Султан Акимбеков
Этим летом в геополитике региона произошли весьма масштабные изменения, которые напрямую затрагивают интересы целого ряда стран. В их числе как великие державы – Китай, Россия и США, так и государства регионального уровня, включая и Казахстан. Очень важно понять, что, собственно, произошло и как события могут развиваться в дальнейшем.
Начать надо с того, что еще года два назад казалось, что в геополитике нашего региона все предельно ясно. Однако за последний год ситуация резко изменилась. Парадоксальным образом все началось с так называемой «арабской весны» 2011 года.
Тогда казалось, что западное влияние в мусульманском мире рушится на глазах. Сначала пал традиционно прозападный режим Бен-Али в Тунисе, затем начались волнения в Египте, которые привели к падению всегда тесно связанного с американцами режима президента Хосни Мубарака. В той или иной форме массовые выступления охватили Марокко, Иорданию, начались протесты в Бахрейне. Все это страны, весьма лояльные к Западу. И хотя параллельно зашатались Ливия, а потом и Сирия, но в целом размен стран и режимов был явно не в пользу США и Европы. И даже тот факт, что сами западные страны активно участвовали в организации падения ливийского режима, а также поддержали перемены в Египте, не мог изменить общую пессимистическую оценку ситуации.
Особенно это было характерно для российского общественного мнения, которое в своем большинстве традиционно настроено критически по отношению к Западу и склонно придерживаться апокалипсических сценариев в отношении его будущего. Весьма близкой позиции придерживались в Иране, где первоначально увидели в арабских событиях признак краха враждебных ему прозападных режимов, а также некоторых недружественных суннитских монархий, что открывало прямую дорогу для укрепления иранской гегемонии в исламском мире.
Дело в том, что в предшествующие арабским событиям годы Тегеран последовательно укреплял свои позиции как лидера мусульманского протеста, направленного против западного влияния. Он поддерживал очень многие радикальные движения, от сомалийских исламистов из Аш-Шабаа и йеменских зейдитов до «Хезболлах» и Хамас в Ливане и Палестине. В результате «исламская улица» становилась все более радикальной, а ее симпатии к Ирану как единственной силе, способной, с ее точки зрения, противостоять «западным крестоносцам», только увеличивались.
К тому же в 2010 году было принято решение о выводе в 2014-м из Афганистана американских и союзных им войск, а в 2011 году американцы окончательно ушли из Ирака. Несомненно, что оба этих решения в перспективе превращали Иран в наиболее влиятельную силу в этих соседних с ним странах, с учетом его связей с многочисленными местными шиитами, а также родственными афганскими таджиками.
Так что к 2011 году все выглядело так, что Запад и американцы постепенно проигрывают, а Тегеран если еще и не выиграл, то серьезно укрепил свое влияние. Похоже, что на пике эйфории от открывающихся перед ним перспектив примерно в 2011 году иранское руководство, собственно, и решило пойти до конца в вопросе обогащения урана. А последняя стадия в данном технологическом процессе – это все равно ядерная бомба.
Для нашего региона все эти события также имели значительные последствия. Весьма характерно, что именно вывод войск международной коалиции из Афганистана стал рассматриваться как главный сценарий развития событий. Причем в смысле их эвакуации и, соответственно, неизбежного поражения. Тем более что в 2011-м произошел инцидент с атакой американским самолетом пакистанских военных, что привело к прекращению через Пакистан транзита грузов для войск международной коалиции в Афганистане и поставило последние в предельно трудную ситуацию.
В итоге США и их союзники стали вести переговоры с государствами Центральной Азии и Россией о так называемом Северном маршруте транспортировки. Естественно, что в связи с этим не только создавалось впечатление о появлении определенной зависимости Запада от России как ключевой страны в обеспечении транзита грузов для их войск, но и подтверждалась идея о неизбежном уходе западных войск из Афганистана.
Соответственно, опираясь на комплекс информации основные заинтересованные стороны и стали строить по данному поводу свои планы. В частности, естественным образом возникла идея восстановления в Афганистане прежнего Северного антиталибского альянса, который должен был быть основан на общности интересов, с одной стороны Ирана и России, с другой – северных национальных меньшинств, в первую очередь таджиков.
Общим для Москвы и Тегерана было намерение удержать север Афганистана. Для России было важно не допустить проникновения влияния третьих стран в стратегически важный район Центральной Азии, поэтому союз с Ираном в Афганистане – это условие создания эффективного барьера для возможности такого проникновения.
В то же время для Ирана было принципиально важно получить контроль над территориями, населенными шиитами, а также родственными таджиками-суннитами. Таким образом, Тегеран не только укреплял свое влияние, но и обеспечивал безопасность своих границ.
В свою очередь, интересы северных меньшинств в Афганистане заключались в том, чтобы не допустить восстановления пуштунского доминирования. Поэтому для них было вполне логично в преддверии вывода западных войск попытаться укрепиться на афганском севере с российской и иранской помощью.
