Данияр Сабитов
Последние страсти вокруг Байконура вроде бы закончились к обоюдному согласию и теперь можно в более спокойной обстановке подвести некоторые итоги нашей космической эпопеи.
Напомним, главным поводом для небольшого выяснения отношений между Россией и Казахстаном по вопросу Байконура стал вопрос о количестве запусков российских ракет «Протон». Россия хотела провести в 2013 году 17 запусков «Протонов», Казахстан согласовал только 12. Основанием для казахстанской позиции послужило соглашение 2007 года по космодрому, которое предусматривало поэтапное сокращение запусков ракет с ядовитым топливом марки гептил. Вместо них должна была появиться новая более экологически чистая ракета «Ангара». Причем частичное финансирование проекта должен был взять на себя Казахстан, поэтому проект получил название «Байтерек».
В идеале все выглядело очень хорошо. Казахстан участвовал деньгами в инновационном проекте по прогрессивной и весьма престижной космической тематике. Россия же получала дополнительное финансирование для производства новой ракеты. Таким образом, стороны совместно к обоюдному удовольствию развивали стратегически важный космодром Байконур, за который Россия по соглашению начала девяностых платила 115 млн. долларов в год. Хотя для начала 2010-х годов это была уже весьма символическая сумма.
Важно подчеркнуть, что космодром и все, что вокруг него происходило в последние двадцать лет, уже давно являлось предметом коммерческих отношений. Во времена СССР космос не знал ограничений в своем финансировании. Даже накануне распада Советского Союза в 1989 году на нужды космоса было потрачено почти семь млрд. советских рублей, а до реформ Павлова это был еще очень крепкий рубль. Считается, что если пересчитать их на современные российские деньги, то получится что-то около 147 млрд. рублей. Эксперты отмечают, что советское правительство не снижало затрат на космос до последнего, и это выглядело нелогично на фоне пустых прилавков и развала экономики.
Но для огромной державы космические проекты были одной из опор и престижнейших символов государственного развития. Поэтому держава могла привлекать любые человеческие ресурсы, которые давали хорошие результаты при неограниченном финансировании.
Затем Союз прекратил свое существование, космическая отрасль развалилась на такие же обломки, на какие распалась большая страна. На Украине остался крупнейший Южный машиностроительный завод по производству ракет, расположенный в Днепропетровске, в Казахстане – космодром Байконур, в России конструкторские бюро и космодром Плесецк, предназначенный для запуска военных спутников.
Одна большая космическая машина распалась на несколько составляющих, каждой из которых пришлось выживать по-своему. Но проблема была даже, собственно, не в этом. Проблема была в отсутствии прежнего финансирования. Тем более что из всех новых государств, образовавшихся на месте СССР, только у России могли быть определенные возможности и желание продолжать тратить деньги на космос. Причем желания было больше, чем возможностей. Потому что генералы космической промышленности мыслили прежними державными масштабами.
Но и в самой России после распада СССР денег на космос уже не было, космическая отрасль была предоставлена самой себе. Государственное финансирование сократилось в 50 раз. Это не могло не сказаться на всех сферах, обслуживавших космическую программу. Например, Конструкторское бюро имени А. И. Микояна разрабатывало устройство для извлечения косточек из абрикосов, Объединение авиационных двигателей имени В. Я. Климова создавало обувные машины, а на НПО «Композит» делали сковороды.
Помощи от государства все не было, выделявшиеся ресурсы были крайне ограниченны, поэтому космическая отрасль экономики сильно сократилась в размерах. Те, кто в итоге в ней остался, решили развивать коммерческие проекты, используя огромный потенциал, накопленный за годы неограниченного финансирования времен бывшего СССР. Эти проекты и сейчас приносят хорошие прибыли.
