Данияр Сабитов
Интерес к социологии закономерно возникает во время выборов. Причем это справедливо и для общества, и для государства. Вернее, не к самой социологии как науке, а к одному из ее прикладных методов исследования – массовым опросам населения. Перед выборами всем интересно, кому из соперничающих партий или кандидатов в президенты отдают большее предпочтение избиратели. После выборов любопытно, насколько оправдались те или иные прогнозы.
Сегодня тема выборов пока еще актуальна для соседней России, где 4 марта выбирают президента, но уже не актуальна для нас в Казахстане, где 15 января уже выбрали парламент. Хотя одно важное отличие между нами есть. В России идет война на социологическом фронте, у нас войны не получилось, хотя оппозиция со своей стороны высказала претензии, в том числе и к опросам общественного мнения. Так, один из лидеров ОСДП «Азат» Булат Абилов в январе заявил «Новости-Казахстан»: «Мы считаем, что эти выборы нелегитимны. Вообще не нужно было их проводить. В очередной раз их провели грязно, с черным пиаром против нашей партии и, естественно, ангажированными соцопросами». Недовольство Абилова тогда вызвали результаты опросов, проведенных двумя организациями – Институтом демократии и Институтом социально-политических исследований. Обе структуры дали практически идентичные прогнозы, которые, собственно, затем и подтвердились, по крайней мере, в отношении трех первых по списку партий.
Но в казахстанском обществе в отличие от оппозиции не сильно переживали по этому поводу, потому что в целом большинство – за партию власти или, по крайней мере, не хочет перемен и не намерено вдаваться в подробности происходящего.
В России же перед президентскими выборами идет настоящая война за процент в прогнозах. Например, более лояльный к государству ВЦИОМ в феврале давал Владимиру Путину 52 процента голосов от тех, кто пойдет на выборы, а близкий к либералам «Левада-центр» – в январе только 37 процентов, правда, от общего числа граждан. Фонд общественного мнения (ФОМ) в конце января давал Путину 46 процентов голосов. Впрочем, за это время была проведена активная избирательная кампания за Путина, которая могла повлиять на результаты опросов. Показательно, что 24 февраля «Левада-центр» обнародовал рейтинг, согласно которому за Путина готовы проголосовать 66 процентов россиян.
У нас в Казахстане принципиально другая ситуация. Если в России на выборах работают известные всем службы, в Казахстане во время выборов активизировались социологические службы, о которых большинство граждан до этого ничего не знали. Например, тот же Институт демократии во главе с Юлией Кучинской появился совсем недавно. Поэтому обвинения оппозиции в адрес казахстанских социологических центров были вполне ожидаемы. Хотя в ответ можно долго спорить о методологии проведения опросов.
Почему так происходит? Может быть, как раз оттого, что отследить методы работы того или иного социологического центра невозможно. Ведь они активизируются только на время выборов, а в промежутках как будто находятся в подполье. А ведь социологические бренды нарабатываются годами постоянного труда, в том числе и для того, чтобы потом это придало дополнительный вес их оценкам выборных процессов. Поэтому в соседней России есть как минимум три постоянно работающих общероссийских центра – это ВЦИОМ, ФОМ, «Левада-центр».
В чем же причина сложившейся ситуации? В первую очередь для постоянной работы центров необходима постоянная сеть респондентов, которую нужно поддерживать. А для постоянной работы центра необходимо финансирование, которого фактически нет. А если оно и есть, то источником подавляющего объема денег на рынке является государство. Но оно, с одной стороны, выделяет средства только под свои проекты, а с другой – система выделения средств работает, по мнению экспертов, топорно.
Денежный вопрос
Надо понимать, что среди всех гуманитариев социологи – самые зависимые. Их практическая деятельность предполагает наличие солидных источников финансирования. Они не могут работать только в тиши кабинетов или в библиотеках. Тем более что сложившаяся в Казахстане практика предполагает абсолютное доминирование полевых методов работы, теоретиков у нас по сути нет. Поэтому трудно упрекать социологов за то же увлечение экспертными опросами. Вопрос финансирования является ключевым для оценки состояния социологии в стране, гораздо более, чем для других гуманитариев, а здесь не обойтись без отношений с государством.
