Султан Акимбеков
Конец весны и начало лета в Казахстане и вокруг него оказались весьма насыщенными на важные события. Среди них особенно выделялись обстоятельства, связанные с вопросом о повышении пенсионного возраста для женщин. Сама реформа, как известно, вызвала весьма серьезное недовольство в обществе. Появилось даже определенное число активистов женских движений, которые стали выступать против принятия закона. Для условий современного Казахстана это было весьма необычно. Хотя сама по себе такая активность не представляла какой-либо большой проблемы для государства, несмотря на то что в оппозиционных кругах и среди политологов высказывались разные мнения о возможном росте в связи с этим протестного потенциала.
Но недовольство – это одно, а протесты – совсем другое. Государство в девяностых смогло реализовать гораздо более непопулярную пенсионную реформу, когда не только был на три года повышен возраст от советского уровня для женщин и мужчин (стал 58 и 63 года соответственно), но и были отменены прежние льготы по выходу на пенсию. Для сравнения: в России они действуют до сих пор, поэтому в этой стране из 40 млн. пенсионеров не меньше четверти вышли на пенсию по разным льготам. К примеру, если бы у нас не было в свое время проведено пенсионной реформы, тогда в Казахстане было бы сейчас не 1,7 млн. пенсионеров, а на полмиллиона больше. Конечно, отмена льгот по выходу на пенсию стала большой проблемой для многих категорий граждан, которых напрямую затронул этот вопрос (шахтеров, металлургов и других). Однако для государства это было решение вопроса. Например, в России в свое время так и не смогли пойти на непопулярные меры и теперь уже не могут сделать этого явно необходимого для экономики шага (40 млн. пенсионеров – это все-таки очень много на 140 млн. населения).
При этом надо отметить, что в 1990-х общественно-политическая ситуация в Казахстане объективно была сложнее, чем сегодня, но государство настояло на своем. Поэтому маловероятно, что вполне естественное недовольство женщин, особенно предпенсионного возраста, могло перерасти в нечто большее.
Стоит также отметить, что радикальная оппозиция, которая теоретически могла быть заинтересована в использовании данных настроений, в последнее время реально была сильно ослаблена. Хотя и в более ранний период новейшей истории Казахстана, несмотря на все предпринимаемые политической оппозицией попытки расширить свою поддержку за счет самых различных недовольных групп граждан, им это редко удавалось. Периодические проявления недовольства обманутых дольщиков, владельцев праворульных автомобилей и некоторых других обычно быстро заканчивались по мере исчерпания вопроса.
Возможно, именно поэтому исполнители в государственном аппарате отнеслись к вопросу о повышении пенсий для женщин достаточно формально. Хотя теоретически в относительно открытом обществе любой вопрос, тем более потенциально способный вызвать неудовольствие, должен иметь соответствующую систему информационной поддержки. Для этого, собственно, и существуют связи с общественностью. Их задача объяснять обществу свою версию событий, рассказывать о мотивации принятия решений, заранее подготовить спикеров, которые будут общаться со СМИ, иметь тезисы и аргументы для любой сложной ситуации. Благодаря всем этим действиям можно смягчить возможную негативную реакцию со стороны общественности.
При этом не требуется ничего сверхъестественного и даже не надо рассказывать все, как есть. По большому счету суть связей с общественностью заключается в том, чтобы представить собственную историю вопроса, до того как в общественном мнении появятся разные негативные оценки. Иногда невозможно полностью закрыть проблемную тему, но можно попытаться смягчить последствия ее появления. Именно этим занимаются соответствующие службы в нефтяных, фармацевтических, алкогольных и прочих компаниях с заведомо существующими проблемами в отношениях с общественностью.
То есть одновременно с подготовкой реформы надо было подумать и об ее PR-сопровождении. Собственно, именно на это обстоятельство и указал президент страны, когда внес свои коррективы в закон.
Президент сделал очень тонкий ход. Это нельзя назвать отступлением под давлением общественных требований. Потому что реформа не была отменена, в нее просто были внесены определенные коррективы, которые должны несколько изменить ситуацию. Но принципиально суть реформы не изменилась – возраст женщинам будет повышаться, но реформа стартует на четыре года позже, с 2018-го. То есть женщины как минимум девяти предпенсионных возрастов (от тех, кому сегодня 49 лет до тех, кому 58, так как реформа изначально предусматривала поэтапное повышение возраста выхода на пенсию на один год) получают возможность выйти на пенсию по старым правилам. Если в Казахстане в год выходит на пенсию примерно 80 тыс. женщин, поправка президента коснется по меньшей мере 700 тыс. женщин.