Отсюда такая воинственная, часто антипуштунская, риторика со стороны представителей северных афганских меньшинств, в первую очередь таджиков, которые в современном Афганистане играют заметную роль в армии и силах безопасности. За последний год ими было высказано немало идей по данному поводу. Характерно, что таджикские представители из Афганистана очень часто акцентировали внимание именно на возможном расколе страны после вывода западных войск.
В результате получилась очень интересная геополитическая конструкция. Альянс России, Ирана и меньшинств Северного Афганистана, который выступает в роли некоего барьера на пути в Центральную Азию. Теоретически для наших стран такая схема выглядит весьма привлекательно. Потому что естественно, что здесь серьезно опасаются влияния с юга. И речь идет даже не о гипотетическом броске талибов к Самарканду, а скорее об общей угрозе распространения радикализма с юга.
Кроме того, светские государства Центральной Азии, очевидно, опасаются взаимодействия с миром ислама в целом, где последние пятьдесят лет шли бурные процессы, от которых мы остались в стороне. Наши страны явно не готовы к открытому взаимодействию и предпочли бы ничего не менять. Россия, Иран и Северный Афганистан предоставляли такую возможность. Немаловажно, что государства Центральной Азии не могли не опасаться импорта либеральных настроений, связанных с «арабской весной». То есть все было в пользу России и Ирана.
В то же время было очевидно, что для обеспечения устойчивости альянса России, Ирана и меньшинств на севере Афганистана, принципиально важно было наличие надежного тыла в Центральной Азии. В 1990-е годы как раз здесь и шла самая серьезная борьба за влияние. Можно вспомнить Узбекистан, который несколько раз совершал геополитические маневры между Россией и США, что порой имело для него весьма серьезные последствия.
Поэтому Россия приложила максимум усилий, чтобы иметь надежные позиции в Центральной Азии. Она укрепила свое влияние в Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). Следует обратить внимание на принятие в этой организации в 2011 году решения о том, что размещение иностранных баз может быть осуществлено только с общего согласия стран-участниц. Понятно, что по своей сути данное решение было направлено на то, чтобы ограничить вероятность появления на территории Центральной Азии военных баз третьих стран, в первую очередь США.
Стоит отметить также начало работы Таможенного союза и Единого экономического пространства Белоруссии, Казахстана и России, в их состав в самой ближайшей перспективе должны были вступить Киргизия и Таджикистан. С геополитической точки зрения такая комбинация теоретически должна была придать некоторую устойчивость российскому влиянию в Центральной Азии даже в случае, если бы Узбекистан и Туркменистан сохранили бы свою обычную отстраненность от общих процессов.
Хотя последние страны все равно были в целом включены в российскую зону влияния, Ташкент теоретически не мог пойти на соглашение с США о создании военной базы из-за своего участия в ОДКБ. Ашхабад же, после периода охлаждения отношений в конце двухтысячных годов из-за газового вопроса, поддерживал с Москвой более-менее ровные отношения. Вплоть до того, что Россия продала ему ракетные катера со сверхзвуковыми противокорабельными ракетами «Москит», для которых просто нет целей на Каспии.
Однако весной-летом 2012 года ситуация резко изменилась. Совершенно неожиданно Азербайджан потребовал от России 300 млн. долларов за радиолокационную станцию в Габале. Затем Киргизия заявила о такой же сумме за российские военные объекты. Весной сорвался процесс подписания договора об аренде 201 военной базы в Таджикистане, последний конфликт продолжается до сих пор. И, наконец, летом совершенно неожиданно Узбекистан вышел из ОДКБ.
По всей системе обеспечения российского влияния в Южном регионе был нанесен самый серьезный удар. И если ситуацию в Киргизии уже удалось переломить с помощью переговорного процесса, аналогичная перспектива ждет и таджикский вопрос, но уход Узбекистана из-под российского «зонтика» это очень серьезно.
Хотя Ташкент сразу после своего демарша об уходе принял закон, что никакие иностранные военные базы не могут быть открыты на территории Узбекистана, было понятно, что это попытка нейтрализовать возможную негативную реакцию со стороны России. У Москвы достаточно рычагов, чтобы задеть интересы Ташкента. Достаточно будет ограничить доступ узбекских мигрантов на российскую территорию и снизить возможности транспортировки грузов из Узбекистана на внешние рынки.
Однако августовский визит Роберта Блейка в Узбекистан и подписание контрактов на 2,8 млрд. долларов четко продемонстрировали динамику развития событий и их главную тенденцию. В конце августа уже стали вестись разговоры о возможном создании на узбекской территории некоего центра для координации действий в Афганистане. Если учесть, что с весны этого года речь идет о том, что войска коалиции могли бы оставить в регионе десятки тысяч единиц техники, как на складах, так и для частичной передачи местным силам, то очевидно, что Узбекистан для этого подходит идеально.