С одной стороны, постоянно звучат упреки в адрес социологов – их называют ангажированными. Дескать, они представляют такие данные, которые подтверждают лишь государственную точку зрения. С другой – сами социологи убеждают, что серьезным исследовательским группам невыгодно рисковать своей репутацией, поэтому их исследования в целом объективны. Но, так или иначе, в отношении работы социологов действительно существует много вопросов. Например, Гульмира Илеуова, президент центра социальных и политических исследований «Стратегия» говорит: «Самое главное чувство, которое меня охватывает, – это кризис доверия. И поделать с этим ничего нельзя».
Все игроки существующего рынка социологических исследований соглашаются, что основным заказчиком на сегодняшний день является государство. Есть мнение, что благодаря госзаказам объем рынка сегодня достигает одного миллиарда тенге в год. Заместитель генерального директора «КОМКОН-2 Евразия» Сергей Ваннер выразил сомнение в этой цифре, предложив более реальные, на его взгляд, 600–700 млн. тенге в год. Суть не в цифрах, а в принципе – от государства зависит практически все финансирование казахстанской социологии.
Действительно, в списке тендеров любого ведомства числится социологическое исследование. Учитывая, что их результаты нигде не публикуются, эти исследования заказываются для внутреннего пользования. В идеале это означает, что государственные органы хотят от социологов узнать реальное положение вещей, чтобы включить данные о состоянии общества в той или иной сфере в свою работу. Но на практике это все выглядит как осваивание средств. Есть примеры, когда разные ведомства заказывали исследования на одну тему, тогда как цена вопроса – пара десятков миллионов тенге. А Сегей Ваннер в беседе с нашим корреспондентом отметил: «Мне остается только догадываться, кто и каким образом определяет темы для исследований, а также объемы финансирования. С коммерческими структурами все гораздо проще – они точно знают, чего хотят, и впустую деньги тратить не намерены».
Также представитель «КОМКОН-2 Евразия» рассказал, почему компания не участвует в государственных тендерах. Он отметил, что хотя государство тратит на исследования большие суммы, это не стимулирует качественного развития, так как выделяемые деньги расходуются неэффективно. По его мнению, ключевая проблема в неповоротливости механизма госзакупа: «Нередко практикуется подведение требований тендера под конкретную компанию. Скажем, в заявке указывается, что компания, которая будет проводить исследование, должна иметь в штате не менее пяти профессиональных социологов, чей опыт работы составляет не менее n лет. При дополнительных условиях круг потенциальных исполнителей сильно сужается – часто до одной компании». Сергей Ваннер допускает, что это вовсе не коррупционные схемы, а попытка госорганов защититься от дилетантов. Потому что эта проблема также существует. Скажем, если проводить государственный тендер по принципу наименьшего ценового предложения, их нередко выигрывают ИП, которые с трудом представляют, что нужно делать. Ведь всем кажется, что провести социологическое исследование достаточно просто. «Нашу компанию такой подход не привлекает. Мы считаем, что одним из решений может быть изменение механизма госзакупа, он должен быть по-настоящему прозрачным и гибким», – добавляет он.
Отношением чиновников к социологии недовольна и Гульмира Илеуова. Она отмечает, что в государственных органах, как на местах, так и на центральном уровне, широко вошло в практику использование проведения исследований в качестве механизма по освоению бюджетных средств. Например, если обратиться к сайту «Госзакупки», где размещаются объявления о тендерах на проведение исследований, то можно обнаружить, что чиновники не только самостоятельно устанавливают цену на исследования (пример: опрос 1000 респондентов по Акмолинской области за 300 тысяч тенге), но и вторгаются в «святая святых» социологов – в методологию, программу исследования, диктуя его задачи, методы, объемы, характеристики выборки и т. д. «В результате подобных тендеров и конкурсов побеждают организации, качество работы которых вызывает большие сомнения. Безусловно, реальным инструментом для изучения проблемной ситуации в регионе или отрасли либо для установления обратной связи с населением такие социологические исследования становятся редко», – отмечает г-жа Илеуова.