Космические деньги
Рынок космических услуг можно условно поделить на две большие составляющие – это запуск ракет-носителей, а также создание и продажа космических аппаратов. Наиболее дорогостоящей компонентой является отправка грузов на орбиту. По данным издания «Русский репортер», в 2011 году доходы России от коммерческих запусков составили 707 млн. долларов, уступив только Европе с 880 млн. долларов. Интересно, что у США доходов в тот год не было вовсе. Дело в том, что космическая отрасль США в основном обслуживает государственные нужды. А после завершения эпохи космических шаттлов у американцев временно не осталось своего надежного носителя для доставки грузов на орбиту. Хотя с 2012 года одна американская частная компания начала осуществлять поставку на Международную космическую станцию на собственном носителе Dragon.
Фактически на рынке услуг по запускам ракет в космос оказалось два крупных игрока. Это Россия с ракетами «Протон», «Зенит» (использовался на Байконуре, а также на проекте «Морской старт») и конверсионными «Днепр» (бывшие ядерные ракеты SS-19 используются для доставки коммерческих грузов). Кроме России крупным игроком было Европейское космическое агентство с ракетой «Ариан».
Выход на данный рынок был спасением для российской космической отрасли. Россия охотно организовывает запуски ракет для частных потребителей. Так, Центр имени Хруничева, который производит ракеты-носители «Протон», с 1993 года подготовил 65 коммерческих запусков, благодаря которым Россия заработала более четырех миллиардов долларов. Что же до будущих полетов, то уже подписанные контракты оцениваются в два миллиарда долларов.
Если говорить о запуске «Протона», то его стоимость разнится год от года. Так, цена пуска этой ракеты с выводимой нагрузкой в 22 тонны на низкую околоземную орбиту в настоящее время составляет около 70–100 млн. долларов. Тогда как в 2004 году из-за сильной конкуренции стоимость была снижена до 25 млн. Затем цена запуска подорожала и к 2008-му достигла 100 млн. долларов. В целом у России серьезные преимущества по цене и качеству. До недавнего времени удачные запуски составляли чуть ли не сто процентов. Кроме того, цена доставки на орбиту одного килограмма груза составляет 10–12 тыс. долларов (отметим, что один микроспутник может весить от десятков до сотен килограммов), тогда как услуги европейцев обойдутся в два раза дороже. Хотя на этом поле действуют также Китай и Япония. У Китая цена доставки грузов на орбиту меньше, чем даже у России.
Помимо этого ближайшие пять лет Роскосмос будет зарабатывать также на отправке американских космонавтов на МКС. Это будет продолжаться до тех пор, пока американцы не разработают новый пилотируемый корабль вместо шаттлов. Возможность самостоятельно отправить астронавтов на орбиту появится у них только в 2017 году, такие планы есть, например, у компании c носителем Dragon, кроме того, есть еще несколько проектов, а до тех пор NASA будет пользоваться услугами России, которой будет платить 450 млн. долларов в год.
Что же до создания космических аппаратов, то наиболее ходовым товаром являются спутники, которые необходимы для геолокации, связи, разведки, метеорологических служб и так далее. В этой сфере также обращается значительное количество средств. И это неудивительно, ведь иметь оборудование на орбите нужно не только государствам, но все чаще частным корпорациям.
По данным консалтинговой фирмы «Евроконсалт» (Euroconsult) до 2020 года на орбиту будет выведено 1145 спутников всех типов, а мировой оборот промышленности производства спутников и пусковых услуг по их запуску за предстоящий 10-летний период составит 196 млрд. долл. При этом 70 проц. этой суммы придется на спутники, создаваемые по правительственным программам. Так что рынок и в части производства спутников, и в их последующем запуске на орбиту имеет весьма значительный потенциал. Соответственно Россия может рассчитывать на существенную долю в этом рынке.
И вот тут мы подходим к очень интересному моменту. Практически вся текущая деятельность Роскосмоса по запускам ракет, а следовательно, по получению доходов от этой деятельности, связана с Байконуром. Есть, правда, еще «Морской старт», но он уже обанкротился. Последний неудачный запуск ракеты «Зенит» может вообще поставить крест на этой программе. Также не имеет особых перспектив и совместная работа с Францией по запуску ракет «Союз» с космодрома Куру. Запуски проходят периодически, ключевой вопрос здесь заключается в прибыльности данного проекта для России.
