Общим местом стало утверждение, что средний класс является основой стабильно развивающегося общества. И хотя такая концепция активно применяется именно к современности, в истории общественной мысли эта идея далеко не нова. В трагедии 420 г. до н. э. «Умоляющие» Еврипид пишет о трех классах в государстве: богачи, бедняки и те, что посередине. Первые, отмечает автор, для города бесполезны, так как хотят побольше только для себя. Вторые опасны тем, что «подъемлют на имущих отравленное жало». И, наконец, средний класс – лишь он «для города опора; он законам покорствует и власти». Эту же идею о том, что идеальное государство основывается на «средних» людях, можно найти и у Аристотеля. Средний класс был в царской России, к нему относили чиновников и служащих, студентов и разночинцев; отдельно следует отметить и мещанство. С точки зрения марксистской теории в биполярном мире «пролетариат – буржуазия» средний класс отдельно не выделялся, хотя за ним признавалась некая переходная природа.
Что до практики, то в Советском Союзе тоже были середняки, говорить о которых было не принято – в противном случае пришлось бы согласиться, что даже в таком обществе проявился отдельный слой. Социолог А. Левинсон из Аналитического центра Ю. Левады отмечает три символически нагруженных компонента, по которым можно было определить «среднего» среди прочих равных советских граждан – это наличие квартиры, дачи и машины.
Однако если речь идет о неком «классическом» понимании среднего класса, то в первую очередь нужно говорить о капиталистическом обществе. Считается, что более или менее отчетливо новый класс людей выделился в США в 1830-е (по другой версии – в Англии в XVIII в. Это противоречие во многом отражает абстрактность этого понятия, о чем подробнее будет сказано позже). В социологической же науке термин стал широко использоваться в 1920-е годы.
Таким образом, невзирая на век, политический и экономический строй, исследователи пытаются выделить «средних» людей. Чисто умозрительно, это сделать не так сложно – например, академик РАН Татьяна Заславская определяет средний класс как то, что находится между нижним и верхним классом в обществе. При кажущейся очевидности формулировка имеет смысл только до тех пор, пока вы не начнете выяснять, что такое «нижний» и что такое «верхний».
Пристальное внимание к среднему классу связано с тем, какими свойствами его наделили исследователи. Если обрисовывать картину широкими мазками, то достаточно двух замечаний классиков социологии и истории. Так, если Питирим Сорокин считал, что средний класс является инновационной доминантой прогрессивного общественного развития, то Арнольд Тойнби и вовсе утверждал, что современная цивилизация – это цивилизация среднего класса, а его появление – главное достижение общества.
Если же рассматривать более конкретные свойства класса, то окажется, что его развитие способствует как экономическому, так и политическому развитию. Оказывается, что его представители не только хорошо зарабатывают, создавая основной продукт, но еще и щедро тратят деньги. Другими словами, они самые активные участники экономики производства и потребления. При этом такие люди не только являются основными налогоплательщиками, но и инвесторами частного сектора, что создает рабочие места. Также важно, что рост представителей этой группы смягчает неравенство и социальные противоречия.
В политическом отношении роль среднего класса заключается в том, что он выполняет стабилизирующую роль. Так как этим людям есть что терять, они выступают за законность и стабильность. Важнейший вывод, который делают социологи и политологи, заключается в том, что развитие сильного среднего класса с точки зрения теории непременно ведет к либерализации и демократизации общества.
Ну и, наконец, поскольку люди среднего класса не только экономически независимы, но еще и обладают определенным образом мышления, качеством и стилем жизни, они являются социальной основой, носителями ценностей, знаний и культуры.
Можно видеть, что средний класс наделяется исключительно позитивными качествами, что для любого общественного феномена достаточно странно. Этот и другие факторы позволили современным социологам подвергнуть сомнению постулаты, с которыми все в социогуманитарном дискурсе, как кажется, согласились.
Политическая магия
Первая претензия заключается в том, что деление общества на три класса заведомо упрощает сложную социальную систему. Вместе с тем, средний класс называют основой поступательного развития человечества, однако если он сформировался только в 30-е годы XIX века, то благодаря какой силе шло развитие цивилизации прежде? Это достаточно общие вопросы, в то время как современные социологи задают ключевой вопрос – существует ли на самом деле то, о чем теоретики так и не смогли договориться?
