Ситуация с образованием в Казахстане – это очень непростая тема, вызывающая острый интерес у общества и самые разные вопросы. Немало их накопилось и к не так давно назначенному 11-у по счету министру образования Ерлану Сагадиеву. Появление нового управленца было встречено по-разному. Для одних было критически важным то, что новый министр не имеет опыта работы в сфере образования. Отметим, что это не совсем так, поскольку он является президентом двух алматинских университетов – Международного университета IT (МУИТ) и Университета международного бизнеса (UIB). Но одно дело вести бизнес, и совсем другое – определять стратегическое направление всего образования в стране.
Другие вспомнили его выступление 2013 года на конференции TEDx в Алматы с темой о месте языков в системе образования. Будучи советником премьер-министра, Ерлан Сагадиев говорил: «В 2011 году на английском языке было напечатано 550 тыс. новых книг. Это не переиздания, а именно новые идеи и мысли. На русском – 97 тысяч. На французском – 65 тысяч. Мы же сумели напечатать только 2300 книг. Страны вынуждены переводить огромный массив данных на свои национальные языки, чтобы получить доступ к мировой библиотеке. А что делать Казахстану, государству, которое решило войти в 30 конкурентоспособных стран?». Ответ на этот вопрос спикер дал сам – население должно форсированно изучать английский. Вместе с тем, наши ближайшие соседи тоже включились в гонку, например, Грузия привезла 2000 англоговорящих волонтеров – по одному в каждую школу. Подводя итог, он заключил, что нужно разделять задачи, которые стоят перед образованием и перед культурой. С его точки зрения задача культуры – это сохранение национальной идентичности, а задача образования – быть практичным. «Если говорить о реформе, то нам нужен один тип школы. В ней все технические дисциплины преподаются на английском, отечественная история и культура на казахском, а мировая – на русском», – предложил свое видение г-н Сагадиев. Напомним, что это был 2013 год. Если учесть, что реформа, которую начал новый министр, полностью соответствует его идеям трехлетней давности, то это значит, что проект зрел давно, а в его необходимости Ерлан Сагадиев убежден искренне.
Со момента первого публичного заявления, которое прозвучало в начале марта, общественность, как учителя, так и родители, находилась в достаточно нервозном состоянии, поскольку было непонятно, как именно будет внедряться трехъязычие. Совершенно справедливо звучала мысль: чтобы учить и учиться на английском языке, его нужно знать. Впрочем, по словам руководителя Ассоциации учителей английского языка Татьяны Летяйкиной, Минобр давно изучал варианты усиления английского компонента: «Я работала менеджером по программе «Образование» в Корпусе мира США в 2010-2011гг. Тогда была разработана новая программа с учетом нужд нашей страны, а именно оказание помощи экспериментальным школам «Дарын» и Назарбаев интеллектуальным школам (НИШ) по преподаванию ряда предметов на английском языке. Планировалось привлечь несколько волонтеров Корпуса мира, которые были бы специалистами по техническому и естественно-научному направлению». Г-жа Летяйкина отмечает, что общее решение усиления языковой базы правильное, однако все нужно делать постепенно.
Хорошая новость, что трехъязычие не внедряется здесь и сейчас – об этом рассказала в одном из выступлений главный специалист управления образования Алматы Карлыгаш Абдиманапова: «С сентября 2016 года все первые классы переходят на обновленную программу, английский язык будет преподаваться во всех школах с первого класса. С 2017 года в 5–7 классах постепенно на казахский будет переведено преподавание истории Казахстана, тогда как всемирная история будет вестись на русском. Остальные дисциплины будут даваться на языке профиля школы. Постепенно с 2019 года в старших классах предметы естественно-научного цикла будут преподаваться на английском языке». Татьяна Летяйкина предупреждает, что отсрочка до 2019 года не должна означать, что сейчас ничего не нужно делать, по ее мнению, важно уже сейчас разрабатывать учебные программы, предусмотреть бюджет для обучения учителей иностранному языку. «Понимаете, чтобы дать специализированную лексику той или иной дисциплины, нужна подготовка обучающегося не ниже среднего. А уровень большинства учителей – элементарный, некоторые вообще имеют об английском весьма смутное представление», – отмечает эксперт.