Прибыльность – ключевой вопрос в космической деятельности. В этом смысле работа на Байконуре все годы после распада СССР не представляла для российских капиталов от космической отрасли каких-то сложностей. Аренда космодрома стоила 115 млн. долларов, очень часто она оплачивалась не деньгами, а услугами, например, поставками военной техники, но в любом случае оплата осуществлялась через государственные структуры. Российское государство обеспечивало также содержание города Байконур с его инфраструктурой, местными органами власти. Кроме того, официальная Москва поддерживала отношения с властями в Астане. Так что космические предприятия и их руководство чувствовали себя очень уверенно.
Этому также способствовали их тесные связи с казахстанскими чиновниками от космоса. В связи с тем, что у них, очевидно, не было своей позиции по космическим вопросам, они полностью ориентировались на своих российских коллег. В то же время у Казахстана стали появляться определенные средства и интерес к участию в космических программах. От этого, вероятно, что также и от взаимовыгодного сотрудничества, стали появляться самые разные проекты, некоторые были весьма сомнительными.
Во-первых, это проект комплекса «Ишим», когда планировалось поднимать ракету в верхние слои атмосферы на борту истребителя Миг-31 и затем запускать ее в космос. Определенные деньги были потрачены, проект не был реализован.
Во-вторых, создание спутника «Казсат-1». Его производство казахстанская сторона заказала Центру имени Хруничева, который специализировался на ракете «Протон» и никогда не участвовал в создании спутников. «Казсат-1» пролетал ровно год, пока не сломался.
Проблема не только в том, что специалисты Центра имени Хруничева не имели опыта создания спутников. Еще в советские годы самым слабым местом космической программы было отсутствие соответствующей элементной базы. В России не делали тогда и не делают сейчас нужных микросхем. Обычно на спутники устанавливают чипы категорий Space и Military, однако производятся они в США, которые их, естественно, не продают сейчас и не продавали тогда. Поэтому в СССР очень часто запускали спутники, например известная серия военных спутников «Космос», которые находились на орбите обычно около года. В то время как западные могли работать на орбите до 10 лет. Характерно, что первая серия спутников известной российской системы ГЛОНАСС, прямого аналога американского GPS, была потеряна из-за комплектующих производства Индонезии.
В-третьих, это уже упоминавшийся проект «Байтерек». Во всех случаях громкие программы предусматривали выделение денег со стороны Казахстана, которые должны были быть затем освоены российскими космическими компаниями.
Однако при новом руководителе космического агентства Казахстана Талгате Мусабаеве система отношений начала постепенно меняться. Уже во время истории с поломкой «Казсат-1» произошел конфликт вокруг истории создания данного спутника и высказывались претензии к качеству работы. В одном из своих выступлений в 2011 году Талгат Мусабаев отмечал: «Наши специалисты, которые приезжают и принимают поэтапно создание данного спутника, находят все больше ошибок и серьезных изъянов в данной сложной технике, которые сегодня исправляются. Они нашли ошибки не только в пайках, в видимых на первый взгляд вещах, но и в логике работы спутника». Затем свернули проект «Ишим», который вообще выглядел весьма утопическим с использованием старого истребителя. Но «Байтерек» остался, хотя деньги Казахстан стал выделять гораздо неохотнее, что вело к растущему неудовольствию российской стороны.
Однако и этот проект был весьма странным по своей логике, так как создание самого современного ракетного комплекса «Ангара» России должно было вестись частично на казахстанские деньги, но сам Казахстан получал в обмен фактически только использование бренда «Байтерек».
Мы ничего не знаем про условия финансирования, но можно предположить, что там наверняка было заложено серьезное противоречие. Потому что «Ангара» должна была заменить «Протон» и стать рабочей лошадкой для России в работе на перспективном рынке космических запусков. Тогда возникал вопрос: а как здесь должны были учитываться коммерческие интересы Казахстана?
