Произошедшее в августе заключение эпатажного провинциального блогера Ермека Тайчибекова в психиатрическую лечебницу сроком на месяц вызвало беспрецедентный интерес казахстанской, а параллельно и российской общественности. Дело в том, что Тайчибеков весьма необычная фигура для Казахстана, который публично призывал к ликвидации независимого государства и вхождению в состав России на правах губернии.
Естественно, что в казахской интеллектуальной среде, причем не только националистически настроенной, Тайчибеков был, мягко скажем, непопулярен. Хотя понятно, что его слова были, как бальзам на душу определенной части тех интеллектуальных кругов в России и в Казахстане, которые не согласны с результатом распада СССР и полагают, что идея собирания бывших советских земель вокруг России имеет определенный смысл.
Но озвучивать такие мысли вслух в нынешних условиях было бы неполиткорректно, даже если ты на самом деле так считаешь. Потому что могут не понять не только в Казахстане, но даже и в российском истеблишменте. Можно вспомнить, как официальные власти в Москве в прошлом году вынуждены были публично одергивать некоторых российских периферийных политиков, которые после аннексии Крыма в азарте призывали к продолжению политики собирания земель вокруг России.
Собственно, Тайчибеков выглядел этаким чудаком, идеи которого просто не имели никакого шанса на практическую реализацию. Вряд ли его идеи вообще могли теоретически привлечь какое-то количество сторонников в казахской среде. Наверняка не были бы они популярны и в русской среде Казахстана.
И тут, как гром среди ясного неба заключение человека, прославившегося как практически единственный «российский империалист» среди казахов, в психиатрическую клинику. Недоброжелатели Тайчибекова активно приветствовали эту новость, в России некоторые издания с «имперским уклоном» высказались против преследования пророссийского блогера.
Но, собственно, понятно, что это событие не будет иметь последствий ни для отношений Астаны и Москвы, ни для традиционно плохих отношений между радикальными кругами казахских и русских националистически настроенных граждан, ни даже для самого Тайчибекова. Месяц в психиатрической лечебнице будет для него убедительным аргументом, что утопические идеи не стоят этого, если ты, конечно, не Тамаззо Кампанелла в средневековой Италии или не советский диссидент 1970-х годов.
Тайчибеков явно не настолько идеологически мотивирован, чтобы ради идеи пойти по пути противников советской власти. Вполне возможно, что для него это был способ выделиться в обществе, привлечь к себе внимание.
Тогда возникает вопрос: зачем государство использовало в деле Тайчибекова метод из арсенала советских спецслужб периода их борьбы с диссидентами? Собственно, была ли в этом необходимость. Зачем применять такую дубинку против одного, пусть даже весьма надоедливого комара?
Можно предположить, что дело в том, что государство традиционно старается предупредить развитие нежелательных тенденций в обществе. Так было с уголовными делами против тех казахстанцев, которые воевали в Донбассе на стороне местных боевиков. Сначала им давали реальные сроки, в последнее время стали давать условные. Затем было дело радикальной пророссийской блогерши, которой дали условный срок за жесткие высказывания в социальных сетях.
В последний год события вокруг Украины вызвали небывалый ранее идеологический раскол в бывшем СССР, в том числе и в казахстанском обществе. Накал страстей стал слишком значительным. Государство явно пытается несколько остудить страсти и в результате дует на воду, боясь обжечься. Тайчибеков сам по себе ничем не опасен ни государству, ни общественному спокойствию, но развитие пропагандируемой им идеологии, как бы он сам к ней ни относился, в нынешней достаточно нервной ситуации выглядит не слишком желательно.
Поэтому государство, скорее всего, хотело послать сигнал о нежелательности дальнейшего распространения пропагандируемых Тайчибековым взглядов. Возможно, поэтому был выбран такой необычный способ, как месяц в психушке. Потому что, к примеру, суд над Тайчибековым только бы поспособствовал совершенно ненужному в настоящий момент обсуждению его идей. Хотя не только государству, но и обществу совершенно не хотелось бы публичных дебатов по такому скользкому и потенциально опасному вопросу. Когда у людей такие противоположные взгляды, густо замешанные на разном понимании истории, все-таки лучше избежать публичного выяснения отношений.
Тайчибекова, конечно, жалко. Но было бы лучше, чтобы этот опыт остался единичным случаем в нашей современной истории. Само по себе психиатрическое лечение за идеологические воззрения, пусть даже в виде мании, все-таки в наши дни выглядит некоторым анахронизмом.