«Лентяи» без права на родину?
У моего дома, как и во многих других алматинских дворах, есть овощной ларек. В нем работает Мади, он приехал из Таджикистана. Недавно, покупая овощи, я спросил, не хочет ли он дать небольшое интервью о том, как ему живется в Казахстане. «Нет, зачем это нужно? Что я могу рассказать? Я каждое утро встаю в пять утра и ложусь в 11, целый день за прилавком…» Потом подумал, и добавил: «Вы так и напишите – у Мади все хорошо». Да, у Мади все хорошо. А вот у его коллег за пределами Казахстана дела обстоят сложнее. Так, текущий кризис в России коснулся не только ее граждан, он серьезно ударил по гастарбайтерам и тем странам, из которых они приехали.
Падение курса рубля относительно доллара сделало работу миллионов таджиков, узбеков и киргизов невыгодной. Приехав на заработки, они конвертировали полученные деньги в валюту и посылали ее семьям на родину. С обвалом курса этот денежный поток заметно высох, и конечно, это ударило по экономике среднеазиатских стран. Так, узбекский сум в феврале был девальвирован более чем на 25 процентов. Тогда на черном рынке за доллар давали 4000 сумов, тогда как двумя месяцами ранее доллар стоил 3000 сумов. Для экспертов это стало еще одним подтверждением того, что узбекская экономика держалась на плаву только благодаря денежным переводам трудовых мигрантов. Но страдает не только узбекская экономика, которая на 12 проц. зависит от экспорта рабочей силы, которая принесла стране 5 млрд. 581 млн. долларов. Деньги трудовых мигрантов составляют треть ВВП Киргизии – в 2014 году трудовые мигранты только из России и Казахстана переслали свыше 2,2 млрд. долл. и 20,1 млн. долл. соответственно. В случае Таджикистана это и вовсе половина внутреннего валового продукта – в прошлом году граждане послали в страну более 2,6 млрд. долларов.
Впрочем, уже отмеченное снижение курса узбекской валюты не остановилось, и сейчас доллар стоит 5000 сумов. Дело дошло до того, что если в начале февраля власти просто запретили продавать валюту физическим лицам, то в мае Центральный банк и вовсе запретил операции по обмену иностранной валюты. В Таджикистане сложилась похожая ситуация – в начале апреля также начал действовать запрет на продажу долларов населению. Зампредседателя Нацбанка Джамшед Юсуфиен объяснил обесценение сомони осложнением политической обстановки в регионе и санкциями против России, которая «является основным экономическим партнером Таджикистана».
То, что финансирование не возобновится в среднесрочной перспективе, – очевидно. Менее очевидно другое – эксперты и журналисты выдвигали тезис о том, что в сложных условиях мигранты начнут массово уезжать из России, чтобы искать новые направления для заработка. В том числе обеспокоенность выражали казахстанские специалисты, которые боялись большого наплыва гастарбайтеров. Однако цифры говорят немного о другом. В 2013 году, по данным Федеральной миграционной службы России (ФМС), в стране находились 2,5 млн. узбеков, 1,1 млн. таджиков и 559 тыс. киргизов. По состоянию на апрель этого года в РФ проживают 2,1 млн. граждан Узбекистана и 970 тыс. таджиков. Действительно, из России уехала небольшая часть выходцев из Средней Азии, однако текущая динамика показывает – они постепенно возвращаются. И этому есть вполне логичное объяснение.
