Алексей Иконников
Сегодня интеграционные процессы в Таможенном союзе и Едином экономическом пространстве, в целом вопросы сближения с Россией волнуют в Казахстане очень многих. Здесь налицо обширный спектр мнений. Есть полярные позиции: одни полагают, что сближение с северным соседом должно быть максимальным, вплоть до политического объединения, другие – что любое сближение означало бы возврат в имперское прошлое и добровольный отказ от суверенитета. Есть и средние точки зрения, основанные на мнении, что любое сближение должно учитывать прагматические интересы государства и общества.
В начале года «Центр Азии» провел обширный экспресс-опрос ряда видных ученых, политологов, общественных деятелей. Были заданы три основных вопроса: какие факторы сегодня сближают Россию и Казахстан, какие, напротив, разъединяют нас и на базе каких общих интересов должны строиться отношения двух государств в будущем. На основе проведенных интервью сформировалась любопытная палитра оценок смысла, нынешних реалий и перспектив евразийской интеграции
Что сближает Россию и Казахстан?
От романтики к прагматизму
Эксперты, с которыми беседовал «Центр Азии», сошлись во мнении, что стержневым объединяющим фактором сегодня остается общее направление развития двух обществ, вышедших из единого имперского прошлого и решающих сегодня очень сходные по своей сути проблемы модернизации. При этом главным инициатором интеграции на бывшем советском пространстве является Россия – крупнейший осколок бывшей империи, заявивший о себе в мире как о правопреемнике СССР. И это объяснимо. Москва исторически имеет претензии быть сверхдержавой, если не мировой, то региональной. Казахстан, значительно меньший осколок империи, подобных претензий не имеет. Однако, находясь географически и экономически между двумя крупнейшими государствами континента, он вынужден искать, с кем в регионе его интересы совпадают в максимальной степени. Россия на сегодня – одно из таких государств.
Естественным фактором сближения является и тот факт, что в обществах двух стран еще сохраняются отношения постсоветской реальности. Особенно это касается людей старшего поколения, которые были воспитаны в общем духе и выросли на одних ценностях. В то же время новое поколение, которое выросло в независимом Казахстане и в России после СССР, будет иметь уже значительно меньше объединяющих начал. К этому можно относиться по-разному, но это объективный процесс.
Главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований (КИСИ) при Президенте РК, доктор политических наук Константин Сыроежкин с некоторым сожалением отмечает, что та постсоветская ментальность, на основе которой можно говорить об общности казахстанцев и россиян, постепенно уходит. «Нас сближает язык, общая во многом культура, но главное – нас сближает постсоветская ментальность. Однако время меняет степень нашей цивилизационной близости. Чем меньше будет оставаться в обществах постсоветской ментальности, тем меньше будет и общности. И когда наше старшее поколение уйдет, на всех интеграционных процессах, боюсь, можно будет поставить жирный крест. Сегодня нас сближает многое, даже на уровне эмоций, какой-то личностной символики. Новый год и Дед Мороз, фильмы «Мимино» и «С легким паром». Но все это, увы, уходит вместе с поколением, которое на этих ценностях когда-то выросло», – констатирует г-н Сыроежкин.
С ним согласен известный политолог, кандидат философских наук Талгат Исмагамбетов. По его наблюдениям, взаимодействие обществ России и Казахстана в течение 1990-х и начала нулевых годов, пока еще не остыла инерция единой советской общности, были основаны больше на эмоциональных аспектах, на межличностных отношениях и интересах. К концу 2000-х, и особенно с начала 2010-х, на первый план вышли уже вопросы взаимной выгоды, прагматизм, экономические и политические интересы. В Казахстане все меньше симпатизируют России «просто как другу», говорит Талгат Исмагамбетов. «В бизнес-среде, да и на уровне простого обывателя многие в Казахстане сегодня недовольны ростом цен, экспансией российских предприятий. То есть появились как точки соприкосновения, или зоны общих интересов, так и точки разграничения. На государственном уровне также возникли точки разграничения в экономике, во внешней политике. Экономические интересы двух стран – это та сфера, где все чаще приходится говорить не об общности интересов, а о конкуренции. Таможенный союз – очевидно, способ как-то зафиксировать эту общность, приостановить постепенный «развод», объективно имеющий место, сдержать эволюцию от единых интересов к конкуренции».
В политике объединяющие факторы, считает политолог, тоже обусловлены уже не столько общими интересами на глобальной арене, сколько сугубо прагматическими соображениями, например, такими как потребность в сильном партнере. Интересы же, напротив, все чаще явно и сильно расходятся. В России хотели бы видеть Казахстан в своем фарватере, но этого часто не происходит. Но при этом базовой точкой общих внешнеполитических интересов двух стран остается стабильность в Центральной Азии.
Руководитель Центра актуальных исследований «Альтернатива», известный политолог Андрей Чеботарев считает, что Россию и Казахстан объединяют определенные сугубо прагматические факторы. Оба государства – страны «управляемой демократии». Налицо сходство политических систем, в частности, даже партийных элементов в двух обществах. Налицо и сходство экономических и политических элит, схожее распределение сфер влияния в экономике. В этих условиях логично стремление к сближению рынков, к объединению экономических и модернизационных ресурсов. Наличие определенных внешних вызовов заставляет элиты двух стран согласованно отвечать на угрозы, способные нарушить внутриполитический порядок и стабильность. Такие угрозы налицо: «цветные революции», экстремизм и терроризм. Вопросы безопасности были и останутся мощным объединяющим фактором для двух государств, убежден Андрей Чеботарев. «С этой точки зрения Казахстан для России – самый предпочтительный партнер в Центральной Азии. В отличие от других стран региона, при всей своей многовекторности, Казахстан для Москвы максимально понятен и предсказуем».
Но в долгосрочной перспективе эксперты видят все меньше единых «точек опоры» для двух стран в виде общих интересов. Как общие интересы в сфере экономики и политики, так и сама цивилизационная общность, уходящая корнями в имперский период общей истории, будут сужаться с течением времени, считает политолог и общественный деятель Айдос Сарым. «Парадигмы экономического и политического развития двух государств достаточно различны, это за 20 лет развития проявилось достаточно явно. Ярко выраженный госкапитализм в России и опора на мелкобуржуазную прослойку в Казахстане, высокий уровень социальной зависимости от государства в России и привычка людей рассчитывать на себя – в Казахстане… По мере отдаления периода общей истории в жизни тех же русских в России и Казахстане становится все меньше общего. У каждого – свои проблемы и своя среда обитания. Сближать будет только прагматизм».
Талгат Исмагамбетов согласен с этим. По его мнению, представления о сходстве двух обществ берут начало из советской эпохи, когда «действительно не было особой разницы, где вы находитесь – везде был Советский Союз». Политолог считает, что уже сегодня эти представления достаточно преувеличены. А с течением времени факт такой общности будет вызывать все больше вопросов. «Следует понимать, что экономические и политические факторы будут постоянно меняться. Меняться будут и элиты, и векторы внутренней политики, и социально-демографическая картина в том же Казахстане. Поэтому нам следует четко осмыслить уже сегодня: настолько ли наша цивилизационная общность глубока, как об этом любят говорить убежденные сторонники интеграции?»