В то же время президент четко высказался по поводу ответственности исполнителей. Один из них – министр Серик Абденов, был в итоге в начале июня отправлен в отставку. Со своей стороны премьер-министр Серик Ахметов признал ответственность за то, что правительство недоработало с разъяснением широкой общественности нового закона.
В принципе правительства для того и существуют, чтобы выпускать пар общественного недовольства. В парламентских республиках это обычное явление. В президентских республиках ситуация носит другой характер. Здесь министры крайне редко умеют взаимодействовать с обществом, потому что в отличие от парламентских республик им в своей прошлой жизни редко приходилось дебатировать в публичном пространстве. Они привыкли позиционировать себя как незаметную часть системы, как винтики единого механизма, поэтому это освобождало их от необходимости участвовать в дебатах, но одновременно позволяло прятаться за авторитетом государства в целом. Соответственно, любая недоработка исполнителя автоматически сказывалась на государстве. Характерно, что в последнее время государственные служащие все чаще попадают в разные истории. Но вопрос здесь не в том, что таких историй стало больше, проблема в том, что все стало гораздо виднее со стороны.
Собственно, парадокс современной ситуации заключается в том, что наряду с ослаблением радикальной оппозиции в Казахстане одновременно произошло заметное повышение общественной активности. В том числе резко вырос спрос на интерпретацию информации, активизировались СМИ. В связи с тем, что количество тем для обсуждения в информационном пространстве все-таки ограниченно, естественно, что повышение активности сконцентрировалось на обсуждении деятельности бюрократического аппарата. По большому счету последнее обстоятельство застало его врасплох. Поэтому бюрократия, по понятным причинам, в основном молчит, а критика со стороны общества через газеты и Интернет все время усиливается.
История с Абденовым является наглядным отражением этой тенденции. Здесь и общественный сарказм по поводу его лингвистических ошибок, и известный инцидент, когда в него бросил яйцо коммунист Андрей Цуканов. Молодой министр оказался не на высоте, он просто не был готов к такой ситуации. В то время как для государства это неожиданно стало проблемой, нельзя, чтобы его представители были предметом насмешек.
Возможно, именно поэтому потребовалось вмешательство главы государства, который своими решениями по тонкой коррекции закона и мерами в адрес правительства фактически закрыл дальнейшее обсуждение вопроса. Закон принят в новой редакции и тема исчерпана, хотя вопросы остались. Все-таки бюрократия оказалась не очень готова к публичной дискуссии, а в новой ситуации ей приходится иметь дело с непривычным до сих пор вниманием со стороны общественного мнения.
Еще одно обстоятельство связано с прецедентом, который был создан действиями Цуканова. Теперь нельзя исключать возможности повторения таких инцидентов. В Сети Цуканова иногда называли нацболом, то есть человеком, близким к известной российской партии Эдуарда Лимонова. Неизвестно, насколько правдива эта информация, но момент сам по себе весьма любопытный, потому что одним из последствий интеграции с Россией в рамках Таможенного союза является не только стирание таможенных границ. Наши системы постепенно начинают сближаться и неудивительно, что это касается уже не только экономики. В частности, вместе с российским бизнесом приходят и привычные ему сопутствующие отношения. Российское влияние также становится все более заметным, в том числе и в подаче информации на внутреннем рынке. Соответственно нельзя исключать и появления идеологически новых для Казахстана движений и привычных для них методов деятельности. В той же России предпринималось очень много всяческих акций, например, те же нацболы захватывали приемные официальных учреждений. Да и вообще общественная жизнь в России более насыщенная, чем всегда была у нас в Казахстане. В том числе в том, что касается качества любой возможной дискуссии.
В одном строю?
Любопытно, что косвенным образом от развития ситуации вокруг повышения возраста выхода на пенсию для женщин пострадала также выдвигаемая Григорием Марченко идея ввести единый процессинговый центр, к которому должны перейти все банкоматы страны.