На самом деле власти Такджикистана и Узбекистана не особо заинтересованы в том, чтобы такое большое количество граждан в одночасье вернулось назад, поскольку у чиновников нет возможности их трудоустроить. Конечно, узбекские власти заявили, что в этом году будет создано 987,5 тысячи рабочих мест. Минтруда Узбекистана сообщает, что более 261,6 тысячи рабочих мест будет создано за счет ввода в действие новых объектов, реконструкции и расширения действующих предприятий, из них 115,7 тысячи – в промышленности, 66,9 тысячи – в сфере услуг и сервиса, 48,8 тысячи – в сельском хозяйстве. «Еще 30,2 тысячи рабочих мест будут созданы за счет восстановления деятельности временно бездействующих предприятий; за счет развития малых предприятий и микрофирм создано 290,4 тысячи рабочих мест», – говорится в официальном пресс-релизе. Очевидно, что власти подстраховываются на случай действительного возвращения большого числа своих граждан. Но что это будут за рабочие места и сколько там будут платить? Очевидно, что созданные на скорую руку вакансии не составляют реальность узбекской экономики и скорее призваны лишь замаскировать существующие проблемы.
Вместе с тем, любопытно отношение к мигрантам высшего узбекского руководства. Учитывая их роль в экономике Узбекистана, нужно было бы ожидать от него не просто лояльности, но и содействия, чтобы мигранты оставались за рубежом. Но при этом президент республики Ислам Каримов не так давно назвал гастарбайтеров «дангасалар», то есть лентяями. Они, по мнению президента страны, бегут в Россию за длинным рублем и не желают работать на родине. Но если представить, что в страну возвращаются все 2 млн. «дангасалар», то уже в среднесрочной перспективе можно прогнозировать рост социального напряжения, который может принять любую форму.
В принципе, та же ситуация и в Таджикистане – возвращение мужчин и женщин может спровоцировать беспорядки, ведь, по данным ПРООН, в стране из четырех трудоспособных граждан работу может найти только один. Собственно, гастарбайтеры и сами понимают, что возвращаться им некуда. Да, они не могут слать деньги в прежних объемах, но все же жизнь в России пусть с плохо, но налаженным бытом лучше, чем ничего.
Что касается киргизских мигрантов, то их число только увеличится после вступления страны в ЕАЭС. Ведь для них не нужны будут специальные разрешительные документы, а срок пребывания без регистрации составит 30 дней. Замминистра труда, миграции и молодежи КР Алмазбек Асанбаев заявил, что после того как Кыргызстан станет полноправным членом ЕАЭС, количество трудовых мигрантов в России может увеличиться на 80 тыс. человек.
Что касается Казахстана, то ситуация здесь остается стабильной – количество гастарбайтеров из южных соседних стран не выросло. Председатель Комитета труда, социальной защиты и миграции Акмади Сарбасов в начале года отметил, что «текущая ситуация отражает ту тенденцию, которую мы наблюдаем ежегодно».
Но есть и другой тренд – в Казахстане хотят работать граждане России и Украины. И это понятно – договор экспата предполагает зарплату в долларах, оплату жилья, страховку и так далее. В условиях кризиса как в России, так и в Украине это прекрасный вариант. По данным агентства по трудоустройству Head Hunter, в их базе зарегистрированы более 9 тысяч резюме соискателей из-за рубежа, которые готовы работать в нашей стране. При этом подавляющее большинство из этих резюме принадлежит россиянам – 60,3 процента. На втором и третьем месте граждане Украины и Беларуси – 22,6 и 4,7 проц. соответственно. Узбекистанцы и кыргызстанцы в этом списке составляют лишь по 2,4 проц. При этом в основном иностранцы претендуют на управляющие должности, на вакансии в области IT, телекома и производства. Выходит, что в отношении высокопрофессиональных мигрантов ситуация совершенно противоположна тому, что происходит на рынке неквалифицированных кадров?
Среднеазиатский brain drain
По понятным причинам, о трудовых мигрантах пишут часто, однако из поля зрения ускользают не менее интересные проблемы, связанные с «утечкой мозгов». Этот процесс не остался в 1990-х и по-прежнему вполне актуален. Скажем, из России в последние полтора года стало уезжать много ученых, и вновь в связи с обвалом рубля. Президент Академии наук (РАН) Владимир Фортов утверждает: «Наши зарплаты несопоставимы с теми, которые есть там, они отличаются в разы, и отличались до повышения курса доллара к рублю. За последние 1,5 года этот отрезок для нас самый болезненный, я посчитал, что отток увеличился».
