14 августа представители ООН объявили самый высокий уровень угрозы гуманитарного кризиса в Ираке. Причиной тому сложная военная и политическая обстановка в стране.
Ухудшение ситуации в Ираке в последнее время связано с вооруженным противостоянием иракской армии с экстремистами из группировки «Исламское государство». Ранее она получила широкую известность под названием «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) в Сирии. Там организация сражалась против сирийского режима президента Башара Асада. В начале лета этого года боевики ИГИЛ с оружием в руках выступили против Багдада и правительственных войск, сумев за короткий срок захватить несколько иракских городов на севере страны.
Незаконным боевым формированиям сопутствовал невероятный успех. Немногочисленной группировке, вооруженной в основном стрелковым оружием и передвигавшейся на пикапах, неожиданно легко сдавались небольшие города. Даже крупный мегаполис Мосул, где был расквартирован тридцатитысячный корпус иракской армии, был оставлен без боя.
Гуманитарный кризис, о котором сегодня говорят представители ООН, как раз и вызван действиями «Исламского государства» на захваченных территориях. В основном на землях, перешедших под контроль боевиков, проживают сунниты. Достаточно легкое продвижение отрядов ИГ по их территориям обычно объясняют тем, что в последнее время иракские сунниты были крайне недовольны действиями официального Багдада. Правительство Ирака, сформированное в основном шиитскими политическими силами, недостаточно внимательно относилось к интересам и потребностям суннитской части иракского общества.
По сути, речь шла о том, что премьер-министр Нури аль-Малики проводил внутреннюю политику преимущественно в интересах шиитского большинства Ирака. В результате, когда ИГИЛ выступила против иракского правительства, на ее стороне автоматически оказались все те, кто хотел с помощью радикалов изменить свое положение. Именно этим можно было объяснить необычное военное везение группировки, которая к тому же буквально на глазах увеличилась в несколько раз в своих размерах.
Проблема, однако, заключается в том, что часть территорий, где теперь хозяйничают отряды «Исламского государства» принадлежит курдам, иракским христианам и другим этническим и религиозным меньшинствам. Радикалы требуют, чтобы жители захваченных ими провинций принимали ислам суннитского толка, либо мигрировали. В противном случае им угрожают смертью. По некоторым данным, около 1,2 млн. человек уже оставили свои дома, а в середине августа появилась информация, доказывающая, насколько серьезно настроены боевики ИГ. Власти Иракского Курдистана сообщили о гибели 80 курдов-езидов от рук экстремистов «Исламского государства».
Отношение руководства «Исламского государства» к ограничению свободы вероисповедания и публичным казням вызвало огромный общественный резонанс в мире. Лидеры западных стран призывают помочь пострадавшим от ИГ и беженцам, а также отправить оружие иракской армии и курдским ополчениям пешмерга. Курдские ополчения до последнего придерживались нейтралитета, но затем выступили против отрядов «Исламского государства». Правда, пешмерга воюет самостоятельно, не координируя свои действия с иракской армией.
Поскольку ни иракская армия, ни пешмерга не могут эффективно противостоять отрядам «Исламского государства», 8 августа Соединенные Штаты нанесли первые воздушные удары по боевикам. В Пентагоне сообщают об уничтожении живой силы и тяжелой техники. О разгроме или серьезных потерях ИГ пока говорить не приходится. Стороны ведут позиционные бои. По словам президента США Барака Обамы, именно «опасность геноцида вынудила Америку вмешаться в ситуацию». При этом он подчеркнул, что военная помощь будет продолжаться до тех пор, пока «не будет сформировано новое правительство с участием различных политических сил».
Слова Обамы о формировании нового правительства являются ключевыми для понимания всей картины происходящего сегодня в Ираке. Следует напомнить, что еще в июне Вашингтон настоятельно рекомендовал Багдаду не делать упор на силовом решении проблемы ИГИЛ. Все можно было решить путем переговоров. И американцы отчасти правы.