Ответ на вопрос о том, на чем базируются «корневые», исторические факторы общности двух государств, достаточно важен, так как он во многом позволяет осмыслить перспективы и пределы их возможного сближения в будущем. Директор Института мировой экономики и политики (ИМЭП) при Фонде Первого Президента Казахстана, кандидат исторических наук Султан Акимбеков акцентирует внимание как раз на исторических основах общности двух народов и государств. Он отмечает, что за период существования СССР в обществах России и Казахстана сложилось множество социальных, культурных, родственных и других неформальных связей. Эти связи и сегодня продолжают влиять на отношения между огромным количеством людей. Массовое «точечное» взаимодействие между ними и создает некое общее пространство, которое мы называем цивилизационным. Но почему такое взаимодействие сохраняется, хотя той большой страны давно нет?
Султан Акимбеков и ряд других специалистов сходятся во мнении, что основной исторический результат деятельности Советского Союза, при всех вопросах к нему, для Казахстана заключался именно в том, что СССР впервые построил империю, где границы между доминирующим этносом и населением колоний были практически стерты. Конечно, стерты не полностью. Существовали достаточно непростые отношения, связанные и с языком, и с теми же квотами прописки в городах, и со многими другими аспектами. Тем не менее сформировавшееся в тот период социальное, культурное, цивилизационное единство стало мощным скрепляющим фактором, объединяющим нас до сих пор. Объединял и русский язык, на котором разные представители всех этносов общались друг с другом, и политика модернизации, с которой Россия (а впоследствии СССР) пришли сюда, на бывшие окраины империи.
– После распада Советского Союза начался достаточно болезненный процесс образования национально-государственных идентичностей, – отмечает Султан Акимбеков. – На обломках распавшейся советской модели (по сути своей репрессивной, но одновременно модернизационной) стали возникать новые идентичности, включая, кстати, и сам русский народ в России. Это очень нелегкий процесс, болезненно воспринимаемый многими. Пока его сопровождает инерция общности, идущая из тех времен, когда население СССР было единым целым. Но по мере взросления новых поколений и ухода старых, выросших в едином цивилизационном пространстве, это пространство будет сокращаться.
По общему мнению, важным объединяющим началом внутри казахстанского общества остается и тот факт, что здесь пока нет замкнутых русской и казахской общин. В результате налицо цивилизационное преимущество Казахстана по сравнению с многими другими обществами: у нас существует огромное количество «ячеек» с русской и казахской сторон, тесно взаимодействующих между собой. Нет этнически-общинного водораздела в обществе. Возможно, такой водораздел возникнет в будущем, на следующих этапах развития общества, но на сегодня его нет, и это очень важный результат советского времени.
Русские в Казахстане: опора интеграции или…
Русский язык является важным объединяющим фактором как для России и Казахстана, так и внутри казахстанского общества. В этом мнении сходятся все опрошенные представители экспертной среды. Роль языка очевидна, с сугубо утилитарной точки зрения это универсальное средство коммуникации для всего общества в Казахстане, и в то же время это – язык соседней России. В свою очередь русскоязычная и особенно русская часть населения Казахстана как фактор объединения уже едва ли играет ту роль, на которую могли бы рассчитывать российские элиты, убеждены собеседники «Центра Азии». Андрей Чеботарев уверен, что русская диаспора Казахстана не играет той роли, как в 1990-х годах. «Она уже не настолько политически активна, как раньше. Фактически исчезли представляющие ее движения, лидеры. Есть, конечно, отдельные представители диаспоры во власти, в политических партиях, в бизнесе, но они не играют важной роли в принятии решений. Сегодня русское население в Казахстане можно, конечно, рассматривать как естественный фактор сближения стран. Но не как фактор влияния России в Казахстане», – уверен г-н Чеботарев.
Константин Сыроежкин разделяет мнение о слабой роли русского и русскоязычного населения республики в интеграционных процессах. «Русская община в Казахстане объединяющим фактором не является. Собственно, у нее и связи с Россией минимальны и номинальны: на уровне родственников, на уровне каких-то друзей, личных отношений. Политической составляющей нет. И если сегодня в Москве рассчитывают на какой-то вклад этой общины в интеграцию, то это заблуждение».
Султан Акимбеков, анализируя роль русской этнической общины Казахстана в интеграции с Россией, обращает внимание на различия проблематики казахстанских русских с проблематикой русских в России. «Если говорить об этнических русских гражданах Казахстана, то среди значительной их части ностальгия по потерянной большой Родине, безусловно, присутствует. Но здесь есть одно очень важное «но». Возьмем устоявшийся стереотип, что казахстанские русские – не такие, как российские. Откуда он появился? Формирование такого мнения – своего рода защитная реакция людей. Стимулируя появление таких стереотипов, русская часть казахстанского социума подчеркивает свое отличие от представителей «большой России», тем самым демонстрируя готовность быть частью казахстанской идентичности. Это очень важный момент. В основной массе русское население понимает, что является частью внутреннего пространства государства Казахстан, которое все более уверенно встает на ноги».
Конечно, отмечает Султан Акимбеков, нынешние интеграционные процессы радуют русских в Казахстане. Вместе с тем, они далеки от того, чтобы идеализировать Россию, они не стремятся туда уехать, не считают ее комфортной для жизни страной. Они давно готовы к тем компромиссам, которых от них ожидает казахское большинство. В целом готовность к компромиссу с государством является сейчас ключевой характеристикой русского населения Казахстана, которое сегодня живет в стране. При этом они, безусловно, хотели бы, чтобы государство было достаточно тесно связано с Россией союзническими, партнерскими и в целом дружественными отношениями. Отдаление двух государств однозначно будет болезненно воспринято представителями русской части населения.
Еще один важный момент, характеризующий высокую лояльность русской части населения Казахстана к государству, это сдержанность и корректность Астаны в болезненных темах, способных стать «яблоком раздора» с северным соседом. В данном плане отношения России с Казахстаном выгодно выделяются на фоне тех противоречий, которые у современной России существуют с Украиной, странами Прибалтики, Грузией. По мнению Султана Акимбекова, одно из объяснений – это значительно более медленный темп формирования национально-государственной идентичности в казахстанском обществе по сравнению с другими странами СНГ. Он во многом еще не завершен. Некоторые общественные деятели в Казахстане критикуют эту ситуацию, говоря о том, что сближение с Россией препятствует естественному процессу формирования национально-государственной идентичности в обществе Казахстана.
Известный политолог и журналист Мухтар Тайжан в беседе с «Центром Азии» отмечает: «Казахстан далек от крайностей. Украина, например, предъявила Москве счет за Голодомор. Страны Прибалтики предъявили счет за сталинские репрессии. Нам не нужно этого, мы не намерены ссориться, мы в любом случае останемся друзьями. Но куда еще дальше сближаться? Свою экономическую, культурную, информационную, ценовую политику мы должны основывать только на интересах Казахстана, а не на интересах других государств. Прошло уже двадцать лет, а мы все еще не завершили формирование своей идентичности. Поэтому нам нужно не сближаться, напротив: необходима последовательная, цивилизованная, четкая политика деколонизации».
