Султан Акимбеков
Эта весна и начало лета в Казахстане выдались весьма напряженными. Ситуация и так была сложной в связи с судом над участниками трагических событий в Жанаозене, а также некоторым ростом забастовочного движения, а тут еще и загадочное убийство пограничников на горной заставе. Все крайне непросто складывалось и в отношениях с Россией, главным партнером Казахстана по Таможенному союзу, при всей формальной лояльности их друг к другу.
Любая ситуация имеет тенденцию к своему логическому завершению. Либо она просто завершается, как закончился в начале июня процесс по Жанаозену, либо стороны проясняют свои позиции, что значительно облегчает им дальнейшее сосуществование без лишних иллюзий, только на одних интересах.
Процесс по Жанаозену был очень сложным для государства. Он должен был поставить точку в этом крайне неприятном конфликте, который явно зашел слишком далеко. Государству нужно было перевернуть страницу этой истории, параллельно по возможности провести работу над ошибками и закрыть тему. Причем именно незаконченность ситуации провоцировала забастовочное движение по Казахстану, что в целом само по себе создавало дополнительные сложности. Одновременно необходимо было учитывать мнение международной общественности и общественное мнение внутри страны.
Поэтому, собственно, и было принято соломоново решение. Реальные сроки заключения получили и несколько полицейских, и целый ряд тех, кто был обвинен в массовых беспорядках. Оба решения подвергались жесткой критике. В частности, по поводу решения осудить полицейских многие полагали, что это станет для государства бомбой замедленного действия. Потому что в следующий раз в критической ситуации полицейские подумают, применять оружие или нет. Часто в качестве примера приводят ситуацию в Киргизии, где известным событиям 2005 года предшествовали трагические Аксыйские события, когда на юге Киргизии были убиты шесть человек из числа протестующих против ареста их земляка Азимбека Бекназарова. Тогда власти осудили несколько полицейских, затем в 2005 году это, несомненно, сказалось на усердии киргизских полицейских.
Но государство в Казахстане явно сознательно пошло на возможный риск, потому что гибель 16 человек в Жанаозене была экстраординарным событием. И чтобы закрыть тему, необходимо было продемонстрировать решительность и успокоить общественное мнение, как внутри страны, так и за ее пределами. Поэтому и появились «стрелочники» среди полицейских. Экстраординарная ситуация требовала соответствующих мер. Что же касается будущих рисков для властей, то теперь им необходимо будет подготовить соответствующую базу, в том числе и для реагирования на любые возможные чрезвычайные ситуации. В той же Европе прописывают все возможные ситуации с нарушениями порядка и вероятные действия полицейских, включая применение оружия.
После же осуждения полицейских, стало очевидно, что будут реальные приговоры и в адрес арестованных по обвинению в беспорядках в Жанаозене. Потому что, если бы их всех оправдали – это была бы уже очевидная слабость власти, на что государство никак не могло пойти. Оглашение приговора вызвало бурную реакцию присутствующих в зале суда, судья подвергся давлению, в него бросали разные предметы. В оппозиционных СМИ ситуация была подана в очень негативном виде. Собравшиеся требовали всех оправдать.
В принципе в Европе такая ситуация была бы невозможна. За неуважение к суду можно было бы получить довольно серьезное наказание. Скорее это напоминает недавний египетский суд над отставным президентом Хосни Мубараком, которого приговорили к пожизненному заключению. Здесь тоже бросали предметы в судей, правда, требовали более жесткого приговора. Несогласие с решением тех или иных властей, выраженное в неуважении к государственным институтам, на Востоке это весьма тревожный симптом. Самый печальный вывод из всего произошедшего, что небольшие хорошо организованные группы населения стали способны оказывать силовое давление на власти ради достижения своих целей.
Понятно, что никто не хочет, чтобы именно их родственников судили за массовые беспорядки, в которых кроме них участвовало еще довольно много людей. Хотя на самом деле много зданий было сожжено и разграблено. Лейтмотив протестов основывается на идее, что осужденные ни в чем не виноваты. Следствие со своей стороны основывалось на данных видеонаблюдений, на свидетельствах очевидцев, на изъятиях награбленного имущества и т. д.
Все это теоретически должно было составить солидную доказательную базу в отношении тех, кто был привлечен к ответственности. По крайней мере, личности тех, кто нападал на полицейского начальника, кто атаковал полицию в самом начале, вполне поддаются идентификации. Но информация со стороны следствия по данному делу была крайне скудной. Государство практически вчистую проиграло информационную войну радикальной оппозиции, которая не была связана никакими ограничениями.