В чем смысл школы?
Впрочем, горячие споры по поводу языков в школе выглядят странно, ведь они отвлекают от главного. Можно строить дорогу и сколько угодно спорить, должна ли она быть бетонной или асфальтовой, в то время как игнорируется главный вопрос – куда и зачем ведет эта дорога? То же самое и со школой – общество занято обсуждением малозначимых проблем, будь то внедрение английского или отмена бесплатных завтраков. Главное – в другом. Ни государство, ни общество, ни бизнес ни разу всерьез не поднимали вопрос – зачем нам школьное образование? Как модно сейчас говорить, оно нам нужно чтобы что? От этого базового целеполагания зависит всё остальное.
В досужих разговорах часто звучит идея, что советское образование было самым лучшим. Собственно, это мнение сложилось только потому, что современное положение дел объективно есть за что критиковать. Однако следует признать, что советская школа была действительно идеальной – для того общества, которое ее родило. СССР было классическим индустриальным государством, где все подчинялось логике заводских процессов. Школа тоже была по большому счету прототипом завода – там по стандартным технологиям шла конвейерная подготовка будущих рабочих. Некоторые антропологи даже утверждают, что школьный звонок должен приучить будущего рабочего к гудку, по которому начинается или заканчивается смена. Кроме этого школа, как и ясли и детские сады, позволяла родителям-рабочим не отвлекаться на воспитание и образование детей. Эта функция была передана государству. К сожалению, мы и сейчас пожинаем эти плоды, когда находимся в уверенности, что школа должна заниматься воспитанием ребенка, решать его личные проблемы и закаливать характер. Как ни сложно это признавать, на самом деле не должна.
Но главное, у советской школы была цель, она выполняла большие государственные задачи. С одной стороны, это было идеологическое воспитание, которым занимался комплекс гуманитарных дисциплин. С другой – у страны были определенные военно-промышленные цели – их обеспечивали естественные и точные науки. Известный в Казахстане педагог Архимед Искаков, директор одноименной школы «Архимед», объясняет, почему в советской школе была такая мощная фундаментальная подготовка по точным наукам: «ВПК ставил перед образованием и наукой две задачи. Первая – это создание атомной бомбы. Она была выполнена в 1940-е. Вторая – создание средств донесения ракеты с ядерной начинкой до любой точки земли. Это было сделано в 1960-е. После этого запрос на фундаментальную подготовку исчез, и с этого времени мы наблюдаем постепенную деградацию».
Это мнение еще раз подчеркивает важность точного целеполагания – в чем цель и смысл школьного образования в Казахстане? Кого мы учим? Будущего рабочего, предпринимателя или гражданина? Инноватора? Или просто счастливого человека? Нужно признать, что, к сожалению, сейчас мы учим человека, который хорошо сдает тесты – по большому счету это пока единственная внятно поставленная цель.
Очевидно, что нынешняя модель – это инерция советского образования. Причем она сохранила еще одну особенность – это общая академичность. Чтение, счет и письмо – вот три основных практических навыка, которые получал ребенок в советской, а теперь и казахстанской школе. Все остальные предметы выстроены с таким прицелом, чтобы из тех, кто не станет рабочим, вырастить ученых. Та глубина, с какой изучались законы русского языка, то, какие детали рассматривались в алгебре или физике, позволяли в будущем университете легко перестраиваться к вузовским предметам.
Между тем то, что раньше обеспечивало преемственность школьной программы программе вузовской, на сегодняшний день почти стерло между ними границу. По очень большому счету мы не можем говорить о четырех курсах университета, честнее было бы сказать, что это 12, 13, 14 и 15 классы школы. Одно из обоснований перехода на двенадцатилетнее образование это только доказывает – задача 12-го класса заключается в том, чтобы перетянуть на себя часть общих дисциплин из вузовской программы, чтобы обеспечить университетам большую академическую свободу.