Проводя эту политику, конечно, следует понимать, что процесс деколонизации и формирования новых идентичностей – естественный и достаточно протяженный во времени, это процесс поколенческий. Пока значительная часть общества в Казахстане живет и мыслит категориями прошлого, когда этих идентичностей не было. Люди предпочитают оставаться в той системе координат, когда им не надо было что-либо выбирать, когда было проще. Однако в настоящее время очевидна необходимость сделать выбор, подчеркивает Айдос Сарым. От того, что человек начинает идентифицировать себя именно как казахстанца, а не как «советского человека» (что автоматически ассоциирует его с Россией), зависит очень многое в его жизни.
В ближайшие годы, по мнению политолога, процессы идентификации внутри казахстанского общества будут идти более интенсивно, потому что потребность в этом растет: выросло уже второе «поколение независимости». И здесь остается один существенный парадокс. С одной стороны, «казахский» культурный мир в Казахстане достаточно давно и полно сформирован в ценностном плане, говорит г-н Сарым. Здесь есть устоявшаяся система ценностей, «картина мира», есть определенная идеологическая конструкция, формирующая отношение к миру, к людям, к истории. Например: империя, СССР, сталинские репрессии – это плохо. Или: каким ценностям учил великий Абай. У любого современного казахского подростка это на слуху, он, по крайней мере, ориентируется в этом идеологическом конструкте.
– А с другой стороны, мы видим, что русские и многие русскоязычные казахстанцы из этой ценностной картины мира выпадают, – говорит Айдос Сарым. – Не то чтобы они разделяют или не разделяют ее. А они просто, что называется, не в теме. Не в курсе. Им это неинтересно. С гражданской точки зрения это неправильно. Возникает вопрос, в какой идеологической системе координат они живут? Ответ очевиден: в российской. Находясь преимущественно в российском информационном поле (через телевидение, Интернет, прессу), они следуют их, российским, клише, их устоявшимся представлениям и стандартам. Мы не говорим, что российская система ценностей плохая. Просто она – другая. И если ты – казахстанец, ты должен определиться. Это и называется национально-государственной идентичностью: это моя страна, у нее своя история, свои ценности. Массовая неопределенность наших же сограждан в идентификационном плане ведет к сложному общественному дискурсу. По большому счету, это политическая проблема. Казахстан вынужден себя вести чересчур корректно в каких-то принципиальных вопросах с той же Россией, и в том числе потому, что значительная часть наших сограждан живет в российской системе координат.
Впрочем, по мнению Андрея Чеботарева, хотя русская диаспора в Казахстане идеологически достаточно аморфна и смотрит в основном российские телеканалы, это не означает, что Москва может рассчитывать на нее как на социальную опору в проектах политической интеграции. Потому что лояльность русского населения государству Казахстан очень высока. Скорее, фактором сближения двух стран выступает не этнически русское и – шире – русскоязычное население республики, а сам русский язык как таковой, учитывая огромную сферу его применения внутри Казахстана. То есть, язык как естественный интеграционный фактор, формирующий единое информационно-культурное поле двух государств.
– Данный факт вызывает определенное раздражение среди национал-патриотов, которые говорят, что доминирование русского языка обусловило мощное информационное и соответственно – идеологическое влияние России на Казахстан, – отмечает директор ЦАИ «Альтернатива». – С этой точки зрения они справедливо критикуют родное телевидение и прессу. Но объективно те же национал-патриоты не могут эту ситуацию изменить. Теоретически, конечно, можно было бы запретить ретрансляцию российских телеканалов и радио, с тем чтобы расширить сферу применения казахского языка. Но здесь следует понимать, что для чего: язык для общества или общество для языка? Властное ограничение русскоязычного информационного поля стало бы крайне рискованным политическим решением. Оно, во-первых, резко ухудшило бы межгосударственные отношения с Россией, которая является стратегическим партнером Казахстана. И, во-вторых, такое решение наверняка спровоцировало бы общественный конфликт внутри страны, обусловленный фактом ограничения информационного пространства. Многие восприняли бы это как ущемление их личного конституционного права на получение информации, причем, в том числе, и этнические казахи.
Заместитель директора Института политических решений (ИПР) Рустам Бурнашев разделяет мнение о языке как мощном факторе взаимодействия. Но, по его мнению, языковые и этнические факторы играют не столь значимую роль в современных интеграционных процессах. На первый план выходят вопросы взаимной экономической и политической выгоды. «Очевидно, что этническая линия сегодня уже не является единственным фактором, определяющим отношение разных групп общества к интеграции. Если в 1990-е годы мы могли четко говорить, что русскоязычное население поддерживает сближение с Россией, то сейчас такой зависимости нет. Когда мы разговариваем с представителями бизнеса, особенно малого и среднего, то для них экономическая интеграция с Россией стала огромной проблемой. Она мешает им работать. И они выступают против таких процессов, хотя очень многие из них этнически являются русскими. То есть к сугубо этническим идентификационным вопросам добавляются благосостояние, возможности бизнеса и многое другое – прагматические аспекты, причем последних становится все больше, и они постепенно вытесняют первые».
Пределы интеграции.
Насколько мы нужны друг другу
При существующем интеграционном потенциале, наличии обширных общих интересов остается открытым и другой вопрос: в какой степени казахстанское и российское общества готовы к более тесному объединению? Или же такое сближение – скорее инициатива элит?
«Социологические исследования ряда российских аналитических центров свидетельствуют о том, что большинство жителей РФ не особо интересуются вопросами пресловутой евразийской интеграции, – отмечает Талгат Исмагамбетов. – Для них эта тема в политике второразрядная. Точно так же и в Казахстане. Людей больше интересуют социальные вопросы, то, что непосредственно их затрагивает: коммунальные тарифы, дороги, занятость, борьба с криминалом».
Осмысление пределов возможной интеграции сегодня необходимо и казахстанским элитам, и особенно российским – таково общее мнение опрошенных экспертов. Как и понимание того факта, что инициативы создания любых новых объединений диктуются в первую очередь интересами экономической и политической целесообразности. Такую мысль высказывает казахстанский политолог Нуртай Мустафаев. «В любом межгосударственном объединении, союзе, экономическом альянсе за основу всегда берется простая идея: государственничество, государственный интерес. В центре обсуждения «интеграторов» должны находиться конкретные общие выгоды, стратегические государственные интересы стран–участниц возможного объединения».
В понимании конечных целей и границ возможной интеграции элитами двух стран сегодня играют роль два стержневых момента. Это: понимание взаимной потребности друг в друге и понимание наличия границ, дальше которых отступать нельзя (концепция суверенитета). Каждый из этих факторов требует отдельного внимательного анализа.
Начнем с базового вопроса: для чего Казахстан и Россия занимаются интеграционным проектом, получившим название Евразийского, какие цели здесь преследует каждая из сторон?
Для чего Казахстан нужен России?
В политическом плане, полагает Талгат Исмагамбетов, «интеграционный проект сегодня остро необходим российским элитам, создающим внутри России идеологический фон «восстановления былой мощи», так называемым «державникам», для подъема реноме государства в глазах общественного мнения. Мол, мы восстанавливаем утраченное влияние, усиливаем свои позиции, с нами стремятся интегрироваться. Это политико-идеологический аспект. В экономическом же отношении Казахстан нужен российскому бюрократическо-олигархическому капиталу. Развиваясь экстенсивно, «вширь», российская олигархия стремится взять под свой контроль новые территории. Именно этим обусловлена готовность Москвы сегодня вести диалог о вступлении в ТС и с Кыргызстаном, и с Таджикистаном. При этом они забывают спросить у нас или у Белоруссии, а выгодно ли это нам».