По большому счету выступление суннитских радикалов получило такой размах именно потому, что в целом было поддержано суннитской общиной Ирака. Сунниты рассчитывали на то, что шиитские партии поделятся частью властных полномочий с ними и это приведет к политическому консенсусу. Однако в последние годы правящий блок шиитских партий делал все возможное, чтобы ограничить власть суннитов в ключевых сферах государства. В итоге шииты доминировали в законодательной и исполнительной сферах власти, в армии и полиции. Когда весной этого года шиитские организации вновь выиграли парламентские выборы, так как за них проголосовало шиитское большинство электората (к шиитам относится свыше 60 проц. населения Ирака), а премьер-министр аль-Малики заявил о готовности в третий раз возглавить правительство, это привело к взрыву.
Вашингтон надеялся быстро погасить огонь в Ираке. Нечто подобное уже наблюдалось в 2010 году. Тогда Вашингтон смог убедить иракские политические силы разделить ответственность и не возобновлять борьбу за власть. Четыре года назад иракские политики прошли первый серьезный экзамен. Они удержались на краю пропасти. На тот момент политическая конфигурация более или менее устраивала все ведущие политические силы страны. Президентом был курд Джаляль Талабани, шиит аль-Малики возглавил правительство, а парламентом формально руководил политик из числа суннитов. Фактически речь шла о создании политической системы сдержек и противовесов. Гарантией сохранения ее устойчивости были, с одной стороны, негласные договоренности иракцев, а с другой – обещания США поддерживать правила игры и при необходимости корректировать курс политического развития Ирака.
Предлагая Багдаду такую компромиссную политическую конструкцию американцы, видимо, исходили из опыта Ливана. Население этого арабского государства, как и в Ираке, очень неоднородное в этническом и религиозном отношении. После получения Ливаном независимости там были серьезные дискуссии о том, представитель какой общины должен возглавлять государство и как при этом обеспечить основные интересы других общин. В 1943 году был заключен «Национальный пакт». В соответствии с этим соглашением пост президента Ливана отводился представителям христиан-маронитов, премьер-министра – суннитам, председателя парламента – шиитам, а заместителей премьера и спикера парламента – православным христианам. Причем норма представительства от различных общин была установлена в парламенте, правительстве и при распределении мест в отдельных министерствах и ведомствах.
Иначе говоря, ливанское политическое пространство юридически было поделено на сферы влияния различных общин. Это, конечно же, не стало панацеей от будущих политических кризисов. К примеру, один из самых серьезных уже в этом столетии был связан с противостоянием между шиитами, суннитами и христианами. Дело в том, что ливанские шииты потребовали большего участия в политике страны, поскольку в связи с демографическими изменениями их численность относительно других конфессиональных групп заметно выросла. Маронитов в последние десятилетия стало меньше, а шиитов существенно больше. Следовательно, по мнению шиитов, изначально принятая система распределения верховной власти должна быть пересмотрена.
Между тем ливанский опыт показывает, что заложенная более семидесяти лет назад политическая схема пусть и с перебоями, но работает. Несмотря на существующую специфику и структурные изменения в обществе, ливанским общинам нужно договариваться на какой-то прочной основе. Ведь из-за высокого уровня недоверия друг к другу борьба за власть в Ливане может привести к ослаблению или даже уничтожению государства. Именно из-за внутренних распрей Ливан в свое время становился заложником внешних игроков. Можно вспомнить, что еще несколько лет назад в стране находился военный контингент Сирии, а на юге часть приграничных районов контролировали израильские солдаты.
Безусловно, система распределения власти в Ираке намного проще ливанской. К тому же здесь действуют негласные договоренности, а роль ливанского «Национального пакта» играли добровольность выполнения взятых на себя обязанностей и американская поддержка. Просто в Ираке все понимали, что баланс внутриполитических сил неустойчив, и старались избегать любого напряжения системы. Потому что это было чревато серьезными последствиями и большим кровопролитием. Наверное, поэтому курды на севере страны не требовали от власти предоставить им большей автономии, хотя в конституции страны был закреплен принцип федерализма. Курды исходили из того, что не стоит лишний раз поднимать болезненные для Багдада вопросы. При этом они последовательно отстаивали свое право самостоятельно распоряжаться прибылью от добычи и транспортировки нефти.