Все понимают, что изменения нужны. Как еще объяснить попытку каждого министра провести собственную реформу? В итоге она так и не была проведена, цель не поставлена, и сейчас общество и государство пожинают плоды того, что принципиальных изменений так и не произошло.
Успехи, которые мы потерпели
На сайте департамента образования Алматы можно найти результаты ЕНТ по годам. Если сравнивать средние значения по государственным школам города, то окажется, что результаты улучшаются с каждым годом:
- 68,4 – в 2008-м
- 84,73 – в 2010-м
- 86,57 – в 2013-м
- 91,61 – в 2014-м
- 94,63 – в 2016-м.
Рассматривая этот рост, нужно, однако, принимать во внимание некоторые детали. Так, нередко от результатов тестирования зависит, сохранит ли директор свое место, ведь по результатам ЕНТ выстраиваются рейтинги школ. В свою очередь директора предпринимают все усилия, чтобы сохранить и, более того, улучшить показатели. Во-первых, в некоторых школах программные занятия в старших классах подменяются натаскиванием на тесты. Во-вторых, ежегодно оттачиваются технологии сдачи экзамена. В-третьих, гораздо жестче стало отношение к троечникам. Если раньше не было ничего страшного, что неуспевающие ученики шли в старшие классы, то теперь администрация всячески старается избавиться от них сразу после 9 класса.
К слову, это проблема не только Казахстана – во всех странах, в которых стандартные тесты являются способом контроля знаний наблюдается похожая картина. Изъян заложен в саму форму стандартного тестирования. Так, наш знакомый переводчик с китайского рассказал, что тест HSK, определяющий уровень владения языком, на самом деле не показывает реальное положение дел. Он демонстрирует, насколько хорошо вы можете сдать HSK. То же самое с экзаменами по английскому TOEFL и IELTS – большинство студентов ходят на дополнительные курсы не для того, чтобы улучшить язык, а чтобы научиться сдавать эти экзамены. Другое дело, что международные тесты все имеют более серьезную методологическую базу, чем ЕНТ. Утрируя, можно сказать, что первое место в рейтинге получит та школа, которая догадается выстроить учебную программу под задания тестов.
Таким образом, ЕНТ не может быть индикатором того, улучшается качество образования или нет. Тогда, возможно, следует использовать международный опыт – Казахстан в 2015 году уже в третий раз принял участие в Международной программе по оценке образовательных достижений PISA. Для определения качества знаний в странах ОЭСР, а также в ряде других стран, раз в три года проводится тестирование 15-летних школьников. Это исследование показывает успехи в чтении, математике и естественно-научных дисциплинах. Данные за 2015 год еще не обработаны, поэтому мы будем оперировать данными за 2009 и 2012 годы.
Итак, по результатам PISA показатели Казахстана тоже растут: три балла мы прибавили в чтении, на 27 вырос показатель в математике и на 25 – в естествознании. Это серьезный рост, особенно если учесть, что 40 баллов в PISA эквивалентны объему, освоенному учениками за год обучения в школе. Но говорит ли это об улучшении качества образования? И да и нет. Дьявол, как водится, кроется в деталях.
Для начала нужно определить, что именно стало лучше? Результаты эксперты делят на пять уровней. Если дети не набирают баллов до второго уровня, то они считаются функционально неграмотными, то есть неспособными понимать текст. «Согласно данным 2012 года, около 45 процентов 15-летних учащихся в Казахстане набрали баллы ниже 2-го уровня по математике, что означает, что они не способны понимать и решать простые математические задачи. В чтении картина еще хуже – около 57 процентов казахстанских учащихся не имеют базовых навыков чтения, – хотя есть незначительное улучшение по сравнению с результатами 2009 года», – говорится в докладе Всемирного банка «Укрепление системы образования Казахстана: анализ результатов исследования PISA». Вот, собственно, за счет улучшения показателей самых необразованных детей Казахстан и продемонстрировал рост.
Конечно, это очень хорошо – сокращается разрыв между совершенно неграмотными и плохо образованными детьми. Однако если мы посмотрим на динамику детей, имеющих хорошие и отличные результаты, то тут рост с 2009 года минимальный, а в чтении он и вовсе отрицательный. Интересно, что навыки чтения ухудшаются в первую очередь у мальчиков.