По общему мнению всех опрошенных экспертов, сегодня Москве (в ее же интересах) следует более осторожно и последовательно продвигать свои интеграционные проекты. Нужно учитывать взаимные выгоды, а не только свои собственные. А поиск такого баланса интересов всегда зависит от взаимодействия элит.
По мнению г-на Чеботарева, связь между эволюцией элит и уровнем взаимодействия двух государств самая прямая. Уже с приходом Путина в Казахстане ощутили иной формат отношений, нежели при России Ельцина, напоминает он. Романтика тогда уступила место прагматике. С казахстанской стороны союзническая риторика и разговоры о вечной дружбе также уступили в 2000-х годах место прагматическим подходам. Казахстан отстаивает свои интересы, защищает рынки, не идет, как того бы хотелось Москве, в фарватере ее внешней политики. «Никакие межгосударственные объединения этого вектора не изменят, а новое поколение элит будет строить диалог с еще более утилитарных позиций», – уверен эксперт.
Талгат Исмагамбетов, однако, полагает, что у российского руководства есть четкая уверенность в том, что Казахстан, в отличие от других стран СНГ, ограничивает для себя пределы возможной дезинтеграции. То есть даже при самом негативном сценарии Астана все равно останется близким партнером Москвы. «Если рассуждать по принципу «двух зол», то опора на Россию в вопросах внешней политики, региональной безопасности является очевидным выбором, – уверен Талгат Исмагамбетов. – С российским обществом, российской элитой мы при всех различиях можем понимать друг друга и находить компромиссы. Чего нельзя сказать о Китае, с которым нет ни культурно-цивилизационной общности, ни сближающих нас исторических корней, ни общности стратегических интересов. Китай, безусловно, важный и выгодный партнер Казахстана в экономике, но в политике Китай для нас – это terra incognita. Россия же понятна и предсказуема. И в этом плане Россия как стратегический партнер, безусловно, предпочтительнее». Схожее мнение и у Константина Сыроежкина. Он полагает, что на фоне современных угроз безопасности тесное взаимодействие силового аппарата, спецслужб, аналитических групп двух стран в любом случае будет расширяться.
Здесь мы подходим к следующему стержневому вопросу: для чего Казахстану нужна интеграция с Россией?
В ответе на этот вопрос среди казахстанских экспертов и общественных деятелей единства нет. Одни полагают, что это единственно возможный и необходимый выбор в нынешних геополитических условиях, другие – что быть еще ближе, чем сейчас, для Казахстана означало бы добровольный отказ от суверенитета. Есть и средняя, центристская позиция, основанная на анализе конкретных интересов Казахстана в создаваемых объединениях.
Талгат Исмагамбетов в вопросе экономической интеграции считает важным четко разграничить, кому в Казахстане такое сближение действительно выгодно. «Нужно перестать говорить о выгодности интеграции с Россией для малого и среднего бизнеса, для мелких буржуа. Это очевидная попытка выдать желаемое за действительное. Крупным промышленникам, чьи предприятия нуждаются в расширении рынка, интеграция безусловно нужна. Однако у нас мало таких предприятий. Для казахстанских же компаний реального сектора, для переработчиков, аграриев, пищевиков интеграция уже сегодня вызывает острые вопросы. Они видят пока лишь минусы». Казахстанскому бизнесу в России, по мнению эксперта, мешает проблема мощного российского олигархического капитала, который поделил все сферы влияния на рынках своей страны. В результате, считает г-н Исмагамбетов, вхождение на эти рынки в обозримой перспективе останется для казахстанских компаний большой проблемой.
Если же говорить о смысле политического сближения с Россией, то это, по мнению Константина Сыроежкина, необходимость выбора крупного партнера в рамках глобальной экономики и геополитики. Возможность продолжения Казахстаном многовекторной политики в условиях современного давления глобальных центров силы г-н Сыроежкин ставит под сомнение. Он напоминает о том, что на пространстве Центральной Азии сейчас «витают» три геополитических интеграционных проекта, продвигаемых мировыми державами. Первый проект – New Silk Road – связан с американской концепцией «Большой Центральной Азии». Второй проект – китайский, предполагающий создание инвестиционной зоны свободной торговли на пространстве стран – участниц ШОС. Третий проект – интеграция вокруг России: Таможенный и Евразийский экономический союз.
– Если мы хотим понять, куда двигаться и с кем идти, надо посмотреть на цели всех этих проектов, – говорит Константин Сыроежкин. – Китайский проект сугубо торговый, его смысл в продвижении китайских товаров на рынки СНГ и далее в Европу. Американский проект New Silk Road имеет своей целью «повесить» на Центральную Азию афгано-пакистанские проблемы путем создания транспортных коридоров. В результате такой интеграции Америка получит полностью дестабилизированный регион, включая бывшую советскую Среднюю Азию. Вот вам альтернативные сценарии. Оба достаточно опасны. Так что нам остается только интеграция с Россией. Конечно, можно возразить, что у Казахстана свой путь и ему не нужно никуда интегрироваться. Но это не получится. Вас так или иначе заставят сделать выбор. И поэтому необходимо четко сказать: Евразийский экономический союз – это не только экономика. Это прежде всего геополитика. Общее экономическое и геополитическое евразийское пространство нам необходимо, поскольку существуют определенные единые стратегические интересы государств, расположенных на этом пространстве. В частности, это сохранение безопасности, недопущение сюда третьих сил. Нам нужно вместе сформулировать комплекс этих интересов и четко сказать: это политический проект, ориентированный на сохранение евразийского пространства как самостоятельного центра силы. Тогда всем станет понятно, что ради этих задач имеет смысл что-то создавать и, возможно, чем-то жертвовать.
Впрочем, такое мнение находит поддержку не у всех специалистов в Казахстане. Султан Акимбеков не согласен с тем, что Астана должна делать выбор. Он убежден, что Казахстану более выгодно одновременно опираться на несколько центров силы, придерживаясь принципа ровных и позитивных отношений со всеми. «Многие сегодня полагают, что Казахстан обязательно должен сделать некий выбор. Но такая постановка вопроса ничем не мотивирована. Если исходить из собственных интересов республики, то нам выгоднее продолжение стратегии многовекторности, а не примыкание к какой-либо из сверхдержав, пусть даже исторически дружественной». Эксперт считает, что для Казахстана, с учетом региона, в котором он расположен, главное во внешней политике – это не создавать напряженности с кем-либо из своих соседей. «Нам не следует дружить с кем-то против кого-то. У нас с Китаем вполне нормальные отношения, как и с США, и с Европой, и с Турцией, и с той же Грузией. Если же мы начнем идти на конфронтацию с кем-либо, дружить с одними в ущерб другим, то большой вопрос, насколько это отвечает интересам государства Казахстан, желанию его граждан жить в стабильной, безопасной, динамично развивающейся стране».
Политолог Максим Казначеев из ИПР развивает эту мысль. По его мнению, Россия, несмотря на пережитый масштабный кризис конца прошлого века, активно претендует на роль регионального лидера евразийского пространства. Казахстан же пока является скорее объектом, нежели субъектом мировой геополитики. Столь разный статус диктует элитам разные стили поведения, которые не всегда согласуются друг с другом. В Кремле полагают, что Астана не должна вести самостоятельную игру. Сигналы Кремля в данном плане не всегда находят понимание в Астане, при этом многовекторный курс Акорды во внешней политике традиционно воспринимается в Москве с сарказмом, как стремление усидеть на двух стульях.