Иракские сунниты также терпеливо следили за тем, как шиитское правительство постепенно сужало сферу их политической ответственности. Сначала это было мягкое вытеснение влиятельных суннитских офицеров из силовых структур, а затем выдавливание авторитетных политических и общественных деятелей из органов управления государством.
Вполне возможно, годы без больших потрясений создали у Багдада иллюзию того, что все участники политического процесса ради сохранения стабильности готовы будут смириться с усилением центральной власти и шиитов в ней. По этой причине, выиграв весной парламентские выборы, аль-Малики не мог скрыть ни от кого своего триумфа. К этому времени он уже научился лавировать между США и Ираном и играть на их противоречиях. Убедительная победа на парламентских выборах объективно усиливала его позиции как внутри страны, так и за ее пределами.
Отсюда понятно, что когда радикалы из ИГИЛ, возможно, поддержанные извне, повернули против аль-Малики свое оружие, он решил показать всем, кто в доме хозяин. Ставка на блицкриг тем не менее была ошибочной. С одной стороны, боевики ИГИЛ неожиданно оказались крепким орешком. С другой – США и их союзники не поддержали аль-Малики. Более того, они порекомендовали ему договариваться с умеренными суннитами, видя в этом часть решения проблемы ИГИЛ.
У аль-Малики это вызвало сильное раздражение. К тому же его поддержали шиитские партии и, самое главное, Тегеран. По некоторым данным, иранцы готовы были предоставить Багдаду военную помощь и специалистов для борьбы с отрядами ИГИЛ. Казалось бы, аль-Малики, опираясь на поддержку единомышленников внутри страны и за ее пределами, мог постепенно решать возникающие перед ним вопросы безопасности. Но проблема суннитского сопротивления приобретала угрожающие масштабы. За короткое время Багдад утратил контроль над значительной частью страны. В таких условиях принять помощь со стороны Ирана означало настроить против себя Запад и арабских соседей. Это напоминало бы войну шиитов и суннитов. В одиночку же победить ИГИЛ Багдад уже не мог.
Аль-Малики пошел на хитрость и попросил Вашингтон нанести ракетно-бомбовые удары по боевикам. Уловка не сработала. Вашингтон отказался вмешиваться в конфликт на условиях аль-Малики. Фактически американцы вынуждали премьера и его окружение пойти на уступки и придерживаться принятых правил игры. Ситуация осложнялась еще и тем, что в конце июля иракским парламентариям нужно было избрать президента страны. 24 июля Ирак возглавил представитель курдского блока партий Фуад Масум. Это и стало началом конца аль-Малики.
Масум считается умеренным политиком. Это старый друг Талабани, с которым они вместе организовывали Патриотический союз. Масум поддерживает хорошие отношения как с суннитами, так и с шиитами, и с ним связываются надежды на прекращение конфликта в Ираке.
Одним из первых указов Масум поручил сформировать правительство вице-спикеру парламента шииту Хайдеру аль-Абади. Аль-Малики назвал действия президента нарушающими конституцию. Дело в том, что его партия «Государство закона» выиграла парламентские выборы, получив 92 из трехсот с небольшим мест в законодательном собрании. На этом основании аль-Малики имел полное право в очередной раз возглавить правительство. Его сторонники думали точно так же. 12 августа лояльные аль-Малики силовики взяли под свой контроль целый ряд стратегических объектов столицы.
Однако когда нового премьер-министра аль-Абади подержали США, а также ООН и Иран, стало понятно, что у аль-Малики нет никаких шансов. В конечном итоге он признал свое поражение. И здесь самое интересное заключается в том, почему от бывшего уже премьер-министра отвернулись влиятельные союзники – иракские шиитские организации и Тегеран?
Следует отметить, что за отставку аль-Малики выступили влиятельнейший в Ираке богослов ас-Систани и лидер «Армии Махди» молодой и радикальный политик Муктада ас-Садр, назвавший назначение аль-Абади премьером «прологом к завершению кризиса, от которого страдает народ». Вопрос заключается в том, что политика аль-Малики, который нередко действовал прямо и грубо, действительно способствовала разрастанию политического кризиса. Курды воспринимали конфликт с ИГИЛ как борьбу шиитов с суннитами. Насколько это было справедливо, сказать сложно. Суннитских радикалов поддержало не все суннитское население Ирака. Тем не менее этот конфликт дал определенный сигнал курдам. Не случайно после начала наступления ИГИЛ курды взяли под свой контроль город Киркук и нефтяные месторождения, расположенные в его окрестностях, а затем президент Курдистана Масуд Барзани неожиданно заявил о намерении провести референдум о независимости и выйти из состава Ирака.