В начале июня Нацбанк заявил, что с его предложением согласились все банки, кроме четырех. Это были Казкоммерцбанк, Народный и два российских филиала – Сбербанка и ВТБ. Затем произошла известная история с возвращением Закона о пенсионной реформе в парламент, сопровождаемая критикой со стороны президента в адрес правительства. Так уж получилось, что параллельно Марченко ушел в отпуск. Хотя прямого отношения к пенсиям глава Нацбанка не имеет, но он являлся весьма активным пропагандистом идеи повышения возраста для женщин. Поэтому критика президента в адрес недостаточного разъяснения закона имела определенное отношение и к Марченко, в связи с чем его уход в отпуск выглядел весьма интригующе.
Характерно, что руководители Казкоммерцбанка и Народного стали активно комментировать в СМИ предложение Нацбанка об едином процессинговом центре как раз в тот момент, когда начались проблемы у правительства в связи с критикой со стороны президента по поводу возраста для женщин.
Очень похоже, что у идеи Марченко оказались чрезвычайно влиятельные противники, с учетом того, кто владеет двумя крупнейшими частными банками страны. С самого начала было понятно, что идея Марченко может нанести серьезный удар по интересам банков с крупнейшей сетью собственных банкоматов. И вопрос здесь не только в процентах за услуги, в том числе за обналичивание денег, о необходимости снижения которых говорили в Нацбанке.
Для ККБ и Народного, особенно для ККБ, банкоматы – это существенная часть по продвижению всего бизнеса, это их конкурентное преимущество перед другими банками. Однако первоначально в обоих банках в основном молчали, потому что, очевидно, не знали, что стоит за реформой, предложенной Марченко. Их можно понять, потому что до этого Марченко выступил с революционной идеей объединения пенсионных фондов. Затем именно он говорил о том, что надо повышать возраст для женщин. Все эти идеи затем начинали постепенно осуществляться. Соответственно возникало предположение, что Марченко несколько больше других знает, о чем говорит.
После заявления президента о коррекции изменений по пенсиям крупные банки получили возможность для критики идеи единого процессингового центра. Можно предположить, что теперь слегка притормозится также и создание единого пенсионного фонда. Потому что это потребует согласия все тех же двух крупнейших банков, а, по крайне мере, Народный явно не хочет менять акции своих пенсионных фондов на акции БТА, как предлагает ему правительство.
Во всей этой истории главный вопрос – почему, собственно, возникла идея централизации и пенсионных фондов и банкоматов? При формальной логичности этих процессов высказывалось достаточно много возражений. Здесь и лишние затраты на создание новой системы, и потеря тысяч «беловоротничковых» рабочих мест, и неизбежные перебои в обслуживании населения, и многое другое.
Возможно, что одна из главных причин связана с общим недоверием со стороны государства к финансовым институтам после всех кризисов последнего времени. Это общая тенденция для мировой экономики, финансистами не довольны все, их не любит население. Правительства в разных странах вынуждены периодически спасать банки, которые в годы роста экономики увлеклись не консервативным обслуживанием населения, а манипуляциями с кредитами и деривативами. В результате теперь часто сложно разобраться в банковских балансах, где виртуальные и реальные деньги смешались друг с другом.
Для наших специфических условий существует и еще одна проблема. У банкиров появилось много денег, и некоторые из них стремились инвестировать их, в том числе и в политическую деятельность. Пример опального банкира Мухтара Аблязова весьма показателен. Были и другие примеры, в результате появилось стойкое недоверие к банкам и банкирам.
Кроме того, впереди явно ожидается экономический кризис, одним из последствий которого будет падение цен на сырье, а значит, и снижение поступлений в бюджет государства. В этой ситуации государство нуждается в резервах для поддержания уровня инвестирования в экономику, так как неизбежное сокращение бюджета поставит его в трудную ситуацию в этом вопросе. «Длинные» пенсионные деньги – это серьезный резерв, использование которого к тому же не представляет риска увеличения инфляции. Естественно, что сосредоточенные в едином центре пенсионные средства можно использовать для реализации больших проектов.
Логика действий государства здесь вполне очевидная. В настоящий момент пенсионные накопления фактически являются резервом для банков, которые владеют большей частью фондов. При этом часть средств размещается в государственных бумагах, то есть государство и так берет их взаймы и направляет на финансирование дефицита бюджета. Оставшиеся средства размещаются на депозитах в материнских банках, идут на покупку акций, часто этих же банков, и на финансирование проектов, которые во многих случаях имеют отношение к банкам или их менеджменту.