– Геополитика любой страны прописана на уровне географической карты, – отмечает г-н Казначеев. – Исходя из этого, казахстанская элита и делает приоритетом российское интеграционное направление. Других альтернатив всего две: Китай и нестабильные южные соседи. По разным причинам они устраивают казахстанскую элиту в меньшей степени. Однако в Москве слишком упрощенно воспринимают эту ситуацию. Нельзя забывать, в свою очередь, для российской элиты набор возможностей еще меньше. Претендуя на статус одного из мировых центров силы, и желая зафиксировать региональное лидерство, Кремль может лишь балансировать между Пекином и Вашингтоном, подкрепляя свой региональный статус тактическими союзами на Востоке и Западе. Это одновременно и сложно и легко. Легко, поскольку естественные геополитические границы влияния России определены еще в XIX веке. Сложно, поскольку даже подобная определенность требует высококлассных политических решений. Образно говоря, даже если вы знаете, как великий гроссмейстер когда-то ранее сыграл уникальную партию, это не значит, что вы сможете ее повторить.
Внешняя политика как разделяющий фактор
В контексте внешней политики Казахстана вопрос о пределах возможной интеграции в «Евразийском проекте» сегодня стоит достаточно остро. Российская сторона все чаще призывает выступить по какому-либо вопросу «единым фронтом». Иногда это действительно бывает оправданно. Вместе с тем, нужно иметь в виду, что возможность выстраивания независимого внешнеполитического курса – это не только часть государственного суверенитета. Позиции Астаны на международной арене по тому или иному вопросу имеют прямое отношение к стабильности и безопасности в Казахстане.
В России же на это смотрят утилитарно. Ей необходима поддержка на мировой арене, где-то хотя бы символическая, формальная. У современной России весьма непростые отношения с внешним миром. У нее есть свои причины для жесткой риторики, например, со странами Запада, есть своя внутренняя логика, свои стратегические интересы. И в рамках интеграции вполне естественно, что Москва ищет дополнительной поддержки среди традиционно дружественных и союзнических государств. Например, Россия признала независимость Южной Осетии и Абхазии, но больше в мире ее никто не поддержал за исключением, разве что, Никарагуа. То есть это было дело Москвы. Но в Кремле хотят, чтобы это было и дело Казахстана тоже.
Другой пример, который приводит Султан Акимбеков. Многие в России полагают, что Москве и ее союзникам следует сохранять и усиливать выраженную антизападную позицию. «Рационально объяснить, зачем это нужно, они не могут, просто они убеждены, что прозападный вектор развития опасен, что он несет много рисков и ориентирован на дестабилизацию. Подключают аргументы из конспирологии и теории заговоров. Может быть, так оно и есть, мы не знаем. Это просто не наше дело, это дело России. А наша главная задача сегодня – эффективное социально-экономическое развитие внутри страны и противодействие разного рода деструктивным, дестабилизирующим факторам – чтобы люди ощущали себя спокойно и комфортно».
Именно с этой целью, отмечает Султан Акимбеков, в свое время была выстроена система многовекторной политики, позволившая Казахстану поддерживать со всеми соседями ровные позитивные отношения, невзирая на то, какие у них взаимные отношения друг с другом. Казахстан эффективно маневрирует, максимально используя возможности маленькой страны, находящейся в геополитически узловом регионе. И именно многовекторность – главное, что не нравится пророссийски ориентированным политическим кругам в казахстанской внешней политике. Сегодня некоторые политики и эксперты говорят, что рано или поздно придется определиться и примкнуть к России. Но это логика конфронтации, убежден Султан Акимбеков. Нейтральное по отношению к внешнему окружению государство не должно использовать логику конфронтации: «Иначе мы автоматически приобретем целый комплекс проблем. Нам это совершенно не нужно».
Мухтар Тайжан называет странным не тот факт, что подобные «страшилки» выдвигаются в качестве аргумента интеграции, а то, что в Казахстане сами, заранее, готовы «бежать сдаваться» без условий, просто потому, что «что-то где-то когда-нибудь может случиться». «Мы видим, что Москва торопится, слишком форсирует события. В Казахстане это многих раздражает и настораживает. Однако парадокс в том, что в этом вовсе не вина России. Это наша вина. Мы сами, своей же риторикой, даем российской элите повод думать, что нуждаемся в их «отеческой опеке». Мы сами не первый год подряд постоянно говорим о том, что Таможенный союз – это наше спасение, что без интеграции мы якобы пропадем, что нас «раздавят» некие мощные игроки. На уровне экспертов-экономистов, в различных СМИ, продвигается идея о необходимости обязательно примкнуть к определенному альянсу, союзу... В ситуации, когда общество и бизнес видят очевидные минусы объединения, создается впечатление некоей искусственной, целенаправленной кампании. Вопрос сегодня даже не в том, кому это выгодно и нужно. Вопрос в том, что Казахстан как суверенное независимое государство должен четко определить в интеграционной риторике границу, дальше которой заходить нельзя. Общество ждет этого. В обществе происходят изменения, которые необходимо учитывать».
Именно недостаточная аккуратность и последовательность Москвы в стремлении мотивировать своих партнеров идти в ее фарватере, склонность рассуждать по старому принципу «кто не с нами, тот против нас» сегодня очень мешает сближению. В таком мнении сходятся все опрошенные «Центром Азии» специалисты. По их мнению, необходимо четко понять: что Казахстан получит взамен, если будет следовать в фарватере Москвы? Что получат люди, живущие в Казахстане?
– Ответы несложны, – резюмирует Султан Акимбеков. – Мы получим конфронтацию с определенными мощными внешними силами. Мы получим зависимость от российской политики в рамках той конфронтации, на которую идет Москва со своими оппонентами. Отсюда, соответственно, риск стать объектом выяснения отношений. Выигрышей никаких, только минусы. Но если плюсов нет, то их нужно придумать. Отсюда идут все эти нервозные разговоры о том, что мы якобы находимся во враждебном окружении и без России пропадем, что Китай только и ждет, как вовлечь нас в свою орбиту, что если «жареный петух клюнет», только Россия нам поможет, и так далее. Предметной, обоснованной подоплеки, логики у этих рассуждений нет, они базируются главным образом на эмоциях. Плюсов-то действительно нет, поэтому нет и аргументов, кроме подобных страшилок. Нам говорят: завтра здесь начнется что-то ужасное, а поможем вам только мы. Но что может быть ужасного? С Китаем у нас проблем нет. Для Китая сейчас основная проблема – это ситуация в Южно-Китайском море. Если к границам подойдут какие-то боевики из Афганистана, то для этого существуют силы безопасности, армия, никто не отменял и договоренностей в рамках ОДКБ. Вообще, если что-то такое происходит, то такое государство, как Казахстан, имеет ресурсы и возможности, чтобы с этим справиться. Во всяком случае, для нас нет такой критической угрозы, когда нужно заранее бежать сдаваться «под крыло» соседней сверхдержаве».