Другая важная деталь, которая снижает позитивный настрой от успехов в PISA – это место Казахстана в рейтинге 65 исследовавшихся государств. Мы занимаем 7-е место с конца, после нас идут Албания, Катар, Панама, Перу, Азербайджан и Кыргызстан.
Другим международным индикатором является исследование TIMSS, которое дает оценку качеству математического и естественнонаучного образования. В 2007 году ученики 4 классов Казахстана приняли участие в исследовании и набрали 549 баллов по математике и 533 балла по естествознанию, что позволило Казахстану занять 5-е и 11-е места соответственно среди 36 стран. А по данным 2011 года, результаты снизились настолько, что страна заняла 27-е место по математике и 32-е по естествознанию среди 50 стран.
Что не так?
Вообще, Казахстан все делает в тренде мировой практики. Так, в 80-е годы появилось Глобальное движение за реформирование образования (GERM). Заключения GERM стали непререкаемым авторитетом для политиков многих стран, в том числе для США, Австрии, Канады и др. Идеи этого движения распространились по всему миру, продвигаемые международными агентствами и образовательными учреждениями. GERM в философском плане исходит из новой парадигмы обучения, в рамках которой внимание при реформировании сместилось с работы учителей на работу учеников. Также это совпало с мировой идеей доступного образования для всех, что родило стандартные программы. И, наконец, третьим столпом этого движения стала соревновательность, замерить которую можно с помощью большого количества тестов и внедрения повсеместной отчетности. Собственно, идеи GERM прекрасно прослеживаются в отечественной системе, а предложение министра Ерлана Сагадиева экзаменовать детей каждый месяц прекрасно в нее вписывается.
Канадский исследователь реформ образования Майкл Фуллан пишет: «В своем стремлении поскорее продвинуться вперед политические лидеры, особенно в тех странах, где прогресса долго не было, часто полагаются не на те движущие силы, запуская движение не в ту сторону». К числу «не тех сторон» относятся стремление к отчетности (вместо профессионализма), повышение качества отдельных учителей (вместо качества всего профессионального сообщества), внедрение высоких технологий (вместо высокой педагогики) и применение несогласованных стратегий (вместо системного подхода)». Это во многом напоминает казахстанские реалии.
Радикально другой подход предлагает финская система образования, которая, по данным PISA, считается самой лучшей в мире. Мы попробуем сравнить подходы казахстанской и финской школы, чтобы прояснить многие вещи. В качестве источника информации о финском опыте мы воспользовались книгой Паси Сальберга «Финские уроки: история успеха реформ школьного образования». Итак, чем же мы отличаемся?
Финансирование – одно из очевидных различий. По данным доклада ОЭСР «Эффективность использования ресурсов в школах», Казахстан на школьное образование выделяет существенно меньше (2,1 проц. от ВВП), чем в среднем по странам ОЭСР (3,6 проц.). При составлении этого доклада эксперты интервьюировали чиновников, и оказалось, что они знают о недофинансировании. Однако единственное, что их останавливает увеличить расходы – это скептицизм относительно способности использовать дополнительные средства эффективно. Речь, скорее всего, не идет о зарплате, а о материально-техническом обеспечении. При этом важно понимать, что нет прямой корреляции между затратами на образование и его качеством. График наглядно это показывает – Финляндия тратит гораздо меньше средств, чем другие страны ОЭСР.
Другая важнейшая проблема – это качество педагогических кадров. Из-за низкой оплаты, большого числа бюрократической работы, а также внеурочной социальной нагрузки, работа учителя у нас считается одной из самых непрестижных. В то время как в Финляндии именно учитель ставится во главу всего. В этой стране его статус выше, чем у врача или юриста. Конкурс на педагогическую специальность в вузах – огромный. В 2010 году на 660 мест претендовали 6600 поступающих, это 10 человек на место.