Точка преткновения здесь в том, кого и на каком основании относить к среднему классу. Как было отмечено выше, по одной из версий средний класс выделился не в США, а в Англии, и тогда к нему относили сословие, которое было состоятельным, но при этом не имело земельной ренты, а также не могло влиять на политические процессы. Они-то вместе с мелкими крестьянами-собственниками назывались Марксом мелкой буржуазией, которой впоследствии предрекалось исчезновение. На столетие позже с развитием индустриального общества появился класс управленцев, которые, кстати, могли получать даже меньше рабочих – в 1880-х годах бухгалтер в США мог получать 5 долл. в неделю, в то время как машинист – 1,75 долл. в день. При этом условия были лучше, рабочий день короче, что позволяло относить их образ жизни к «буржуазному». Со временем «белых воротничков» становилось все больше, а главное, усложнялась их иерархия. И уже в 1950-е годы социолог Ральф Дарендорф сказал, что средний класс – это «класс, который не является классом, группа, которая не является группой, страта, которая не является стратой».
И в итоге становится совершенно непонятно, на каком основании те или иные исследователи записывают людей в средний класс. Возьмем, например, критерий, который лежит на поверхности, – доход. Однако как только вы попытаетесь его применить, вы столкнетесь с большим количеством проблем и вопросов. Скажем, какой доход брать за средний? В Казахстане, по исследованию портала Mojazarplata.kz, ядро среднего класса формируют семьи, чьи годовые доходы находятся в диапазоне от 8280 до 9900 долларов. Возьмем нижний край, предположим, что в семье зарабатывают и муж и жена, причем они имеют равный заработок. Таким образом получится, что ежемесячный доход одного представителя казахстанского среднего класса составляет 345 долл., а женатой пары, соответственно, 690 долл. С учетом курса на момент исследования (275 тг. за 1 долл.) получается почти 189 тыс. тенге на семью в месяц. Однако это не совпадает с методологией главного аналитика Информационно-аналитического центра Министерства образования и науки РК Айгуль Есенгалиевой, которая считает, что выходец из среднего класса тратит на коммунальные расходы и питание не более 30 проц. дохода. Ведь можно прикинуть, сколько это.
Так, по данным управляющего директора АО «КазТрансГаз Аймак» Рустама Сулейманова, средний счет за оплату коммунальных расходов за трехкомнатную квартиру зимой составляет примерно 28 тыс. А по данным службы маркетинговых исследований Nielsen, казахстанцы в среднем на продукты питания тратят 60 тысяч тенге. Получается, что по методологии исследовательского центра МОН РК доход семьи среднего класса должен составлять 293 тысячи тенге, что на 104 тысячи больше, чем рассчитал портал Mojazarplata.kz.
Есть и другой вариант подхода – расчет медианной заработной платы. По данным замминистра здравоохранения и социального развития Светланы Жакуповой, мужчины в Казахстане в среднем получают 117 тысяч тенге, а женщины – чуть более 80 тысяч тенге. Возьмем эту сумму для иллюстрации тезиса, для которого в принципе не важно, насколько она «реально» совпадает с доходами человека из среднего класса. Дело в том, что зарплату в 117 тыс. тенге может получать кто угодно – по данным портала рекрутингового агентства Head Hunter, на эту сумму могут рассчитывать слесарь-сборщик мебели, врач общей практики, менеджер по продажам, журналист, агроном и т. д. Все это совершенно разные специальности из несхожих отраслей, требующие различных навыков, образования и специализации. Это показывает, что только лишь уровень дохода ни о чем не говорит.
Это особенно справедливо, если брать во внимание расчет доходов «среднего класса» по миру. Швейцарский банк Credit Suisse опубликовал отчет «Global Wealth Report», согласно которому, для того чтобы принадлежать к среднему классу, человеку в 2015 году нужно иметь годовой доход, размер которого отличается от страны к стране. Так, в Украине «входной билет» среднего класса стоит 11 258 долл., в Швейцарии – 72 900 долл., в США – 50 тысяч долл., в Китае – 28 тыс. долл., а в России – 18 тыс. долл. Получается, что мы продолжаем говорить о некоем «среднем классе», у которого есть общие черты, невзирая на разброс в несколько десятков тысяч долларов. Конечно, социологи отвечают на это введением таких понятий, как «низший средний», «средний средний» и «высший средний» классы. Однако насколько эти методологические «костыли» делают ситуацию яснее?