Понятно, что свои задачи накопительная пенсионная система выполнила лишь отчасти. Она не привела к развитию фондового рынка, хотя пенсионные фонды и играют определенную роль на бирже. По крайней мере, с тех пор, когда было объявлено об объединении всех фондов в один, торги на казахстанской бирже сократились в объемах. Накопительная система не обеспечила «длинными» деньгами реализацию проектов в экономике. Слишком много было проблемных ситуаций, и фонды стали проявлять осторожность. Она не сняла нагрузку с бюджета по обеспечению пенсий гражданам, потому что со временем стало очевидно, что обычный гражданин с маленькой зарплатой не в состоянии накопить на пенсию. Значит, государству все равно придется в той или иной мере обеспечивать эту категорию населения пенсионными выплатами.
Но у пенсионной системы есть один существенный плюс. Накопленные деньги стали частью активов наиболее динамичной части населения, в основном «белых воротничков». Среди них все знают о размерах своих накоплений и расценивают их как свою частную собственность. Для них важнее всего – не допустить экспроприации активов. Это вызовет самое большое разочарование. Вопрос не в том, что их мало, меньше, чем социально уязвимых слоев населения. Вопрос в том, что наемные высокооплачиваемые граждане казахстанского происхождения критически важны для обеспечения конкурентоспособности в условиях мировой экономики.
Со своей стороны государство гарантирует сохранность имеющихся накоплений, и этого в целом достаточно для работающего населения. Конечно, остается вопрос о доходности накоплений, но здесь мало что можно сделать. На фондовый рынок теперь надежды мало, а государство традиционно дает небольшие проценты на свои обязательства. Хотя в данном случае оно может безболезненно увеличить ставку, потому что пенсионные деньги весьма «длинные» и обязательства наступят еще не скоро. Кроме того, разработчики реформы в свое время сделали все, чтобы не ставить фонды в необходимость выплачивать много денег будущим пенсионерам. Выплаты ограничены, и даже если вы накопили очень много средств, платить вам все равно будут на уровне действующих пенсионеров. Правда, существуют лазейки, вроде аннуитета, но теперь этот вопрос также закрыт, как и существовавшая в первые годы действия пенсионной системы возможность подать заявление на выход из гражданства, получить накопления и затем забрать заявление обратно.
Но понятно, что все вопросы о будущих пенсиях полностью зависят от того, как будут развиваться инфляционные процессы. А в этом вопросе уже не все зависит только от политики нашего государства.
Слабость позиции
Интересный вопрос встал в июне по вопросу о девальвации тенге. Министр финансов Болат Джамишев заявил 10 июня, что нет оснований для девальвации тенге. Для обоснования своей позиции он привел два обстоятельства. С одной стороны, цены на нефть по-прежнему высокие, поэтому не стоит ожидать падения тенге, потому что валюты в страну поступает больше, чем выводится из нее. С другой стороны, вопрос девальвации может встать в случае гиперинфляции. По его словам, «если вы видите, что на дворе нет гиперинфляции, значит, нет оснований говорить о девальвации».
В принципе позиция министра вполне логична. Если торговый и платежный балансы страны положительные, что мы можем наблюдать на примере Казахстана, то следует ожидать не ослабления национальной валюты, а, наоборот, ее укрепления. Естественно, что и в укреплении, и в ослаблении национальной валюты есть свои плюсы и минусы. Твердая валюта обеспечивает относительное увеличение благополучия граждан, которые могут на свои тенге купить больше товаров. В то же время твердая валюта создает проблемы для местных производителей, потому что импорт дешевеет и им сложнее конкурировать с импортерами. В свою очередь, сильная валюта невыгодна экспортерам, которые получают меньше тенге для выплат в бюджет и оплаты работникам, а также услуг поставщиков.