Стать учителем можно только при наличии степени магистра, а также научного проекта за плечами. В это же время в Казахстане 25 процентов учителей не имеют высшего образования, а преподавателем младших классов может стать даже выпускник колледжа. Может, в Финляндии все хотят стать учителем из-за высокой зарплаты? Вряд ли, поскольку оплата педагога здесь – чуть выше среднего по стране. Престижность профессии определяется другими критериями.
Во-первых, все финские учителя глубоко уверены в том, что именно они определяют стратегическое будущее страны.
Во-вторых, они не сдают какой-либо отчетности, поскольку уровень компетенции учителя в Финляндии волнует всех меньше всего. Все исходят из того, что учитель является профессионалом своего дела, поэтому зачем его проверять? В свою очередь, там сильно развито профессиональное общение между разными школами, что позволяет обмениваться опытом. В Казахстане ситуация кардинально другая – большое количество бесполезной бюрократической работы сменяется регулярными проверками, которые ничего не дают, кроме основы для коррупции.
В-третьих, учителя проводят в школе не так много времени. Учитель проводит около 600 астрономических часов уроков, то есть 800 уроков продолжительностью 45 минут. По данным ОЭСР, в США это 1080 астрономических часов. В Канаде – приблизительно 900 часов.
И, в-четвертых, финские учителя имеют высокую степень автономии, позволяющей разрабатывать учебные программы. В Казахстане же академическую свободу пока получают только университеты, тогда как в школе по-прежнему сохраняется единый стандарт. Однако тот факт, что в некоторых старших классах образовательная программа заменяется натаскиванием на тесты, показывает возможности саботировать указания Минобра, если на кону будут стоять показатели. Другими словами, даже сейчас казахстанские учителя могут себе позволить отходить от программы, так почему же не дать им больше свободы в этом?
Тем более благодаря опыту Финляндии этот подход начинает распространяться – в Китае (по крайней мере, в крупных городах – Шанхае, Пекине, Гонконге и др.) в последнее время ослабляются требования по стандартизации образования, приоритетом становится передача разработки учебных программ в ведение школ. «В Японии и Сингапуре в области преподавания приобретает популярность принцип «лучше меньше, да лучше», увеличивающий простор для применения творческих подходов и разработки инноваций», – пишет Паси Сальберг.
Еще одно огромное различие – это подход к преподаванию как таковой. У финских школьников нет домашних заданий, поскольку, по словам министра образования Финляндии, «ребятам есть чем заняться кроме учебы, ведь детство бывает только раз в жизни». Главная задача образования смещается с показателей успеваемости к тому, счастлив школьник или нет. В Финляндии нет оценок, и в этом тоже есть большой смысл. Успехи детей оценивают учителя по своей методике и делают на основе их вывод, как помочь ребенку. В то время как советская пятибалльная система вызывает все больше споров. Дмитрий Зицер, директор Института неформального образования, приводит пример: «Представьте, у человека в диктанте было 20 ошибок, он долго работал и в следующем сделал только 8. И что же? Опять двойка! Между тем его успех намного больше, чем у отличника, который, исправив одну-единственную ошибку, перешел от четверки к пятерке. Равно как и за сданный чистый лист он получит не ноль, что было бы хотя бы логичным, а все ту же двойку. Неужели вас это не смущает?»
Но основное отличие казахстанской и финской школы заключается в том, что главной задачей финнов было дать каждому ребенку равные возможности получения качественного образования. В Казахстане этой идеи не только нет, у нас поощряется увеличение разрыва.
Решение неравенства с переменными
После Второй мировой войны в Финляндии начали искать что-то, что объединило бы граждан. Так, финны нашли свою большую мечту – дать каждому ребенку равные права на получение образования. Первыми эту идею в штыки восприняли частные школы, поскольку фактически речь шла об их закрытии (частные школы одним своим существованием уже создают неравные условия). Преодолев сопротивление, финны смогли выстроить систему так, чтобы дети из разных социальных слоев, с разным здоровьем, вне зависимости от места проживания получали примерно одинаковые высококачественные знания. В ходу стала фраза «лучшая школа та, что ближе всего от дома».