Фактически мог реализоваться ночной кошмар любых багдадских властей о разделе страны на три части – суннитскую, шиитскую и курдскую. Для иракских шиитов мысль о дроблении государства вызывает неприятие гораздо больше, чем идея разделить власть с национальными и религиозными меньшинствами. Когда стало понятно, что между единым Ираком и расколотым на три части стоит фигура аль-Малики, иракские шииты легко им пожертвовали. Проблема для бывшего премьера заключается еще и в том, что он позиционировал себя в роли жесткого политического лидера, не склонного уступать и искать компромиссы. Там, где обстоятельства требовали проявить гибкость и мягкость, аль-Малики действовал напористо. Такой политик хорош при решении трудных задач, где в придачу требуется вся его харизма и уверенность. Можно вспомнить, как несколько лет назад Ариэль Шарон практически в одиночку продавил в Израиле крайне непопулярное решение вывести войска из сектора Газа. Это привело к серьезным последствиям для системы безопасности государства, но и позволило ему в дальнейшем совершать более эффективные маневры в решении палестинской проблемы.
Аль-Малики сконцентрировался на силовом решении неудобных вопросов, прежде всего касающихся отношений с суннитами. Несомненно, это не устраивало ни суннитов, ни курдов, ни, в конечном итоге, подавляющего большинства шиитов. Ведь в таком случае премьер обрекал иракское население на гражданскую войну.
Тегеран опасался, что из-за политики аль-Малики в регионе может активизироваться Саудовская Аравия, которая, по слухам, поддерживает «Исламское государство». Это обстоятельство могло самым решительным образом изменить геополитический расклад сил непосредственно у границ Ирана, что не могло не настораживать его руководство. Не исключено также, что поддержка аль-Абади должна была продемонстрировать Вашингтону общую озабоченность иракской ситуацией и единство мнений по выходу из сложившегося тупика.
Неудивительно, что США тут же приостановили действие ряда санкций в отношении Ирана. В частности снят запрет на закупки у Тегерана нефтехимической продукции, а в Иран разрешено поставлять запчасти для ремонта самолетов гражданской авиации. В Вашингтоне данное решение связывают с достигнутым прогрессом на переговорах по иранской ядерной программе Ирана.
Однако, скорее всего, иракский трек оказал дополнительное влияние на принятие решений о санкциях. Поскольку больше всего неуступчивость аль-Малики не устраивала Вашингтон как единственного гаранта сохранения системы сдержек и противовесов. Штатам не нужен сильный харизматичный правитель Ирака. Это приводит к сбою работы всей системы. Кроме того, такой политик в какой-то момент стремится выйти из-под орбиты влияния США или, по крайней мере, хочет компенсировать неудобство, пытаясь найти противовес, как это сделал аль-Малики в лице Тегерана. Поэтому на роль нового премьер-министра выбран Хайдер аль-Абади, который до последнего времени не входил в первый эшелон иракской политики. В 2003 году он недолго возглавлял министерство коммуникаций, потом о нем никто не слышал. Зато он долгое время жил в Великобритании, работал в коммунальной службе Би-би-си.
Самое интересное, что с Западом тесно связан и новый президент Ирака Фуад Масум. Злые языки уверяют, что он имеет двойное гражданство – иракское и британское, хотя по конституции Ирака лицам с двойным гражданством запрещено занимать руководящие посты.
Как бы то ни было, теперь Масум и аль-Абади будут осуществлять общее руководство Ираком в ближайшей перспективе. Вашингтон при одобрении Тегерана осуществил перезагрузку иракской политической системы, поспособствовав смене политиков, но не самих принципов ее работы. Следовательно, иракским политикам вновь придется учиться удерживать неустойчивое равновесие системы. В противном случае, за них это будет делать кто-то другой.
публикация из журнала "Центр Азии"
июль-август 2014
№ 4 (92)