Государства могут придерживаться разной тактики действий в отношении курса национальной валюты в зависимости от своих приоритетов. В частности, Китай все последние годы ведет упорную борьбу с США, которые настаивают на укреплении юаня. В Вашингтоне полагают, что слабый юань обеспечивает Китаю дополнительные преимущества при экспорте в США. Китай с этим не согласен, но не может игнорировать американскую точку зрения, потому что критически зависит от экспорта в США. Поэтому юань укрепляется, но очень медленно. В Японии после 1985 года, когда было подписано так называемое соглашение «отеля Плаза», иена укрепилась примерно на 40 процентов, в итоге японцы уступили существенную долю своего экспорта другим «азиатским тиграм» (Китаю, Южной Корее, Вьетнаму и прочим странам с экспортно ориентированной экономикой). Правда, в начале этого года Токио снова девальвировал свою валюту, впервые с 1985-го, стремясь в том числе несколько сократить импорт и усилить экспорт, чтобы поддержать свою промышленность.
Но для нас самое важное и показательное – это политика соседней России. В этой стране существует валютный коридор, в рамках которого колеблется рубль в зависимости от конъюнктуры мировых рынков. Когда цена на нефть падает, профицит торгового баланса ухудшается, то рубль автоматически слабеет, когда же цена на нефть высокая, то рубль укрепляется. В России считают, что такие колебания не опасны, к ним привыкли и население и бизнес. Более того, они не ведут к росту инфляции, даже в ситуации, когда крупные города России критически зависят от импорта. Огромный российский потребительский рынок и конкуренция на нем не дают торговцам автоматически повышать цены вслед за девальвацией рубля. Кроме того, ослабление рубля позволяет поддержать российских экспортеров.
Однако в Казахстане другая ситуация. В свое время, при прежнем главе Нацбанка, тенге мог совершать небольшие колебания, однако они не были привязаны к ситуации на сырьевых рынках, что делает понятной политику Центробанка России. Во время последнего кризиса в Казахстане были вынуждены в начале 2009 года провести разовую девальвацию тенге, одной из главных целей которой было выравнивание паритета в отношениях с Россией, где рубль был ранее девальвирован. Слабый рубль стимулировал импорт из России в Казахстан. Эта тенденция сохранила свое значение и сегодня.
17 июня российский министр финансов Антон Силуанов заявил, что Россия может пойти на девальвацию рубля для поддержки экономического роста и пополнения бюджета. Рынки среагировали на это заявление достаточно резко, рубль начал слабеть. 20 июня Силуанов на Санкт-Петербургском экономическом форуме сказал, что девальвации не будет. Фактически министр финансов не сказал ничего нового и так было понятно, что если цены на нефть упадут, то рубль будет девальвирован. Интрига была связана с тем, что цены на нефть пока остаются достаточно высокими, значит, согласно действующей российской практике нет оснований для ослабления рубля. Первое заявление Силуанова было связано с негативными экономическими показателями России. Даже в условиях высоких цен на нефть и газ экономический рост замедлился. В 2013 году, по прогнозам, он составит всего около 2,5 процента. Для России это очень плохая ситуация.
Поэтому девальвация рубля теоретически способна несколько подстегнуть рост экономики, в том числе за счет удорожания импорта и удешевления экспорта. Большое спасибо правительству скажут российские экспортеры, которым это облегчит осуществление выплат внутри страны. Однако главная проблема в таком сценарии связана с инфляцией, ее рост вполне возможен в условиях удорожания импорта. Импортеры перенесут издержки на потребителя. В прежней ситуации, когда было последнее падение цен на нефть и девальвация рубля, они могли подождать с таким решением во многом из соображений укрепиться на быстрорастущем российском потребительском рынке.
Собственно для Казахстана это должно быть весьма неприятной новостью. В частности, наш импорт из России за последний год вырос с 11 млрд. до 17 млрд. долларов. Ослабление рубля усилит эту тенденцию и может смести со сцены остатки нашей малой экономики. В этой ситуации у Казахстана просто не будет другого выхода, кроме как девальвировать тенге вслед за рублем.
Хотя, что Силуанов, что Джамишев – оба выполняют роль своего рода психоаналитиков, которые успокаивают население и бизнес, чтобы паника не привела к тяжелым последствиям. Просто задачи у каждого разные, настолько же разные, насколько различаются интересы казахстанской и российской экономик.