В Казахстане ситуация обстоит иначе. Графики из исследования PISA показывают, как сильно отличается успеваемость детей с казахским и русским языком обучения, а также между теми, кто живет на селе и в городе.
Если брать за основу методику PISA, то получается, что ребенок из казахоязычной сельской школы отстает от городского русскоязычного школьника почти на три года. Любопытно, что причина не только в разных возможностях и учителях – у казахских и русских школ даже учебники разные. Например, можно сравнить учебники по музыке – на русском языке программа рассказывает как о мировом фонде культуры, так и о казахском наследии. В учебниках на казахском языке будет информация только о национальных инструментах, кюях и обрядах. Фактически, на государственном уровне происходит закрепление разницы – казахоязычный ученик благодаря такой программе консервируется в традиционном национальном дискурсе, он не имеет широкого взгляда.
Еще одна форма неравенства, которая, наверное, досталась еще с СССР, – это чрезмерный акцент на наиболее результативных учащихся. Отличников не просто любят, их развитию уделяется гораздо больше внимания. Причем происходит это не только в школах на уровне отношений «учитель – ученик», но и на государственном уровне. В докладе ОЭСР отмечается, что в Казахстане большое внимание уделяется подготовке детей для участия в академических олимпиадах, и высокая приоритетность отводится «одаренным детям». «Около 17 проц. республиканского бюджета образования в 2013-2014 году было направлено на обучение и образование одаренных детей, организацию олимпиад, финансирование АОО «Назарбаев интеллектуальные школы» (НИШ)», – отмечают эксперты.
НИШ, кстати, очень интересный пример. Эти школы позиционируются как лаборатории, в которых отрабатываются новейшие технологии в образовании, в том числе и трехъязычие. Попасть туда можно только по конкурсу. На 2015 год в сети элитных государственных школ училось 13 448 учеников. Уроки ведутся одновременно двумя преподавателями – казахстанским, который ведет предметы на русском и казахском, а также иностранным, отвечающим за англоязычную часть. По словам преподавателя кафедры сравнительной педагогики и международного образования университета Цукуба Куаныш Тастанбековой, на одного ученика НИШ тратит больше 2 млн. тенге в год. Тогда как в общеобразовательной школе эта сумма составляет в среднем 170 тысяч тенге в год. Очевидно, что задача НИШ в передаче своего опыта обычным школам становится невыполнимой – трансферт технологий требует тех же денег и тех же кадров. Кстати, о кадрах – благодаря хэдхантингу в пользу НИШ некоторые школы остались без лучших педагогов. Произошедшая утечка мозгов внутри страны плохо сказалась на и так невысоком кадровом потенциале обычных школ.
Получается, что государство делает ставку на выращивание элиты, значительно увеличивая разрыв между выпускником НИШ и обычной школой. Но вот хватит ли сил будущему небольшому интеллектуальному сословию обеспечить развитие всего государства? Может, лучше брать на вооружение опыт развитой Финляндии, где нет большой разницы в показателях (высоких показателях) школьников всей страны?
Кто-то третий
Нужно признать, что школа – это самое консервативное направление из всех государственных услуг. Несмотря на то что в общественном сознании учителя и врачи считаются чем-то единым, это далеко не так. Здравоохранение находится в лучшем положении, нежели школа, поскольку в развитии этой отрасли заинтересовано не только общество и государство. Серьезным игроком здесь выступает бизнес – будь то фармкомпания или завод по производству медицинского оборудования. Медкомпании лоббируют свои интересы, чтобы государственные клиники оснащались инновационным оборудованием, а лечение обеспечивалось с помощью современных методик. Также не секрет, что фармкомпании тратят большие средства на выплаты врачам, которые выписывают лекарства их производства. Также благодаря медицинскому бизнесу сотрудники здравоохранения постоянно находятся в профессиональном общении со своими зарубежными коллегами на международных конференциях и семинарах.
Что же до школы, то тут нет никаких компаний, которые были бы заинтересованы в трансферте новейших педагогических технологий, в финансировании симпозиумов и семинаров. Министерство образования и науки остается единственным монополистом в этой области. Оно дало свободу вузам, но вот школа находится под полным контролем министерства. И это еще одна казахстанская специфика.