Важно отметить, что barin drain – это не просто переезд профессионалов за границу. Скажем, из Казахстана также уезжают специалисты, но им на замену приезжают иностранцы. Другими словами, у компаний есть деньги платить экспатам, чтобы они компенсировали недостаток рабочей силы, то есть средний уровень профессионализма на рынке труда не снижается. По-настоящему «утечкой мозгов» можно назвать ситуацию, когда из страны вымывается класс специалистов. И эти тенденции можно наблюдать особенно ярко в Таджикистане и Узбекистане. Об этом свидетельствуют два рейтинга. Так, в 2014 году немецкая организация GIZ опубликовала экономический обзор развития Таджикистана, где по показателю «утечки мозгов» она присвоила стране 6,1 балл из 10. По данным другого рейтинга, составленного американским журналом Foreign Policy и общественной организацией The Fund for Peace, в 2013 году по десятибалльной шкале Узбекистан получил 6,6 баллов, Таджикистан и Кыргызстан – 6,1 балла. Можно привести и другие данные, которые, правда, достаточно сложно проверить – исследование Всемирного банка утверждает, что один из трех узбеков, живущих за границей, имеет высшее образование. Если опираться на эти цифры, то выходит, что за границей проживает примерно 1 млн. узбеков с высшим образованием.
Так или иначе, но эти данные подтверждает реальная жизнь. Так, в Узбекистане налицо переизбыток рабочих, имеющих лишь базовые навыки. Несколько лет назад был проведен опрос узбекских работодателей, который показал, что 73 процента опрошенных фирм в качестве препятствия для ведения бизнеса в Узбекистане указали на нехватку навыков и образовательной подготовки рабочих. Более трети фирм (35%) отметили, что навыки сотрудников представляют собой «серьезное» или «очень серьезное» препятствие для роста. В 2013 году почти половина (49%) промышленных фирм отметили, что и сложно находить квалифицированные кадры в необходимом количестве.
Что до Таджикистана, то независимый аналитик Бехруз Химо отмечает, что из восьмимиллионного Таджикистана уезжают тысячи профессионалов, а это наносит стране прямой и косвенный ущерб. Ведь на их подготовку тратились бюджетные деньги – это затраты на детские сады, школы, вузы и здравоохранение. При этом уезжает действительно много талантливой молодежи. Например, в Германию уехал молодой врач Зафар Нуралиев, который рассказывает, что почти 40 процентов его однокурсников в последние годы покинули Таджикистан, перебравшись в США, Россию и страны Евросоюза.
Важный тезис – в среде мигрантов-профессионалов происходят прямо противоположные процессы тем, что развиваются в среде гастарбайтеров. Эти отличия видны как на уровне мотивации, так и на культурологическом уровне. Так, в одной из публикаций отмечалось, что в Санкт-Петербурге приезжие из Узбекистана расселяются в соответствии с тем, из каких районов они приехали. То есть можно выделить район, где живут бухарские, ташкентские или наманганские узбеки. Гастарбайтеры сохраняют свою общинность, им важно чувство плеча. В то время как в среде профессионалов все иначе. Марина Каюмова в научной работе «Эмиграция «сливок общества» из Узбекистана» провела опрос узбеков, имеющих ученую степень PhD, и оказалось, что они не стремятся поддерживать связи с земляками. «Интересно, что ни один из опрошенных респондентов не принадлежит к формальному или неформальному сообществу узбеков. Многие из них даже не общаются с другими узбеками, и это можно объяснить тем, что высококвалифицированные специалисты, живущие за рубежом, имеют достаточное количество языковых и культурных навыков, чтобы находить друзей среди местных и не оглядываться на общину. Более того, никто из них даже не слышал, есть ли в их странах хоть какие-нибудь формы объединения земляков», – пишет исследовательница.