Угольная пыль
Между российской и казахстанской экономикой много общего, но много и отличий. Одно из них связано с топливным балансом. В России в тяжелые девяностые годы многие ТЭЦ были переведены с угля на газ, и сегодня около половины российской выработки тепла и энергии осуществляется именно на газе. С одной стороны, это удобно, не нужны специальные золоотвалы, хорошо для экологии. С другой – ценный во всех смыслах материал просто сжигается в ТЭЦ, которые к тому же обслуживают чрезвычайно неэффективную систему теплоэнергоснабжения, оставшуюся от времен СССР с ее огромными потерями. Характерно, что Россия вырабатывает 44 процента всего тепла в мире. В то время как газ, во-первых, нужен для экспорта, который обеспечивает доходами пятую часть российского бюджета. Во-вторых, газа нужно элементарно меньше, чем угля. Ну и, в-третьих, считается, что газ является ценным сырьем для нефтехимии и его лучше пускать в переработку.
Для примера, в Казахстане 70 процентов электроэнергии вырабатывается из угля и только 10 – из газа. Угля в Казахстане очень много, хватит надолго, хотя существуют проблемы экологии, тех же золоотвалов для экибастузского энергетического угля. Что лучше – вопрос открытый, но у угля есть преимущество, он дешевле и его очень часто не надо далеко везти. К тому же угольная отрасль экономики обеспечивает значительное число рабочих мест.
В начале июня министр окружающей среды Нурлан Каппаров высказал внешне безупречную идею о том, чтобы в перспективе перевести производство тепла и электроэнергии с угля на газ. Он обосновал эту идею необходимостью решать экологические проблемы городов. Безусловно, газ является самым экологически чистым видом топлива. Например, тот же Алматы в зимнее время покрыт плотной пеленой смога в основном из-за частного сектора, который в значительной степени отапливается углем. И хотя городская ТЭЦ в последнее время переведена на газ, несколько десятков тысяч частных домов делают зимний Алматы чрезвычайно похожим на Лондон конца XIX и начала XX веков.
Даже в Астане, где все время дуют сильные ветры, все равно зимой временами стоит сильный смог, потому что город отапливается углем или соляркой. В Астане до сих пор нет газа. Вопрос о строительстве газовой магистрали стоит на повестке дня, но пока еще не реализован.
Поэтому поставленный Каппаровым вопрос на первый взгляд выглядит актуальным. Тем более что в стране сегодня активно рассматривается вопрос о переходе к так называемой «зеленой» энергетике. По словам министра, сначала крупные города будут переведены с угля на газ, затем это коснется всей страны. Параллельно он заявил о необходимости развивать газохимическую отрасль, а также сказал, что угольная индустрия не пострадает.
Практически министр предложил настоящую революцию в экономике Казахстана, которая затронет не только традиционную структуру функционирования теплоэлектроэнергетики, но и смежные отрасли. Например, железные дороги, которые уголь перевозят. Однако проблема здесь не только в цене вопроса, хотя для такого переворота будут нужны огромные инвестиции. Проблема в том, что Казахстан в случае реализации такого плана столкнется с проблемами стратегического характера.
Во-первых, в Казахстане просто нет столько газа, чтобы перевести на него теплоэлектроэнергетику. Практически весь казахстанский товарный газ производится на Карачаганском месторождении. Причем для переработки его отправляют на завод в российский Оренбург, взамен Казахстан может рассчитывать примерно на 8 млрд. кубометров газа. Часть его по системе своп идет на газоснабжение юга Казахстана. Совместное предприятие Казахстана и России отправляет карачаганакский газ в систему «Газпрома», взамен на юге мы получаем узбекский газ. Именно на узбекском газе работает сегодня Алматинская ТЭЦ, хотя традиционно она работала на экибастузском угле.
Во-вторых, перевод станций с угля на газ требует их переделки. Потом, если столкнемся с дефицитом газа, придется переделывать горелки обратно.
В-третьих, расчет Каппарова основывается на закупках газа на внешних рынках – у узбеков, туркмен, а также у России. Стоит напомнить, что газовый вопрос уже испортил отношения между Москвой и Ашхабадом, Киевом и Москвой. Цена на газ зависит от рынка нефти, высокие цены на нефть, через несколько месяцев цены на газ тоже вырастут. Слишком высокие цены на газ толкают к переходу на уголь, что сегодня отчасти имеет место в Европе.