Талгат Исмагамбетов согласен с этим. Он считает, что со временем интеграционные приоритеты могут поменяться. «На ситуацию влияют все больше новых факторов, которых наши партнеры могут не учитывать. На поверхности ситуация казалась простой, но внутри все далеко не просто. Вот и получилось, что энергичная позиция России в продавливании своих интересов политической интеграции вызвала огромный всплеск недовольства не только в среде национал-патриотов, но и молодежи, и среднего класса. Астана уже не могла игнорировать это».
Здесь мы подходим ко второму базовому аспекту, определяющему целесообразность и границы возможной интеграции двух государств и двух обществ. Это – концепция государственного суверенитета Республики Казахстан, которую, по мнению ряда казахстанских политиков, пресловутый «Евразийский интеграционный проект» может нарушить.
Что разделяет Россию и Казахстан?
Концепция суверенитета и поспешность Москвы
Вопрос о том, готов ли кто-либо из участников возможного объединения «поделиться частью суверенитета», стал камнем преткновения наиболее жестких дискуссий в свете заявленных интеграционных инициатив. Эти дискуссии, собственно, оказались первым и главным значимым фактором среди тех, которые сегодня мешают России и Казахстану в их стремлении сблизиться.
Нуртай Мустафаев констатирует, что в Казахстане такие дискуссии показали крайне неоднозначное отношение к идее сближения с Россией. Есть как убежденные противники, так и выступающие за максимальную интеграцию с Россией – экономическую, культурную и даже политическую. Есть и некая середина – прогосударственно настроенные «центристы», которые поддерживают объединение, ставя на первый план прагматические интересы Казахстана. По логике, именно на эту центристскую часть казахстанского общества, чьи позиции наиболее близки официальной линии Астаны, и должны опираться наши российские партнеры. Однако на деле получилось по-другому. Призывы объединиться политически, создавать единый парламент и так далее в Казахстане могут поддержать, разве что, пожилые представители русской диаспоры, да и то далеко не все.
Здесь следует иметь в виду, что у элит в России тоже очень разное понимание интеграции в целом, объясняет г-н Мустафаев. В частности, президент Путин ранее откровенно рассматривал ее именно в контексте реинкарнации регионального политического объединения эпохи СССР. Как и ряд других российских политиков, он в 2011 – 2012 годах делал четкие заявления на эту тему. «Но при этом в Москве есть и более радикальные политики, – отмечает г-н Мустафаев. – Например, такие как Александр Дугин, которые вообще рассматривали этот интеграционный проект как восстановление единого государственного образования. Именно так они и говорили о Евразийском союзе. Причем характерно, что тот же Дугин и ряд его единомышленников откровенно придерживались националистических позиций. Делая заявления, прозвучавшие в тот момент в унисон с заявлениями политиков типа Дугина, Путин в определенный момент очень серьезно подставил саму идею».
По мнению политолога, причина такого «перегиба» со стороны Москвы в том, что, увлекшись своими старыми идеями «собирания земель» и патерналистской, «отеческой» имперской заботы об их населении, российские политики переоценили возможности оперировать подобной риторикой в современной ситуации. Они просто не учли свою целевую аудиторию в Казахстане. Во многом этому способствовал и тот факт, на который указывает Мухтар Тайжан: в Казахстане в официальной риторике на эту тему на тот период наблюдался явный перебор.
– Имела место откровенная переоценка как стратегической важности проектов Таможенного и Евразийского союзов, так и возможных плюсов от этих объединений для Казахстана, – говорит Нуртай Мустафаев. – Такая яркая поддержка со стороны Астаны, собственно, и стимулировала эйфорию россиян, у которых создалось впечатление, что по Казахстану, что называется, «вопрос решен». В Москве начали спешить, торопить, рассуждать о «горизонтах» будущей интеграции и сыпать некорректными заявлениями по этому поводу. И в итоге политический эффект оказался обратным. Массовое общественное мнение, бизнес, патриотические круги в Казахстане крайне резко восприняли российскую риторику. Более того: были серьезно встревожены и казахстанские элиты. А все из-за непродуманности публичной линии российских политиков. Ведь сама постановка вопроса о суверенитете другой страны крайне опасна в политическом смысле. Это дипломатическая аксиома, о которой в Москве почему-то забыли. В результате точки над i вынужден был расставлять наш глава государства, сделавший ряд заявлений, в частности, что Казахстан выйдет из любого интеграционного проекта, если это будет угрожать его суверенитету. Это был финальный сигнал, «последнее китайское предупреждение» для горячих голов в Москве, которые говорили о политической интеграции.
– Можно много дискутировать о том, что Сергей Нарышкин, возможно, хотел как лучше, – подытоживает Султан Акимбеков. – Но в самом предложении создания общего парламента очень четко выражено российское понимание объединения. В России живет 85 процентов населения всего этого межгосударственного объединения, и фактически получается, что это уже даже не конфедерация. Это федерация. Вопрос сегодня не в том, какова дальнейшая судьба подобных идей. Вопрос в том, что они вообще это предложили. Это наглядно отражает степень имперских амбиций современных российских элит. И с учетом подобных устремлений России, Казахстан должен сегодня очень трезво оценивать варианты возможного дальнейшего сближения.
Тема суверенитета, впрочем, – это далеко не единственная проблема в рамках евразийского проекта. Собеседники «Центра Азии» выделили еще ряд аспектов, мешающих двум государствоам сблизиться настолько, как этого хотели бы апологеты интеграции.
Символизм, недосказанность, недоговоренность в планировании и определении границ интеграции
Андрей Чеботарев считает важным сдерживающим фактором поспешность Москвы и ее неготовность к определенным компромиссам. «Во-первых, Россия откровенно форсирует события. Она пытается выйти за рамки экономического союза, «прыгнув» в союз политический. При том, что система экономического взаимодействия в Таможенном союзе еще далеко не выстроена. Особенно это стало заметным, когда в прошлом году в Москве выдвинули идею преобразовать ЕврАзЭС в Евразийский экономический союз, а позднее предложили создать евразийский парламент. Второй момент: даже в рамках Таможенного союза и ЕЭП Россия не стремится компромиссно решить с Казахстаном вопрос тарифов за транспортировку энергоресурсов. Судя по всему, неготовность решать данный вопрос связана с нежеланием потерять серьезный рычаг влияния».
По мнению Рустама Бурнашева, главной проблемой Москвы в работе над интеграционным проектом стали издержки стратегического планирования. «Нельзя утверждать, что Россия изначально заинтересована в столь жесткой «максимальной» интеграции, при которой Казахстан вынужден был бы «делиться» частью суверенитета. Скорее всего, в подобном ключе вопрос никогда не стоял. Но этого никто четко не проговорил. Почему? У меня сложилось впечатление, что сегодня у России вообще нет четкой политики в отношении Казахстана и стран Центральной Азии. А где нет концептуально обозначенных задач, там начинаются, так сказать, импровизации на тему. У всех на слуху определенный набор громких заявлений, сказанных российскими политиками где-то и по поводу чего-то, на которые у нас часто ссылаются. Однако если вчитаться, становится ясно, что даже исходящие от одной персоны, эти заявления не отличались системностью, какой-то цельностью. Это были явно ситуативные, какие-то риторические высказывания, предназначавшиеся максимум для внутреннего употребления в самой России».
В вопросах интеграции как у Москвы, так и у Астаны изначально было недостаточное понимание собственных стратегических программ и проектов, считает эксперт. Да и по сей день остаются проблемы с четким пониманием промежуточных и конечных результатов интеграции, считает эксперт.