Другая проблема, которая снижает эффективность сотрудничества государства и социологических служб, – большая степень бюрократии. Как она проявляется? Дело в том, что чиновники привязаны к определенному ряду методик. Заказчикам нужны доказательства проведенной работы – для отчета перед проверяющими. Но в этом случае социологи связаны очень узким набором методов – тех, которые могут дать так называемые «следы» в виде заполненных анкет и т. д. А это значит, что нет возможности провести телефонные интервью, онлайн-опросы и прочее. Но чем уже спектр используемых методов, тем ниже эффективность исполнения.
И еще одна трудность, которая отмечалась выше, – это политика в области финансирования. Суммарно государство тратит крупную сумму, но вот насколько объективна оплата в каждом конкретном случае – трудно сказать. «Есть серьезная проблема в компетентности лиц, принимающих решение проводить то или иное исследование, – продолжает г-н Ваннер. – Мы заметили, что, начиная с областного уровня и ниже, есть изрядная доля наивности в отношении цен. Представьте, есть закупки, где предусматривается три доллара на одно интервью. Сюда входит все – от разработки инструментария до выезда в сельские районы, проведение интервью и его аналитическая обработка. Даже в 2000 году полевые работы стоили от восьми долларов и выше – это когда в выборке участвует много людей. При меньшем количестве опрашиваемых – цена еще больше. Ради некоторого опыта мы однажды взялись за ряд таких заведомо убыточных проектов. При этом мы пытались донести до чиновников мысль о реальной стоимости заказа. На что они отвечали, что им де за эти деньги другая компания проводила исследование. Но речь ведь должна идти о качестве, а не об экономии». Конечно, есть в Казахстане исследователи, которые получают средства не от государства, а работают на рынке. Но в этом случае они заняты исключительно маркетинговыми исследованиями и изучением общества как такового не занимаются.
В целом же социологических служб в стране не так много. Эксперты называют около 15 более или менее серьезных компаний в Астане и Алматы, а также 12–16 региональных центров. Озвучивать прайс социологи, к которым мы обращались, отказались. Подобная информация почему-то относится к разряду коммерческой тайны, хотя это несколько странно. Тайны-то никакой нет – рынок небольшой и поэтому есть уверенность, что конкуренты знают расценки друг друга. Однако некоторой информацией они все-таки поделились.
Так, Айгуль Садвокасова рассказала об общей структуре затрат. Оказалось, что самая затратная часть – полевые исследования. На это уходит практически 60 процентов стоимости всего проекта. Сюда входит оплата за интервью, проезд, связь, доставка, контроль. Тут же следует отметить, что сеть интервьюеров у всех компаний почти одна и та же. Держать в штате людей, которые непосредственно проводят опрос, затратно – все они привлекаются от случая к случаю. Затем следующая расходная часть – аналитика: разработка программы, анкеты, методологии, анализ результатов, написание отчета. Это часть занимает 30 процентов бюджета. И 10 проц. остается на тираж, обработку и пр. Это что касается количественных исследований. Качественные исследования проводить также затратно, как в финансовом, так и в интеллектуальном плане. Здесь большое время занимает подготовка, отбор информантов, вознаграждение информантам, обработка данных (например, транскрибирование).
Если говорить непосредственно о стоимости, то здесь приходится ориентироваться на обсуждение на крупном форуме Vse.kz. В ветке, посвященной маркетинговым исследованиям, один из пользователей указывал, что телефонный опрос двухсот человек, а также исследование нескольких фокус-групп обойдется заказчику примерно в миллион тенге. Интересно, что на одном из российских сайтов предлагали создать и обработать от ста до пятисот анкет за 1,5 млн. тенге. Можно предположить, что средние казахстанские цены похожи на российские расценки. Другой пример – приглашение на участие в фокус-группе курильщиков. За три часа беседы респонденту обещают заплатить 2–2,5 тысячи тенге.