Поэтому во многом стало возможным все нынешнее массовое недовольство. Несогласные как бы выводят за кадр факт разрушения города, они пытаются делать акцент на провокациях и жестких действиях со стороны власти и основываются на своей общей правоте во всей этой печальной истории. Поэтому они не согласны, что с их стороны тоже есть «крайние», как и со стороны полиции. Это создает весьма негативный фон, потому что стремление добиться своих требований силой может стать привычной практикой для небольших хорошо организованных групп населения.
И не так важно, что вся история с Жанаозеном привела к активизации забастовочного движения с целью повышения зарплаты. Здесь все как раз понятно – идеи социальной справедливости или, вернее, борьбы против несправедливости, всегда были популярны в обществе. Сейчас они стали популярны вдвойне. Причем, весьма характерно, что протестное движение больше всего распространяется среди либо местных компаний, либо восточных по своим принципам организации, например, индийской «Арселор Миттал» в Караганде или китайских компаниях. Что их всех объединяет – это игнорирование обычной западной практики корпоративного менеджмента – выстраивания системы отношений между компанией и персоналом. Вернее все это есть, но в формальном ключе.
Гораздо опаснее, если идеи оказания давления на власти станут популярными в регионах. Из опыта соседней Киргизии известно, что небольшие группы, в том числе те, которые оплачиваются теми или иными элитными группами, могут либо парализовать работу органов власти, либо провоцировать их на применение силы. Очень характерно, что в последнее время самыми активными становятся радикально настроенные группы женщин, способные парализовать деятельность властей разного уровня. В этом смысле это, конечно, еще не знаменитый киргизский ОБОН – соседи расшифровывают его, как отряд, сами понимаете кого, особого назначения, но уже близко к нему.
Но власти, очевидно, полагают, что сейчас главное – это закрыть тему, а потом уже все остальное. Тем более что у них все время возникают новые сюрпризы. Например, последняя трагическая история с горной пограничной заставой. И опять неважно организованная информационная кампания со стороны государства стала одной из причин появления множества слухов и самых разных версий произошедшего. Возник также весьма любопытный скандал с отказом журналиста с 31 канала Длиннова от чтения в эфире новости о том, что в произошедшем виноват единственный оставшйся в живых пограничник Челах. Правда, потом выяснилось, что не то, чтобы речь шла о демонстрации журналиста, а скорее о том, что Длиннов отказался бы, если бы ему вдруг сказали прочитать эту новость.
Пикантность ситуации заключается в том, что 31 канал был в свое время продан российской компании СТС в обход закона, который предусматривает, что иностранцы не могут контролировать больше 20 процентов акций казахстанских СМИ. При продаже было заявлено, что стороны как-то решили данное противоречие, и управление 31 канала теперь контролируется россиянами. Но демарш Длиннова, который был сразу же вынесен в заголовки новостей ведущих российских интернет-изданий, создал весьма двусмысленную ситуацию.
Потому что его протест, если он, конечно, был, направлен на то, что власти считают виновным именно выжившего Челаха. Но возмущение Длиннова связано не с тем, что, по его мнению, один солдат не мог убить 14 сослуживцев, а с тем, что крайним якобы делают конкретно Челаха. Смысл здесь вполне очевиден – практически единственный славянин, еще, правда, был повар Денис Рей, и поэтому из него проще всего сделать виновного. То есть его протест явно основан на этнической стороне вопроса. Но Длиннову отказывает логика. В любом случае выжил только Челах.
Если даже там были некие третьи лица – по разным гипотетическим версиям, от каких-то влиятельных лиц до китайских контрабандистов и даже представителей чуждых спецслужб, они зачем-то оставили Челаха в живых. При этом он не мог спастись, отсидеться в кустах, когда убивали заставу, и потом, выйти из кустов к своим. Потому что, если правда, что у него обнаружили оружие командира и сотовые телефоны бойцов, то он наверняка был в здании еще до начала пожара. Те загадочные лица, которые якобы могли это совершить, должны были также и сжечь заставу. То есть либо Челах был с ними, и тогда ему достались вещи погибших, либо они у него никак не могли оказаться, потому что должны были сгореть в огне пожара. То есть он все равно единственный реальный кандидат на это масштабное преступление. Другое дело, почему он это сделал и как смог такое совершить?
И опять возникает проблема доверия к информации, которая проистекает из ее явной недостаточности. Власти могли бы работать более оперативно в такой сложной ситуации. Было бы больше информации, было бы меньше слухов, а так, последние просто накрыли всех волной различной непроверенной информации и ее интерпретаций.