– У элит есть некоторое представление, что такое Таможенный союз и как он в общих чертах должен развиваться. Ясно, что такие союзы предполагают определенную степень политической интеграции – в той мере, в какой это эффективно для обеих сторон. Но четко не прописана ни сама эта степень, ни последовательность шагов, ни целевые ориентиры. В результате на этом недоделанном, недоработанном пространстве возникают некие стихийные конструкции, призывы, идеологемы, не подкрепленные реальным, прагматичным содержанием. А идеологемы всегда обслуживают чьи-то политические цели. Когда стратегическое планирование было подменено пропагандой, все это сразу заметили.
История как разделяющий фактор
Видный общественный деятель, социолог и историк Мухтар Тайжан считает общую историю империи, в которой находился Казахстан, основной проблемой сближения двух обществ. Поэтому, уверен он, излишнее сближение с бывшим «большим братом» сегодня только вредно Казахстану.
Россия и Казахстан, напоминает г-н Тайжан, находились в составе единого государства полных 250 лет. Когда при участии Абулхайыр-хана и представителей царя было подписано соглашение, известное как акт присоединения казахского народа к России, начался процесс колонизации Степи. Хотя, указывает историк, это не был акт присоединения, а межэлитное соглашение, которое, по замыслу подписантов, помогало бы им укрепить свою власть в Степи. А когда в рамках соглашения началось реальное освоение просторов Степи Российской империей, начались восстания. Первым было восстание под руководством Срыма Датова. Потом – восстание отца Кенесары вместе со старшим братом Кенесары Саржаном. Оставшийся в живых младший сын Кенесары Садык продолжал вооруженную борьбу вплоть до середины XIX века. И так далее, восстаний были десятки.
– Почему происходили такие восстания, почему Степь пришла в движение? Потому что к тому времени развернулась классическая колонизация территорий, по такой же модели, как США колонизировали коренное население Северной Америки. А далее началась советская история: голод 1920-х годов, о котором мало кто вспоминает. Голод 1930-х, когда у казахов отобрали скот. Тогда их умерло более 3 миллионов. Только за период 1932–1933 годов происходят 372 восстания. Далее – сталинские репрессии, уничтожение элит. Все это не было чем-то особенным, это было продолжением политики русификации Российской империи, которая исторически так и расширялась, вовлекая в свое культурно-цивилизационное пространство другие народы. Потом – целина, закрытие казахских школ, прибытие сюда миллионов славян. Шла целенаправленная политика ассимиляции. У Льва Гумилева есть прекрасные строки в одной из его исторических книг «Древняя Русь и Великая Степь». В одной из глав, говоря о причинах распада Советского Союза, он пишет: «Кому понравится, если из тебя будут делать русского?» Сегодня к этому можно относиться как угодно, такое было время. Но это тот исторический багаж, который нельзя просто выбросить и забыть. Болезненные темы необходимо обсуждать, проговаривать. Со стороны Москвы подобного стремления, увы, не видно», – резюмирует политолог.
По мнению Мухтара Тайжана, основной исторический урок более 250 лет общей истории состоит в том, что имперская политика России была направлена на уничтожение казахской национальной идентичности. Царская Россия и СССР были не единственной империей, куда входил Казахстан, но единственной, которая меняла идентичность целых народов. «В период Золотой Орды идентичность всех групп и племен сохранялась, была веротерпимость, тому же Андрею Рублеву Батый-хан не запрещал писать его шедевры, это было свято, – подчеркивает г-н Тайжан. – Гумилев так и пишет: «Мы нарушили эту древнюю евразийскую традицию, мы начали из всех делать русских». И вот с этим историческим багажом в 1991 году Казахстан получил независимость. Это наглядный ответ на вопрос, чего опасается казахское большинство в свете нынешней интеграции. Мы хорошо понимаем, что экономическое объединение подразумевает в той или иной мере объединение политическое. Но давайте, памятуя нашу общую историю с Россией, ответим на вопрос: каким может быть итог интеграции двух стран, одна из которых экономически и демографически в десять раз больше другой?»
Мнение о тяжелом грузе имперского прошлого как факторе, мешающем интеграции, разделяет Талгат Исмагамбетов. По его убеждению, история продолжает разделять Россию и Казахстан, так как неизбежно содержит очень много моментов, на которых при желании можно строить взаимные упреки.
Айдос Сарым в этой связи обращает внимание на то, что процесс постепенной деколонизации в странах бывшего СССР вполне можно соотнести с тем, что происходило, например, в некоторых странах Северной Африки и Южной Азии после ухода оттуда французов и англичан. Это медленный, «поколенческий» по своей сути процесс эволюции общественного сознания от старых идентичностей к новым. При этом неизбежно происходит переосмысление обществом фактов истории и формирование определенных идеологических «точек опоры». «На примере бывших колоний Франции и Англии мы видим, что конфликтный потенциал при осмыслении исторического наследия колониальной эпохи был сведен к минимуму. Все противоречия проговаривались, все трудные моменты истории были признаны. Теперь на этой основе строятся совершенно новые отношения, идет сближение бывших колоний и метрополий в экономике, культурной жизни. В нашем же случае с Россией ситуация обратная. Мы не видим желания и готовности убрать потенциально конфликтные точки. Неготовность Москвы объективно и без идеологических «заморочек» обсудить проблемные вопросы нашей общей истории выглядит очень неконструктивно. Это, может быть, и не мешает официальному взаимодействию на уровне элит, но это однозначно мешает сближению на уровне обществ».
Султан Акимбеков также считает вопрос о конфликтном потенциале истории крайне сложным и болезненным в свете происходящих на пространстве бывшего СССР процессов деколонизации. Но самая большая проблема современной истории для России, по его мнению, заключается в том, что Россия не готова признать данный факт, согласиться с мнением, что она действительно являлась метрополией и что у нее были колонии. Российские историки и политики возражают, говоря, что их страна не была метрополией в классическом понимании, в отличие от Франции, Англии, Испании. По их мнению, цивилизаторская миссия, о которой историки говорят применительно ко всем крупным империям в XIX веке, для России носила характер некоего особого патернализма, это была своего рода «отеческая забота». Собственно, в этом сегодня заключается одно из ключевых противоречий идеологической дискуссии Казахстана и других бывших союзных республик с Россией. Отсюда и высказывания о том, что у казахов не было своей государственности, и мысль, что все хорошее в Казахстане появилось именно за счет патернализма России и что за это Казахстан должен быть благодарен.