В развитых странах подход несколько отличается. Скажем, в Германии абсолютно легально работают вальдорфские школы, чьи принципы совершенно отличаются от стандартных подходов. В Торонто с 1972 года работает школа Alpha, в которой нет дисциплины, строгого расписания и оценок. Классы здесь формируются не по возрасту, а по интересам. В Хоровой академии Гарлема, Нью-Йорк, все обучение строится на познании мира через музыку.
Отдельно следует сказать о надомном обучении, которое становится все более популярным в мире, но невозможно в Казахстане. Даже в России определенные группы детей могут учиться дома (в силу ли экстраординарных способностей или из-за здоровья). В Канаде в 1979 году дома обучалось около 2000. В 1996-м местные министерства образования заявляли о 17 553 детях, обучающихся дома, или 0,4 проц. от всего количества зарегистрированных учеников. Это рост в 776 проц. за 18 лет. В США в 1985 году дома обучалось 50 тысяч детей. В 1992 году таких учеников было уже 300 тысяч, а в 1999-м – 850 тыс. По данным Национального центра образовательной статистики США (National Center of Education Statistics), в 2003 году в США на домашнем обучении находилось 1,1 миллиона детей, что составляет 2,5 процента от всех учащихся. За 8 лет, с 1999 года, эта цифра выросла на 74 проц., и все специалисты сходятся во мнении, что тенденция роста продолжится. При этом исследования показывают, что успеваемость таких детей если не лучше, то точно не хуже, чем в государственных школах. По большому счету тактику государств, согласившихся на домашнее обучение, можно сравнить с новой политикой Министерства здравоохранения Казахстана – внедрение солидарной ответственности государства и гражданина как в деле сохранения здоровья (в нашем случае – качество знаний), так и в вопросе финансирования. Может быть, правительству в качестве эксперимента можно было бы ввести так называемый хоумскулинг (обучение дома) для желающих родителей? Это как минимум помогло бы снизить нагрузку на бюджет.
В 2015 году вдова Стива Джобса Лорен объявила конкурс XQ на поиск модели реформирования среднего образования в США с призовым фондом в 50 млн. долл. Это однозначно свидетельствует, что вопрос реформирования школы стоит даже в самых развитых странах. Причем в конкретном примере реформа проводится не со стороны государства, инициатива исходит от мецената. В нашей стране позиции министерства непоколебимы – в Казахстане по большому счету нет ни одного НКО, которое бы занималось проблемами именно среднего образования. Но, возможно, тут будут какие-то изменения. Специалист в Central Asian Research & Development Айнура Абсеметова рассказала о начале работы инициативной группы алматинцев, которые решили организовать весной 2017 года форум учителей «Четвертая четверть». «Смысл этого мероприятия заключается в том, что мы хотим дать для министерства обратную связь – а что сами учителя думают о том, в какую сторону нужно развивать казахстанскую школу. Участников будет сто, и чтобы их определить, мы скоро запустим конкурс эссе, по итогам которого учителя получат приглашения. За три дня они обсудят три главных вопроса – чему и как учить детей, а также кто он – учитель? По итогам мы сформируем три пакета предложения для правительства и общества, которые мы условно назвали «Консервативный», «Умеренный» и «Инновационный». Также мы хотим пригласить иностранных спикеров, которые могли бы вдохновить наших учителей на работу», – рассказывает г-жа Абсеметова.
Очевидно, что современный консервативный подход к управлению школой серьезно мешает ее развитию. И ситуацию можно было бы исправить, если бы министерство было готово демонополизировать эту область, отдав часть ответственности обществу. Начать можно было бы с сокращения отчетности и отмены взаимных школьных проверок и усиления роли гражданского сектора. Также важно наладить настоящую обратную связь с самими учителями, узнавать их профессиональное мнение относительно будущей стратегии. А до тех пор пока отношение Минобра к школе будет строиться в форме монолога, ситуация будет сохраняться – каждый новый министр будет предлагать свою реформу, результаты которой будут не известны.