талибов это был Пакистан. И как только Исламабаду стало невыгодно по ряду причин поддерживать «Талибан» движение рассыпалось на глазах в течение всего нескольких недель.
Вполне возможно, что сегодня «Исламское государство» добилось финансовой самодостаточности. Но ее успешное существование лишь вопрос времени. Очевидно, что ИГ живет своей жизнью, согласно собственному мировоззрению и идеологии, местное население – своей, руководствуясь простыми и понятными интересами личной выгоды. Вызывает сомнение и способность поддерживать высокий уровень боеспособности. В руки экстремистам попадало брошенное тяжелое вооружение, но систему бесперебойных поставок на трофеях не построишь. В этом смысле весьма показательна междоусобная борьба афганских моджахедов после 1992 года. Как только прекратились внешние поставки оружия, резко снизилась и интенсивность их вооруженного противостояния.
Поэтому лидерам «Исламского государства» уже сегодня нужно задуматься о будущем. Но их прежних спонсоров ситуация не устраивает. Те, кто мог использовать организацию в своих интересах, вряд ли теперь будут делать открыто. Во-первых, никому не нужен хаос в регионе, увеличивающий непредсказуемость всех политических процессов.
Во-вторых, с учетом возросшей интернационализации ИГ, организация становится по-настоящему опасной. Закаленные в боях бойцы могут вернуться на родину и взорвать ситуацию на местах. Подобное происходило с египетскими и алжирскими моджахедами, прошедшими горнило афганской войны.
В-третьих, «арабская весна» в рамках Большого Ближнего Востока подошла к своему завершению. И одним из ее принципиально важных итогов стала окончательная дискредитация ближневосточных радикальных религиозных группировок. Пример «Исламского государства» показывает, что у таких организаций не может быть будущего. Религиозные партии могут оставаться в политическом мейнстриме только в том случае, если они придерживаются умеренных позиций. Они должны пройти определенную эволюцию в своем развитии и в конечном итоге интегрироваться в светскую политическую систему. Как это произошло в 1997 году после гражданской войны в Алжире или в результате «жасминовой революции» 2011 года в Тунисе, где религиозные партии вошли в структуры власти. Палестинская ХАМАС и ливанская «Хезболлах», несмотря на радикальные высказывания их лидеров, сегодня тоже стремятся занять нишу умеренных религиозных партий. Симптоматично, что в начале этого года Евросоюз вычеркнул ХАМАС из списка террористических организаций.
Таким образом, вполне возможно, что американцы и их союзники сегодня открывают новую страницу в борьбе с религиозным экстремизмом, а также его последствиями на региональном и глобальном уровнях. Но сможет ли 2015-й стать годом грандиозных перемен в сфере противодействия религиозному экстремизму, станет ясно уже в ближайшее время.