– Почему за эту позицию сегодня так держатся в Москве? Потому что, если чуть-чуть изменить акценты, можно попасть в крайне неудобный политический дискурс в свете последних 50 лет деколонизации в мире. Сегодня бывшие метрополии признают факты колониального периода в их истории, в некоторых случаях даже извиняются. При этом, также как и сегодня в Москве, они много говорят о том, что колониальная эпоха для стран-колоний стала периодом активного цивилизаторства, итогом которого стало формирование развитых общественно-политических институтов, экономический рост, социальное развитие, преодоление неграмотности и прочее. Но заметьте: одновременно развитые страны признают и тот факт, что все это имело определенную цену, которая заплачена населением колоний. Это важно для тех же англичан или французов, поскольку это прагматичный подход, позволяющий снять все болезненные исторические вопросы с повестки дня. Чтобы эти вопросы снять, нужно их однажды проговорить, пусть извиняясь, пусть с самых «трудных» точек зрения. Бывшие метрополии официально признают, что было место и прогрессу, и героизму солдат, и продвижению цивилизации, но было место и репрессиям, и грабежам. Их элиты говорят: да, это наша общая история, из песни слова не выкинешь и мы признаем, что такое действительно было. Такова позиция целого ряда развитых стран, но не России. Россия не готова признавать болезненные факты. Там, например, по-прежнему продолжают говорить, как это делает современный российский МИД, что восстание 1916 года в Казахстане было незаконным мятежом подданных против государства в трудный момент его истории, и поэтому все жесткие меры были оправданны. И такая позиция мешает нам перевернуть трудную страницу и идти дальше. Вот после закрытия данной темы можно будет с чистой совестью оставить историю историкам, а современным поколениям – двигаться дальше. Но проговорить все это необходимо, потому что недосказанность исторических фактов – это бомба замедленного действия. Ибо, когда одна сторона говорит: нас грабили и унижали, а другая возражает: нет, вас продвинули к цивилизации, построили вам индустрию, то это не почва для конструктивного разговора. Крайние точки зрения – не основа для сближения. Поэтому сегодня для обеих сторон крайне важно уйти от крайних позиций к компромиссным взглядам и оценкам, признающим и плохое, и хорошее.
Действительно, по большому счету, в истории нет моментов, которые невозможно научно объяснить. Можно объяснить и почему Россия продвигалась на южные окраины или в Сибирь, и какая мотивация была у русских царей, у руководства СССР. Можно детально проанализировать факты, архивные документы и четко сказать, что было в общей истории как хорошее, так и плохое. Было преодоление неграмотности коренных жителей Казахстана, но были и жесткие меры по лишению их земли, скота, подавлению восстаний. Было строительство городов, заводов и фабрик, но были и сталинские репрессии, и искусственный голод 1930-х, спровоцированный коллективизацией и переводом кочевников на оседлость. Можно было бы собрать видных историков, ученых, политиков и официально признать все эти моменты. Пока же все это не проговорено и остается недосказанность, это не способствует встречному движению двух обществ на принципиально новой основе. В таком мнении сошлись все опрошенные «Центром Азии» специалисты.
Султан Акимбеков акцентирует внимание на конфликтном потенциале недосказанности в истории. В современных реалиях, когда идет процесс формирования новых национально-государственных идентичностей, он может пройти в абсолютно мирном цивилизованном поле. Так произошло между бывшими колониями в Африке и Южной Азии и их бывшими метрополиями в Европе. Но есть и другой сценарий. Процесс формирования новых идентичностей может пойти по конфликтному пути, если одна сторона будет полностью отрицать негативную составляющую исторических отношений и говорить только о позитиве. Именно такой конфликтный путь имел место, например, на Украине, в странах Прибалтики. Ни к чему хорошему это не привело, и сегодня говорить о сближении этих стран с Россией очень сложно. И об этом следует помнить московским идеологам. Отрицать колоссальные жертвы, принесенные на алтарь исторической цивилизаторской миссии России, контрпродуктивно. Всегда опасно замалчивать вопросы истории, сколь бы болезненными они ни были. Тем более опасно уходить от исторических фактов в идеологию, не проанализировав их в рамках широкой общественной дискуссии.
По мнению собеседников «Центра Азии», здесь очень показательно отношение Казахстана к болезненным темам. Как государство Казахстан сегодня делает всё, чтобы уйти от этих проблем. Астана никак не стимулирует обсуждения вопросов, связанных со сложными историческими моментами казахско-российских отношений. Конечно, в Казахстане давно ушли от комплиментарной риторики советского периода, говорившей о добровольном присоединении и тому подобном. В то же время, в публичном поле страны практически не видно особо пристального внимания к тяжелым моментам истории, таким как 1916 год или к голод 1930-х. Государство от этого настойчиво уходит. Более того: даже исторические фильмы Казахстан сегодня снимает исключительно о временах джунгар. Очевидно, в Астане хорошо понимают: пока осмысление исторических событий того времени является проблемой в самой России, наше обращение к тем событиям может обострить существующий потенциал противоречий.
Вместе с тем, предупреждает Айдос Сарым, не получится избежать необходимости проговорить все эти тяжелые события. В казахстанском обществе существует огромный запрос на историческую аналитику, на детальное осмысление всех «трудных» фактов и периодов. Казахская интеллектуальная элита, учащаяся молодежь сегодня активно стимулируют дискуссии и исследования в данном направлении. Поэтому бесконечно уходить от темы нельзя. Основная опасность, считает Султан Акимбеков, здесь в том, что если у нас не будет объективного анализа, то это свободное пространство заполнят различные интерпретации радикального толка. И такое развитие событий по конфликтному пути, с точки зрения отношений с Россией, выглядит крайне нежелательным.
Потенциальные факторы объединения
Вообще при всех противоречиях, которые существуют, элитам в Москве и Астане необходимо понять, на каких общих точках можно двигать интеграционные процессы дальше. Обеим сторонам нужно осмысление, какие факторы в перспективе сохранят для России и Казахстана объединяющую роль.
– Скрепляющим фактором был и останется русский язык, – считает Талгат Исмагамбетов. – Можно вспомнить исторические параллели, например Алжир, где и спустя 60 лет после деколонизации говорят по-французски, хотя коренных носителей языка в стране практически не осталось. Русский язык будет способствовать культурной интеграции, сохранению культурного поля (опера, театр, кино, литература, молодежная музыкальная культура и т. д.).
Объединяющим началом, по мнению Султана Акимбекова и Константина Сыроежкина, при условии взвешенного подхода будут единые геополитические интересы: безопасность в регионе, стабильность, противодействие воздействиям чуждых внешних сил – религиозного экстремизма и исламского фундаментализма. Сблизить два государства могут и общие интересы в политических союзах, таких как ШОС. Сближать в целом будут единые прагматичные подходы к решению проблем, актуальных для обоих государств и обществ. Но сближение будет реально только в том случае, если решения будут компромиссными и учитывающими интересы всех сторон.
Отдельный вопрос – конкурентоспособность во всех сферах взаимодействия, полагает Талгат Исмагамбетов. «Чтобы Россия видела в нас полноценных равноправных партнеров, нам нужно провести большую работу над собой. Это позволит Казахстану вести диалог с Россией на равных. Причем не только в экономике. Эффективность многовекторной внешней политики должна заставить Москву больше считаться с нашими интересами, понимая, что Астана может в любой момент сманеврировать. Конкурентоспособность достигается через промышленно-индустриальную модернизацию, с одной стороны, и через модернизацию управления – с другой».
Подытоживая сказанное, опрошенные эксперты проводят мысль, что при всех разногласиях и потенциальных нестыковках никаких вариантов, кроме хороших отношений, у двух государств быть не может. Россия и Казахстан – географические соседи и стратегические партнеры. Все вопросы, которые возникают, должны решаться компромиссно и на основе обоюдных интересов. Это понимают обе стороны. Другое дело, что сегодня именно тот момент, когда обеим сторонам необходимо полностью расставить все точки над i. Причем сделать это нужно как можно быстрее, потому что потеря времени усугубляет недоверие.
публикация из журнала "Центр Азии"
январь-февраль 2013
№ 1 (83)