В Казахстане узбеки также не сильно связаны друг с другом, однако у нас есть своя специфика. Максуд, работающий в алматинской юридической фирме, недавно переехал в Казахстан, и за это время он узнал как минимум о двух группах узбеков, поддерживающих друг с другом связи. «У мужчин у меня на родине есть обычай периодически собираться в чайхане и обсуждать новости. Здесь меня также несколько раз приглашали в чайхану, которую держит один местный узбек. Правда, там в основном собираются местные казахстанские узбеки, граждан Узбекистана там меньшинство. Также я знаю, что есть другая компания, в которую входят богатые узбеки, однако туда меня пока не приглашали», – рассказал Максуд. Вероятно, чем ближе к родине, тем сильнее выражен общинный дух и потребность во взаимной поддержке.
Другое отличие низко- и высококвалифицированных кадров заключается в мотивации переезда. Как мы уже отметили, главная причина массовой трудовой миграции из Средней Азии – это заработки, тогда как в среде профессионалов работают другие стимулы. Саида переехала в Казахстан из Таджикистана, будучи студенткой, для того чтобы получить здесь высшее образование. Сейчас она заканчивает магистратуру и работает в той же юрфирме, что и Максуд. Девушка отмечает, что в Таджикистане на этой же позиции она зарабатывала бы раза в три меньше. Но поскольку и потребительские цены здесь выше, то одно на другое и выходит. Поэтому зарплата – не главная причина того, что она осталась в Казахстане. «Я хочу развиваться как специалист – это моя основная мотивация», – отмечает она. При этом Казахстан для нее – не транзитная страна, а место постоянного жительства. «Получить вид на жительство гражданину Таджикистана или Узбекистана сложно. Для этого нужно прожить несколько лет здесь, но кроме этого на вашем счету должно быть 2 млн. 600 тыс. тенге, и тогда власти будут рассматривать документы», – рассказывает Саида. Ее коллега Максуд также приехал в Казахстан, для того чтобы стать хорошим специалистом. «Я учился в Японии, можно было попробовать остаться там, но мы с японцами слишком разные. Здесь все-таки все говорят на одном языке, нет дискриминации, есть культурные и религиозные сходства. Я выбрал Алматы, потому что здесь работают крупные юридические фирмы, которые ведут международных клиентов, а это отличная возможность для накопления профессионального опыта», – рассказывает собеседник.
Эту же тенденцию выделяет и Марина Каюмова: «Здравый смысл подсказывает, что экономические и финансовые факторы – основные причины переезда. Но при этом многие отмечают, что главной причиной является интеллектуальная среда, в которой можно развиваться. Один из опрошенных отметил: «Дело не в зарплате, дело в обстановке. Здесь всегда рады свежим идеям, тогда как в Узбекистане дела обстоят иначе».
Говоря о заработке, интересно отметить, являются ли «белые воротнички» от миграции также источниками денежных переводов. Один из собеседников ответил так: «У меня большая семья и есть множество родственников, которые могут позаботиться о моих родителях. Все они живут в Узбекистане, поэтому у меня нет необходимости высылать средства». Респонденты г-жи Каюмовой отметили, что шлют деньги в случае острой необходимости, но не делают этого на систематической основе. Все это объясняется тем, что в основном квалифицированные эмигранты происходят из благополучных семей, имеющих высокий социальный статус.
Можно было бы сказать, что уехавшие специалисты – это отрезанный ломоть для стран происхождения, ведь они не вносят финансовый или иной вклад в экономику страны. Однако это не так. Эксперты отмечают сильную связь мигрантов любой квалификации с родиной. Специалисты – выходцы из стран Средней Азии хотели бы инвестировать в свои страны деньги или навыки, если бы для этого были созданы условия. Но пока в них необходимости нет.
Конечно, возможно, в будущем все этнические таджики, узбеки или киргизы смогут стать своеобразными хуацяо, зарубежными китайцами, которые инвестировали в возрождающийся Китай. Но пока это лишь потенциал, который, возможно, и не будет реализован. А пока brain drain имеет лишь одно следствие – «утечка мозгов» из Средней Азии ослабляет не только страны, из которых уезжают специалисты, но и весь регион.