Если предположить, что выход Узбекистана из ОДКБ означает очередную смену геополитического курса, то вся конструкция влияния России в Центральной Азии теперь повисла в воздухе. Еще более серьезная проблема связана с тем, что декларируемый уход в 2014 году из Афганистана вполне может не состояться. Вернее, он состоится, но уже в принципиально других условиях. Потому что до 2014 года находящийся сегодня в жестокой экономической блокаде Иран просто не выдержит. Значит, вероятность войны заметно повышается. А это может не только лишить Москву ключевого союзника в Афганистане, но и вообще ставит ее в весьма сложную ситуацию.
Кроме того, западные союзники в этом году приняли решение о продолжении финансирования афганской армии и полиции. Одновременно в ходе визита президента Барака Обамы в Афганистан были подписаны соглашения по обеспечению американского присутствия после 2014 года. Здесь и военные советники, и долгосрочная аренда некоторых баз, и т. д. А в августе было достигнуто соглашение с Пакистаном об открытии транзита через его территорию. После чего в Исламабаде заявили, что собираются взять под контроль территории независимых пуштунских агентств в Северо-Западной пограничной провинции (СЗПП), где сконцентрированы все вооруженные исламисты. Это означает, что уход западной коалиции не только будет проходить в более комфортных условиях, но и что нет оснований для предположения о неминуемом приходе талибов к власти после вывода войск.
Потому что за талибами все 2000-е годы стояли некоторые политики, военные и спецслужбы Пакистана. Теперь же договоренности по вопросу о дальнейшем развитии событий, похоже, достигнуты. Афганистан остается централизованным, американцы продолжают финансирование единой армии и полиции, а также отдельных племенных ополчений. Пакистан этому не мешает.
Если же до 2014 года снизится значение Ирана, например, вследствие уже вполне возможной войны, то не будет оснований ожидать начала борьбы за влияние внутри Афганистана. Тем более что без Ирана Россия не имеет возможности проводить самостоятельную эффективную политику среди местных полевых командиров. А после фактической потери Узбекистана и появившихся проблем в отношениях с Таджикистаном, у Москвы сокращаются возможности для проведения самостоятельной афганской политики.
Показательно, что как раз после подписания соглашений с Пакистаном, в Афганистане начали происходить некоторые важные изменения. В частности, в результате голосования в Лойя Джирге были отправлены в отставку одновременно министры обороны (Вардак) и внутренних дел (Бисмилла-хан). Последняя отставка весьма символична. Потому что яркий представитель панджшерского клана таджик Бисмилла-хан был ключевой фигурой в вопросе формирования армии и полиции Афганистана. До министра внутренних дел он был начальником Генерального штаба афганской армии. Кроме того, в годы войны против правительства Наджибуллы и затем против талибов, в его зону ответственности входил район Шамоли к северу от Кабула и стратегически важная база Баграм.
При этом отставка престарелого пуштуна Вардака выглядит как размен против энергичного Бисмилла-хана. Можно предположить, что новый руководитель полиции уже не будет так связан, в частности, с панджшерцами и в целом с северными национальными меньшинствами. В конце концов, американцы и европейцы платят полицейским, как и военным, и они же заказывают музыку. В то же время панджшерцы продолжают быть представлены в политических структурах. У них нет оснований рисковать своим положением ради того же Ирана.
Кроме того, 26 августа появилось сообщение о гибели ключевого полевого командира талибов муллы Дадуллы. Это наиболее известная фигура из движения «Талибан», самый непримиримый из их числа. Известнее Дадуллы только сам мулла Омар и отец и сын Хаккани. Но последние представляют так называемую сеть Хаккани, которая по своей сути это скорее племя дзадран, лидерами которого они являются.
Гибель Дадуллы весьма символична. Если пакистанцы действительно займут племенные пуштунские территории и если американцы сумеют усилить влияние пуштунов на политические процессы в Афганистане, то сократится основа для афганского сопротивления, в том числе и «Талибан». Последнее во многом опиралось на недовольство пуштунов ситуацией в стране и доминированием меньшинств. Уход радикальных командиров талибов в такой ситуации, очевидно, снизит их военную активность.
В общем, вся геополитическая конструкция, которую Россия и в некоторой степени Иран выстраивали в Центральной Азии и Афганистане, дала трещину. При этом обе стороны явно не довольны друг другом, Тегеран вообще подал против Москвы иск.
Теперь все будет решаться вне границ нашего региона. Основные события будут происходить вокруг Ирана и Афганистана. Очевидно одно, давняя идея открыть регион Центральной Азии, восстановить транспортные коридоры из Индии и Пакистана на север (Новый Великий шелковый путь), как никогда близка к реализации. Россия уже не сможет создать барьер между нами и перенаселенным югом. К этому можно относиться по-разному, многие будут против, но в любом случае это не так критично для наших интересов. Все будет зависеть от нашей внутренней ситуации и готовности к любым внешним вызовам.
публикация из журнала "Центр Азии"
июль/август 2012
№13-16 (71-74)