Если это был коммерческий проект, то в обмен на финансирование Казахстан должен был получить какую-то долю в прибылях от будущих запусков. Но здесь возникали сложности, потому что «Ангара» должна была обслуживать и российские государственные интересы. В таком случае должен ли был производитель брать деньги еще и с российского государства за пуски, скажем, ракет к МКС и затем выделять часть их Казахстану? Вопрос был весьма щепетильным, получалось, что Казахстан должен был принять участие в прибылях России от космоса.
В общем ситуация была тупиковая. В Казахстане стали задерживать финансирование, когда при новом руководстве Казкосмоса осознали глубину проблемы. В России потихоньку работали над «Ангарой». Но в целом стороны не хотели какой-то огласки, поэтому все развивалось по инерции.
Однако неожиданно в России начались серьезные перемены в космической отрасли. Терпение властей наверняка лопнуло, после того как обозначились проблемы с широко разрекламированной системой ГЛОНАСС, а также после серии громких аварий. Так, в 2009 году потеряно четыре спутника («Персона», «Экспресс-АМ2», «Меридиан-2» и «Коронас-Фотон»). На следующий год список пополнился тремя спутниками ГЛОНАСС и аппаратом «Экспресс-АМ1». В 2011-м – еще четыре спутника («Гео-ИК-2», «Экспресс-АМ4», «Экспресс-МД2» и индонезийский Telcom-3) и падение – провал марсианской программы (падение «Фобос-Грунта») и так далее.
Последний случай особенно показателен. «Фобос» начали делать еще при СССР, затем долгое время не было финансирования, потом оно поступило. Однако у многих комплектующих уже вышли сроки гарантий, некоторые предприятия-производители вообще прекратили свое существование. Но руководство решило все же доделать станцию и рискнуть запустить ее. Потому что средства были уже получены, программа анонсирована, а потери в космосе по техническим причинам были вполне возможны.
В результате государство в России в 2010–2012 годах стало активно вмешиваться в деятельность космической промышленности, часть которой к этому времени уже была частной. Естественно, возник конфликт интересов: у работников космической промышленности – свои задачи, а у российского правительства – свои. Спустя много лет государство все же решило вернуться в космическое производство. Сделало оно это в самый критический момент в развитии отрасли и неизвестно, сможет ли выровнять ситуацию.
Полет нормальный?
По поводу индонезийских микросхем, которые не были предназначены для работы в космосе, российская Генпрокуратура провела расследование в отношении ОАО «Информационные спутниковые системы имени академика М. Ф. Решетнёва», которое производит спутники ГЛОНАСС. В ходе проверок компания была уличена в использовании при сборке спутников контрабандных деталей, приобретенных у фирм-однодневок, зарегистрированных на подставных лиц.
Но устаревшая техника – это все-таки следствие. Причин гораздо больше. О некоторых из них в этом году говорил Владимир Путин во время празднования Дня космонавтики 12 апреля. Осматривая площадку строительства космодрома «Восточный», он начал критиковать состояние отрасли. Путин заявил, что в России увлеклись пилотируемыми проектами, расходуя на них от 40 до 58 процентов бюджета космической программы, часто в ущерб другим направлениям. В итоге в загоне оказалось освоение глубокого космоса, дистанционное зондирование Земли, системы персональной спутниковой связи, ретрансляции и спасения объектов, терпящих бедствие. При этом значительная часть ракетно-космического оборудования России устарела, а более 80 процентов используемой электронной компонентной базы производится за рубежом.
Но он тогда ничего не сказал о кадровой проблеме. Космическая сфера – это очень наукоемкая отрасль. Но положение дел здесь обстоит точно так же, как и в других областях российской науки, – молодым специалистам неинтересно работать за копейки. Работают только энтузиасты. Возраст научных работников головных конструкторских бюро (ФКА РКК «Энергия», ЦНИИмаша, «Композита») вплотную подошел к 70 годам, а административно-обслуживающего персонала – к 60. К слову, средний возраст сотрудников на Байконуре – тоже примерно 57 лет. Проблему составляет и возраст научных работников. Например, средний возраст кандидатов наук – 59,2 года. Как мы уже отметили, брать кадры негде. Нет стимулов.