Когда исследователи столкнулись с этим противоречием, они предложили другой подход – самоопределение. Действительно, можно спросить у самого человека, к какому классу он себя относит. В этом случае необходимо, чтобы в обществе существовал некий набор штампов и представлений относительного среднего класса, с которыми респондент должен себя соотнести. Но и этот метод очевидно неэффективен. Так, согласно опросу Левада-центра, в России к среднему классу себя отнесли 82 процента опрошенных. Казахстанское агентство по статистике в 2014 году давало данные, по которым к среднему классу себя отнесли 50,7 проц. домохозяйств, а по данным 2015 года – уже 87 процентов.
Здесь нужно понимать, что, во-первых, обычные люди не знают о политологическом и социологическом понятии «среднего класса» и зачастую подразумевают под «средним» нечто нормальное, обычное, не выбивающееся из общей картины. Во-вторых, исследования показывают, что на постсоветском пространстве люди оценивают себя неадекватно реальности. Так, для иллюстрации можно привести направленную на изучение неравенства работу Misperceiving Inequality экономистов Владимира Гимпельсона и Даниэля Трейсмана. Оказалось, что богатые люди часто занижают свою позицию в иерархии неравенства: состоятельные граждане в России и других постсоветских странах оценили свое положение как почти бедственное. В то время как в западных странах, наоборот, бедные люди часто считают себя богаче, чем являются на самом деле. Такие искажения самоопределения нужно учитывать.
Пытаясь снова и снова ухватить, что же такое «средний класс», исследователи вводят все новые переменные – социальный статус, образование, престижность профессии, участие в тех или иных организациях, наличие определенного набора атрибутов (недвижимость, две квартиры, определенный запас денег на депозите). Макс Вебер относил сюда тех, кто обладает всеми видами собственности или обладает конкурентоспособностью на рынке труда благодаря соответствующей подготовке. Но чем более точные индикаторы вводят ученые, тем более дифференцированной видится структура. В конечном счете, это приводит к положению дел, описываемому российским социологом Константином Киселевым: «Если делать измерения все более и более точными, то классовая структура грозит превратиться в атомарную, ибо один человек в реальности хоть чем-то, но отличается от другого, сам по себе представляя отдельный класс».
Мифология политических процессов
В принципе, в попытке объяснить общество, разделив его на группы, нет ничего страшного: сегментирование и стратификация – это объективные методы исследования. Однако когда на основании выделения некоего «среднего класса» делаются серьезные обобщения, выводы и прогнозы, касающиеся экономического развития, стабильности, демократизации и либерализации общества, то тут нужно быть осторожными.
Декан философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, главный редактор журнала «Социология власти» Виктор Вахштайн отмечает, что термин «средний класс» не имеет ничего общего с теориями экономики и социологии и является лишь разменной монетой в политической риторике. По его наблюдениям, в 1990-е термин стал чуть не центральной темой обсуждения, поскольку в либеральном дискурсе этот класс выполнял роль гаранта демократических преобразований, «а также носителя всего прогрессивного, доброго и справедливого». «Задача в 1990-е была доказать, что средний класс есть и что он неизбежно будет расти. Так же неизбежно, как незадолго до этого предрекали победу революции, только тогда другой класс выступал гегемоном. В 2000-х риторика медленно исчезает из разговоров политиков и экспертов, и уж точно из языка научной теории. Произошло вытеснение одной политической фигуры речи другой. И вот сегодня мы вновь видим возвращение среднего класса. Так, понятие «среднего класса» выполняло задачу объяснить, что происходит, во время митингов на «Болотной», – рассказывает ученый в одном из своих интервью. Что касается западной парадигмы «среднего класса», то существует мнение, что она была разработана как идеологическая альтернатива той самой марксистской теории. В этом смысле концепция, в которой «средний класс» – это сытые и довольные жизнью люди, был как нельзя кстати, предоставив рабочим новый жизненный ориентир, альтернативу революции.
То, что понятие среднего класса является мифом, разбирает другой социолог – Тагир Калимуллин. Он применяет антропологическую теорию конструирования мифа и показывает, какие функции выполняет миф о среднем классе, какова его структура, когда он становится востребованным и т. д. В своей статье он опровергает тезис о том, что средний класс ведет к стабильности, а также к либерализации: «Благодаря каким социальным группам в нескольких странах Европы образца первой трети ХХ века к власти пришли националистические партии? На чьих плечах в 1970-х годах в странах Латинской Америки к власти пришли тоталитарные режимы? Те, кто безоговорочно встал на сторону Робеспьера, Муссолини, Гитлера, кто наряду с другими группами участвовал в еврейских погромах, был социальной основой политики перманентной борьбы с «врагами народа», не были рабочими, не были они и представителями высших слоев общества. Это был средний класс».