Но 31 канал попал в достаточно двусмысленную ситуацию, получается, что его журналист спровоцировал именно этническую постановку вопроса. А это уже серьезная проблема. Если что и способно нанести ущерб казахстанской государственности – это радикализация вопроса межэтнических отношений. В условиях более или менее открытого общества с этим сложно бороться иными средствами, кроме информационных. Не зря в советское время было такое направление – контрпропаганда. Она не имела ничего общего с пропагандой, к которой мы привыкли, это была борьба на информационном поле. Тогда, правда, боролись с поджигателями войны и буржуазными клеветниками, но сейчас нужно выстраивать информационную кампанию в интересах государства и большей части консервативного населения. Ну и, по крайней мере, налаживать систему эффективной подачи текущей информации, чтобы каждая новая проблемная ситуация не вызывала бы стресс в обществе. Времена сейчас предстоят трудные, особенно в части вероятных будущих информационных войн.
Другие берега
Самая большая интрига последнего времени связана с визитом президента России Владимира Путина в Казахстан. Первоначально речь шла о том, что Путин выбирает между Белоруссией и Казахстаном в определении места, куда совершить свой первый официальный визит. Это было логично с точки зрения партнерства по Таможенному союзу, Единому экономическому пространству и будущему Евразийскому союзу. Тем более что Путин не поехал в мае в Северную Америку на саммит «Большой восьмерки», отправив вместо себя премьер-министра Дмитрия Медведева.
Однако в итоге Путин поехал сначала в Белоруссию, оттуда в Европу, затем посетил Узбекистан, потом Китай, где проходил саммит ШОС, и только затем приехал в Казахстан, вечером 7 июня. С дипломатической точки зрения это еще не выглядит, как конец большой дружбы, но уже слегка веет северным холодком. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев встретил Путина с восточным радушием. Но не преминул заметить: «Я искренне рад, что в таком сложном графике – последнюю неделю вы практически живете в самолете – смогли заехать к нам», – сказал он. Путин явно оказался в неловком положении. «Я не просто заехал, это большое удовольствие приехать к вам в гости».
Конечно, стороны были весьма корректны по отношению друг к другу, подписали ряд договоров, в частности продлили договор о дружбе 1992 года, в том числе разрешили старую проблему – увеличили до тридцати дней время пребывания без регистрации граждан России и Казахстана на территориях их стран. Напомним, что Астана регулярно ставила этот вопрос, в том числе перед прежним президентом Медведевым, но Москва всегда тянула с его решением, и граждане Казахстана могли провести без регистрации только три дня, а россияне у нас – пять.
Но сам факт такого вечернего визита в Казахстан, после стольких посещений важных для России стран, включая и нашего соседа Узбекистан, выглядит весьма символично. Москва, например, может таким образом выразить свое несогласие с тем, как в Казахстане понимают интеграцию. Потому что для нас это в первую очередь экономический проект, в котором к тому же есть очень много подводных камней, которые мы еще не научились обходить, так, пытаемся нащупывать дно.
В то время как для Москвы это уже вполне политический проект. Отсюда идеи создания евразийского парламента, который должен выбираться всем населением. Это постоянное упоминание в российских экспертных кругах, что интеграция подразумевает и согласование внешней политики. Понятно, что России не может нравиться, что Казахстан фактически продолжает проведение многовекторной политики, что он покупает оружие у стран Запада, у Украины, но при этом отказывается от покупок в России. Так, например, произошло во время последней выставки вооружений в Астане, где казахстанская сторона отказалась от покупки российского учебно-боевого самолета Як-130.
В данном случае причины нашего отказа вполне очевидны. В самой России недавно отказались от использования Як-130 в боевой его части, потому что он слабо защищен и вообще не совсем подходит для этой функции. Кроме того, в Казахстане недавно провели модернизацию чешских учебно-боевых самолетов L-39. Но самое важное, что Як-130 был совсем недавно продан Россией Сирии. Соответственно, покупка данного самолета Казахстаном не то, что означала бы что-то этакое, но все равно была бы весьма символичной.
Потому что политика Москвы по поставкам оружия в Сирию – это ее способ ведения борьбы за влияние в регионе Ближнего Востока, где она соперничает с западными странами. Насколько для Казахстана выгодно следовать в данном вопросе в фарватере российской политики – вопрос более чем открытый. Скорее выгоднее продолжать проводить собственную политику, потому что это в лучшей степени соответствует казахстанским интересам, которые просто не могут быть точно такими же, как у России.
публикация из журнала "Центр Азии"
май/июнь 2012
№9-12 (67-70)