По данным российской Национальной ассоциации инноваций и развития информационных технологий (НАИРИТ), из общего числа выпускников 10 ведущих московских профильных вузов в 2010 году менее 1 процента выразили желание работать в космической отрасли. По словам российских экспертов, уже сейчас существует огромной разрыв между теоретическими и прикладными науками – ученые-теоретики могут разработать новые проекты, но вот опытные образцы уже делать некому.
Таким образом, российская космическая программа работает скорее по инерции. Это в условиях СССР можно было рассчитывать на неограниченные кадровые и финансовые ресурсы. У современной России таких возможностей нет. Даже выделение значительных средств, Путин говорил о 50 млрд. долларов (1,6 трлн. рублей), не поможет решить проблему, потому что специалистов, и тем более ученых, нужно готовить очень долго. Еще больше времени и средств потребует обновление оборудования.
Новый поворот
Возврат российского государства в космические дела имел свои последствия. В Москве форсировали строительство космодрома «Восточный». Это было вполне логичное решение. Если есть возможность подстраховаться, чтобы не зависеть от другой, пусть даже дружественной страны, и создать собственный космодром, то почему бы нет. При этом Москва, естественно, не собиралась отказываться от Байконура, договор об аренде которого был подписан до 2050 года. Сравнительно небольшая по нынешним временам цена аренды (115 млн. долларов) и хорошие отношения с Астаной, как раз в 2010–2011 годах шли активные процессы интеграции, позволяли сохранить статус-кво.
Однако старый договор о «Байтереке» не мог не сыграть роль мины замедленного действия, потому что основной ракетой для «Восточного» была все та же «Ангара». Проблема здесь заключалась даже не в коммерческой стороне вопроса. Проблема была в том, что экологически чистый носитель уходил на российский космодром, а ракеты с ядовитым гептилом «Протон» и конверсионный «Днепр» должны были продолжать эксплуатироваться на Байконуре.
При этом Россия стала увеличивать количество запусков в связи с ростом числа заказов. Более того, российская сторона стала вести речь о выделении новых территорий под зоны падения ступеней ракет. Это было связано с началом работы нового северного направления для запусков ракет. Данные причины были связаны исключительно с коммерческими интересами. Например, только запланированные Россией на этот год 17 пусков «Протона» могли принести до 1,7 млрд. долларов дохода. Поэтому, когда Казахстан не согласовал все данные запуски, это означало серьезные финансовые потери.
В этот момент, очевидно, и начался известный конфликт вокруг Байконура. Естественно, что российские руководители космической индустрии попытались оказать давление на казахстанскую сторону, используя при этом свои возможности в российской власти и, что немаловажно, в российских СМИ. Это похоже на то, как руководитель Сбербанка Герман Греф обратился с открытым заявлением к российскому вице-премьеру Шувалову с жалобой на казахстанские власти по вопросу о депозитах госкомпаний.
Тогда МИД России направил в Астану официальную ноту, в которой говорилось, что «в сложившейся ситуации Россия будет вынуждена пересмотреть свою позицию о целесообразности продолжения двустороннего сотрудничества по совместным проектам, в том числе по программе «Днепр», совместному проекту «Байтерек», с учетом планов по его переводу на ракету-носитель «Зенит», и ряду других». А по мнению члена-корреспондента Российской академии космонавтики имени Циолковского Юрия Караша, казахстанское поведение может вынудить Москву ускорить строительство собственных космодромов – «Восточного» и комплекса в Плисецке, а затем отказаться от Байконура.