Конечно, Министерство экологии исходит из приоритетов охраны окружающей среды, но надо учитывать и интересы государства, которому не нужна зависимость от поставщиков газа, которые могут быть иногда очень ненадежными или политически мотивированными. Государству также не нужно, чтобы население в городах каждую зиму сталкивалось с колебаниями цены на услуги котельных в зависимости от текущих цен на газ и очень сильно волновалось по этому поводу. Уголь во всех смыслах надежнее и, что немаловажно, дешевле. Единственное, он коптит, но по большому счету это проблема для Алматы, где нет ветра. В остальном же Казахстане ветер – величина постоянная, чего не скажешь о ценах на газ.
Историческая перспектива
Без сомнения, одним из важных событий начала лета стало выступление государственного секретаря Марата Тажина по вопросу о состоянии и перспективах развития исторической науки в Казахстане. Сам факт обращения государственного деятеля такого уровня к вопросам истории – это уже само по себе знаменательное событие и для самой науки и для государства. Потому что история это всегда важная часть государственной идеологии. А в Казахстане, честно говоря, историческая наука долгое время фактически была предоставлена самой себе. Она существовала скорее по инерции, немного в рамках прежних академических институтов, отчасти в университетах.
Более того, как таковая научная деятельность в жизни государства отошла на второй план, она уступила место волне псевдоисторической литературы. И это было неудивительно, потому что после распада СССР у общества появилось много сложных вопросов по отношению к истории, но научная среда по целому ряду причин не могла дать на эти вопросы соответствующих ответов. Собственно псевдоисторическая литература и заполнила пустоту, образовавшуюся после взрывного интереса к истории в независимом Казахстане.
При этом классическая историческая наука оказалась в сложном положении в связи с фактическим отсутствием государственной стратегии в ее развитии и, возможно, самое главное – отсутствием государственного заказа на качественную научную литературу. Для сравнения, в соседней России помимо всегда хорошо развитой академической науки существует созданный по аналогии с западными фонд гуманитарных исследований, который имеет значительный бюджет, и многие исследовательские проекты осуществлены, а монографии опубликованы именно благодаря его финансированию.
Конечно, в России тоже есть свои трудности, в частности разрыв поколений, когда признанные мэтры стареют, а новых специалистов не появляется. Но все же система поддерживается на плаву, и все-таки есть какая-то преемственность научных школ.
Здесь проблема в том, что хорошего историка надо очень долго готовить, пока он сможет писать качественные научные тексты. А с этим всегда большие трудности, особенно в условиях рыночной экономики, когда есть гораздо более легкие и лучше оплачиваемые пути для карьеры в бизнесе или политике. В этих условиях наука остается уделом энтузиастов. Для Казахстана это более характерно, чем для России.
Более того, есть еще один важный аспект, классические историки обычно имеют узкую специализацию, их первые работы – это всегда кропотливый труд, который должен подтвердить его профессиональную квалификацию в узком кругу специалистов соответствующего профиля. Поэтому наши историки во времена СССР по целому ряду специальностей обычно проходили аспирантуру в Москве и Ленинграде.
При этом научная среда по целому ряду направлений все время находилась там же в России, поэтому всю свою научную карьеру такой специалист был связан с российской академической средой. Даже многие специалисты по истории Казахстана работали в Москве, например, доктор исторических наук Наиля Бекмаханова, дочь известного историка Ермухана Бекмаханова. Можно вспомнить профессора Московского университета Дину Аманжолову. После распада СССР в Россию переехали доктор исторических наук Турсун Султанов и доктор исторических наук Александр Кадырбаев.
То есть профессиональная среда для классических историков все равно находилась не в Казахстане. У нас были отдельные ученые, каждый из которых занимался своим узким направлением, которые были весьма разрознены по тематике. Местная профессиональная среда была небольшой и очень фрагментированной. В отсутствие систематического государственного заказа самостоятельных монографических работ выпускалось крайне мало, они были слабо представлены в книжных магазинах. Некоторые работы, которые все-таки издавались на государственные деньги, просто не доходили до читателя из-за правила, по которому нельзя продавать такую литературу.
Безусловно, на этом печальном фоне выступление Тажина – это огромный шанс для исторической науки. Он продемонстрировал глубокое знание проблемы в целом и предмета в частности. Очень важно замечание госсекретаря о том, что необходимо «создание условий для качественного скачка исторической науки Казахстана».
Конечно, его установки исходят из задач формирования государственной идеологии. Стоит обратить внимание на тезис «расширение горизонтов национальной истории казахов, формирование нового исторического мировоззрения нации». Без всякого сомнения, история – это ключ к идеологии, и без нее нельзя выполнить такую масштабную задачу.