Идейный кризис
Но помимо трудностей с финансированием существует и системная проблема всей социологической отрасли, в том числе и научной составляющей. По большому счету главное – это изучение общества. Конечно, мы не говорим, что основоположник социологии Огюст Конт был прав и общество живет по точным законам, как и физика или математика. Однако социологи не раз демонстрировали глубокое понимание природы общественных отношений. Например, Макс Вебер смог объяснить, почему в протестантских обществах так хорошо уживается предпринимательский дух. А Элвин Тоффлер смог на основании существующих данных увидеть последовательную цепь событий и спрогнозировать будущее. И это действительно удивительно – многое из предсказанного им сбылось.
Конечно, теория вопроса важна, но важно также и изучение происходящих в обществе социальных процессов. В Казахстане, с его постоянными и весьма масштабными перемещениями населения, за последние пятьдесят – сто лет это особенно актуально. Да и в наши дни многие вопросы нуждаются в осмыслении и лучшем понимании. Однако в Казахстане все возможности социологии фактически не используются.
Очевидно, что у социологической науки на всем пространстве бывшего Союза существует много проблем. Только в 1966 году социология в Советском Союзе была официально признана в качестве научной дисциплины. А социологические факультеты появились в университетах только во времена перестройки, в конце восьмидесятых. Тогда же стали защищать первые диссертации по социологии. В Казахстане первую докторскую диссертацию по этой специальности защитил нынешний секретарь Совета безопасности Марат Тажин.
Со временем в стране в системе Академии наук Казахстана появился собственный Институт социологии и политологии, однако вскоре был закрыт. В целом за прошедшие 20 лет ситуация сильно не изменилась. По мнению руководителя исследовательской компании BISAM Леонида Гуревича, казахстанские ученые замкнулись на локальном уровне. И не только не предлагают миру новых теорий, но зачастую не обращаются к уже существующим. Имея многолетний опыт работы в диссертационных советах, он приводит пример типичной структуры докторской диссертации. Как правило, обширный параграф посвящается наиболее известным западным социологическим теориям. При этом – никакой авторской критики. «Большинство научных трудов казахстанских социологов – это описание ситуации с привлечением документальных, статистических и литературных источников вкупе с традиционными методами сбора первичной информации. В лучшем случае это попытка научно-информационного обеспечения экономических и политических стратегий. Какого-либо вклада в теорию или методологию такого рода труды практически не содержат», – пишет г-н Гуревич.
Тем не менее диссертации все же защищаются. По данным директора Института социально-политических решений Айгуль Садвокасовой, на сегодняшний день в социологии в Казахстане трудятся около 30 докторов социологических наук, примерно 80 кандидатов и всего шесть человек со степенью доктора Phd в области социологии. По словам Садвокасовой «сложнее обстоит дело с фундаментальными исследованиями в этой области. Пока мы работаем в режиме прикладного изучения казахстанских реалий. В принципе у казахстанской социологии нет проблем для развития. Другое дело – незнание, к какой сфере приложиться. В обществе есть потребность в социологах, но нет понимания, как социолог должен работать. Чаще всего есть расхожее представление о том, что задаются вопросы и каким-то образом они считаются. Это старое представление». Очевидно, что главное представление о социологии и в обществе и среди научных работников связано, главным образом, с проведением прикладных социологических исследований. Причем только некоторых из них. Обычно используются массовые опросы населения, а также экспертные опросы. Последние позволяют значительно сэкономить время и деньги, но при этом получить более или менее приемлемый с научной точки зрения результат.
Еще одно уязвимое место казахстанской социологии – это кадровое обеспечение. Но оно скорее является следствием первых двух крупных проблем – формы финансирования и общетеоретической, научной составляющей. И здесь нужно задать главный вопрос – нормальная ли складывается ситуация? Очевидно, что нет. Социология, как и все гуманитарные науки в стране, находится в кризисе.
С одной стороны, очевидна их важность, а с другой – не предпринимается никаких системных действий по поддержанию и развитию. В сложившейся ситуации происходит смещение и замещение ролей. Социологией занимаются политологи, историки, философы и журналисты. При этом так получается, что все перечисленные специальности в Казахстане взаимозаменяются в любой комбинации. Насколько это позитивно для развития общества – вопрос сложный. Однако предпочтительнее, наверное, чтобы каждый занимался своим делом.
публикация из журнала "Центр Азии"
февраль/март 2012
№1-4 (59-62)