Казахстанская сторона не могла промолчать. Был поднят вопрос о неудавшемся проекте «Байтерек». По сведениям Казкосмоса, российская сторона затянула со стройкой на 47 месяцев, а стоимость выросла в сравнении с первоначальной в семь раз – до 2 млрд. долларов. Так как переговоры по вопросу о «Байтереке» – «Ангаре» между Казахстаном и Россией шли в тот момент, когда уже было известно, что принято стратегическое решение строить площадку для «Ангары» на «Восточном», то требование российской стороны резко увеличить финансирование проекта выглядело весьма двусмысленно. Потому что к этому моменту было ясно, что строить «Ангару» на Байконуре уже никто не собирается. Поэтому возможны были только два варианта: либо Казахстан вынуждали таким образом отказаться от финансирования и разорвать контракт по «Байтереку», либо планировали все-таки взять деньги, построить на них «Ангару», а потом поставить перед фактом, что базироваться она будет не на Байконуре, а на «Восточном». Деньги к этому моменту были бы уже потрачены.
Вполне возможно, что увеличение сметы, о чем говорил Казкосмос, было как раз связано с возросшими затратами, в связи с тем что «Ангару» должны были разместить не на Байконуре, где есть необходимая сопутствующая инфраструктура, а на «Восточном», где еще ничего нет.
Однако коммерческие интересы вышли на межгосударственный уровень, пока не нашли своего решения на уровне глав государств. Договоренности были достигнуты, детали широкой публике пока не известны, но Казахстан, похоже, как минимум не уступил. Кроме того, стало очевидно, что, несмотря на весь демонстрируемый скептицизм, Байконур России все еще очень необходим.
Здесь есть два важных момента. Один геополитический, Россия не может позволить себе уйти из Байконура из стратегических соображений. Другой практический, нет никаких гарантий, что «Восточный» сможет заработать в полную силу в ближайшие десять лет. Здесь встает проблема той самой «Ангары», ракеты пока нет, а также вопрос создания грандиозной инфраструктуры на Дальнем Востоке в ситуации, когда все сильнее опасения по поводу возможного экономического кризиса. Неясно также, откуда брать специалистов для нового космодрома. Те, которые сейчас работают вахтовым методом на Байконуре, уже сильно в возрасте и вряд ли поедут на Дальний Восток. Построить объекты можно, но наладить их эксплуатацию будет очень непросто.
Возросшее беспокойство России отражает высказывание Юрия Караша о том, что «вся стартовая структура Байконура рассчитана на работу только с российской космической техникой, поэтому никакая страна место России на космодроме занять не сможет». То есть российская сторона серьезно опасается, что кто-то все же может прийти вместо них, если они уйдут или сократят свое присутствие до минимума.
Позиция Казахстана в этой ситуации вполне логичная. Казахстан не отказывается от соглашений с Россией, в том числе тех, которые предусматривают постепенное сокращение пусков экологически вредных ракет «Протон». В свою очередь, Казкосмос предполагает переориентировать «Байтерек» под запуск российско-украинской ракеты «Зенит-3SL», которая является прямым конкурентом «Протона-К». На Байконуре под «Зениты» построено две пусковые установки. Казкосмос ведет обучение специалистов, проводит переговоры с другими участниками рынка, даже пытается создавать спутники.
В частности, одним из приоритетных направлений деятельности Казкосмоса является создание сборочно-испытательного комплекса космических аппаратов. Официально заявляется, что после его создания в стране появится предприятие «для оказания услуг по проектированию, сборке и испытаниям космических аппаратов различного назначения – связи и вещания, дистанционного зондирования Земли, научно-технологического и др. компонентов полезной нагрузки и элементов космической техники».
Трудно предположить, что из этого получится. Маловероятно, что Казахстан сможет самостоятельно выйти на рынок космических запусков, но что-то он сделать все равно сможет. В любом случае это лучше, чем просто отдавать деньги за проекты типа «Ишим», «Казсат-1» или даже старого проекта «Байтерек». К тому же это наверняка дешевле. Любой конфликт когда-то заканчивается, главное – извлекать из него уроки и четко понимать, в чем твои интересы.
публикация из журнала "Центр Азии"
май-июнь 2013
№ 3 (85)