При этом некоторые тезисы были весьма революционными. «Нужно прямо сказать о несводимости истории казахов к литературным источникам и архивам. Неужели можно без критического анализа принимать свидетельства насквозь пропитанных европоцентризмом иностранных купцов, разведчиков, военных или географов о казахской истории в качестве истины последней инстанции».
Здесь присутствует очень тонкий момент. Тажин говорит о европоцентризме иностранных наблюдателей за жизнью восточного общества. Это можно отнести ко всей истории колониального освоения Западом стран Азии, от Марокко до Индии и Малайзии. Но в контексте конкретной казахской истории иностранными купцами, разведчиками, военными и географами в XVIII–XIX веках были почти исключительно служащие Российской империи.
Очень точным является заявление о том, что «если мы будем рассматривать национальную историю в понятиях формационного подхода, трактуя уникальную цивилизацию тюркских каганатов, например, в терминах раннего феодализма, то мы ничего не поймем и повторим примитивную схему». Это высказывание весьма актуально, потому что теория формации до сих пор играет большую роль в оценках ситуации в казахской истории. В частности, формационный подход все равно доминирует при обсуждении вопроса об образовании казахских жузов и связывает его с зонами перекочевок. То есть согласно марксистской теории утверждается, что материальный фактор первичен по отношению к политическим процессам. Тажин фактически предлагает пересмотреть базовый постулат классической казахской исторической науки.
Госсекретарь также выдвигает задачу из области государственной идеологии. По его словам, «нынешняя территория Казахстана в большей части соответствует ареалу расселения племен, формировавших казахский этнос. И очевидно, что эти племена не могли сформироваться одномоментно в XV веке. Формирование казахского этноса – процесс, занявший не одно тысячелетие, но, к сожалению, недостаточно изученный». Это очень показательное заявление. Тажин фактически предлагает найти способ избежать привязки казахской истории к известному факту откочевки султанов Джанибека и Гирея в середине XV века, которая положила начало образованию Казахского ханства и истории казахского этноса.
По этому поводу уже давно сломано немало копий в исторических баталиях. Но стоит обратить внимание на интересное обстоятельство. Государственный секретарь предлагает историкам обсудить решение вопроса, то есть сформировать концепцию в ходе работы и открытой дискуссии. Это в корне отличается от наших соседей в Узбекистане и Таджикистане, где обществам предложили уже готовые историко-идеологические схемы. Первым по концепции истории Тимуридов, вторым – Саманидов. В Казахстане же ставится задача обосновать вопрос с профессиональной точки зрения.
Еще более революционным является следующий тезис Тажина: «нужно избежать идеализации прошлого. Нужно открыто сказать о драматической истории XX века, а не предаваться ностальгии по некоему порядку. Каково жить при этом порядке, миллионы наших предков испытали на себе. Поэтому показать все прелести решения национального вопроса в тоталитарном государстве – это просто долг наших историков». С учетом того, что в современной России очень чувствительно относятся к СССР и его истории, это очень символическое замечание.
И, наконец, стоит обратить внимание на тезис о том, что «история Алтын Орды (Золотой Орды), ордынских ханств – период, когда началось активное взаимодействие Казахской степи с находившимся в стадии формирования новым русским государством, также чрезвычайно важна». Здесь указывается на то, что с тогдашним московским государством взаимодействовало не казахское государство и даже не казахский этнос, а Казахская степь. Таким образом, Тажин намекает на преемственность казахов по отношению к «ордынским» государствам, в том числе Золотой Орде, и фактически говорит о том, что русское государство и казахи как наследники вместе участвовали в процессах государственного строительства на руинах Золотой Орды.
Под еще одним заявлением государственного секретаря можно подписаться. По его словам, «национальная история должна стать центральным звеном среди общественных наук».
Одна проблема может помешать реализации блестящей идеи. Это отсутствие кадров профессиональных историков, тем более тех, кто может заниматься обобщениями, видеть новую перспективу. Историческая наука находится в тяжелом состоянии, она слишком долго находилась на задворках государственного строительства, и когда о ней вспомнили, у нее уже почти не осталось необходимых боевых единиц, да и те очень сильно устали.
публикация из журнала "Центр Азии"
май-июнь 2013
№ 3 (85)