Смещение акцента
Другой пример использования политической риторики уже на международном уровне демонстрирует ООН. В частности, ПРООН прогнозирует, что к 2030 году в мире половину человечества можно будет назвать представителями «среднего класса». Исследователи и публицисты стали разрабатывать тему «глобального среднего класса». ОЭСР заявляет о том, что за 30 лет такого статуса может достигнуть 90 процентов жителей Индии, которая на сегодняшний день является одной из беднейших стран. «Глобальный средний класс» включает в себя тех, чей заработок составляет выше 10 долл. в день.
Между тем в США, в которых, как считается, «средний класс» является основой общества, он постепенно сокращается. Издание The Atlantic приводит данные Census Bureau, согласно которым в бедности живет 14,9 проц. американцев. Исследование Go Banking Rates утверждает, что 62 проц. американцев имеют менее 1000 долл. сбережений. Статистика The Pew Research Center показывает, что в 1971 году к среднему классу относился 61 проц. населения, а в 2015 – 50 проц. В другом исследовании этого же центра указывается, что почти половина американских семей тратит больше, чем зарабатывает. Газета Financial Times, анализируя положение, приходит к выводу об обвале среднего класса США.
Эти противоречивые данные о том, что во всем мире ожидается неминуемый рост числа середняков при реальном сокращении его представителей в США, свидетельствует о существующей проблеме. Уже было отмечено, что риторика о среднем классе – это скорее не научная объективная данность, а некий образ, который необходим для экономического и социального планирования и моделирования. В этом смысле этот концепт может быть очень полезным. Вводя понятие, наделяя его только положительными свойствами, можно конструировать желательное поведение, причем для каждой экономики это будет своя модель. Скажем, в одних обществах нужно делать акцент на демографии (наличие двоих детей), в других – на размерах потребления (две машины, наличие страховки, собственная недвижимость), в третьих – на общественно-политических аспектах (образование, социальный статус) и т. д. Собственно, этим можно объяснить все дополнительные критерии класса, которые достраиваются по мере необходимости.
Но если уйти за пределы политической риторики, то окажется, что нет проблемы «среднего класса», есть проблема неравенства. В этом смысле любопытно рассмотреть книгу Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке». Автор утверждает, что как минимум на протяжении всего XVIII и XIX веков сохранялся примерно один уровень неравенства. К 1910 году богатейшим 10 проц. населения принадлежало 80–90 проц. всего национального богатства, а богатейший 1 процент населения владел 50–60 проц. богатства. И только в период 1914–1950 годов в результате двух мировых войн, послевоенной разрухи, введения прогрессивной системы налогообложения и быстрого роста экономики сложилась беспрецедентная в истории ситуация, когда рост экономики превышал рост доходности капитала, который упал с обычных 4–5 проц. до 1–1,5 проц. В этот период доля богатых 10 проц. населения в национальном богатстве упала до 60–70 проц. в 1950–1970 годах, а доля богатейшего 1 процента населения упала до 20–30 проц. Однако, похоже, что этот этап в истории экономики приближается к концу и есть вероятность, что в XXI веке ситуация вернется к изначальному положению.
Может быть, здесь и кроется залог успеха «среднего класса», когда национальные богатства стали перераспределяться так, что значительная часть населения впервые в истории стала богаче; появился высокооплачиваемый труд менеджеров, представителей интеллектуального труда и т. д. Возможно, постепенное увеличение неравенства в США – это признак постепенного возвращения к балансу XIX века? Может быть, нет больше смысла говорить о развитии среднего класса и следует искать механизмы снижения неравенства? Но тогда это совершенно другой вопрос, другая механика решения проблемы. Так, тот же Пикетти видит выход в том, чтобы во всем мире была принята прогрессивная система налогообложения. Как кажется, это романтический или даже утопический взгляд, однако здесь важен именно принцип – смещение акцента с абстрактной политической концепции «среднего класса» в пользу вполне реальной глобальной проблемы неравенства.
В Казахстане «средний класс», как и во всем мире, – искомая модель поведения. Трудно ее описать, но для многих такая метафора благополучия является понятной. Главное, чтобы при этом поиск и строительство среднего класса не становились самоцелью, нужно понимать существующие ограничения этой политической парадигмы и действовать в направлении неравенства. Помимо введения прогрессивного налога Томас Пикетти указывает еще на один важный инструмент – распространение знаний и инвестиции в образование.