В последние несколько месяцев неожиданно резко испортились отношения между двумя союзниками – Беларусью и Россией. Стороны обменивались весьма жесткими заявлениями в адрес друг друга. 7 марта российский премьер-министр Дмитрий Медведев в Бишкеке в рамках межправительственного заседания экономического совета ЕАЭС заявил, что некоторые страны, имея в виду Беларусь, никто не держит в ЕАЭС. Он сказал также, что если бы такие страны не были в составе ЕАЭС, то платили бы за газ не по льготным, а по европейским ценам.
Уже 9 марта президент Беларуси Александр Лукашенко весьма эмоционально ответил Медведеву, которого назвал «закоренелым другом». По его словам, «Если кто-то из умников там думает, что нас можно постоянно наклонять и ставить на колени, этого не будет».
Собственно, повод к конфликту дало разное понимание цены на газ. С начала 2016 года Минск заявил, что цена на российский газ (около 132 долларов за тысячу кубометров) несправедливая, и стал платить меньше по внутрироссийским ценам (около 73 долл.). Россия не согласилась с этим решением и стала расценивать образовавшуюся разницу в цене как белорусский долг. В итоге к февралю 2017 года накопилось 600 млн. долларов.
В связи с тем что ситуация никак не разрешалась, Россия стала сокращать поставки в Беларусь нефти примерно на треть от запланированного объема в 24 млн. тонн в год. Для Беларуси это очень чувствительный вопрос. Она зарабатывает на переработке нефти из России. Хотя газ не менее чувствительная тема для Минска, на газе вырабатывается 96 процентов белорусской электроэнергии.
Так что, с одной стороны, позиции для торга у белорусов были не очень хорошие. Но с другой – Беларусь стратегически была очень важна для России, и фактически белорусский президент эксплуатировал именно эту тему. Тем более что с прошлого года активизировались отношения Беларуси с Европой. Многие даже стали говорить о возможности разворота Беларуси к Европе. Характерно, что 15 марта в Минск приехал заместитель премьер-министра Бельгии, министр иностранных дел Дидье Рейндерс. Президент Лукашенко был очень комплиментарен.
Но все же это выглядело именно как торг, Беларусь слишком зависима от России экономически и у нее слишком архаическая экономика. Все идеи о возможности заменить российскую нефть и газ, например, аналогичной продукцией из Туркменистана (президент Лукашенко был там с визитом 29 марта и обсуждал этот вопрос) выглядят весьма спорными. Потому что всегда речь идет о цене приобретения нефти и газа и затратах на логистику. Минску нужны не просто нефть и газ, а дешевые нефть и газ, чтобы он мог зарабатывать. Это ему может обеспечить только Россия.
Поэтому-то и было странно, как при таких изначально слабых позициях в отношениях с Россией президент Лукашенко мог всерьез рассчитывать развернуть Беларусь на Запад. Скорее он хотел расширить окно возможностей, в том числе для того, чтобы иметь больше вариантов для маневра. Вполне возможно, что ему не нравится односторонняя внешнеполитическая ориентация, в которой он оказался. Но скорее всего, все-таки более значимой для Беларуси была возможность получить рычаг давления на Россию.
Кроме того, на фоне плохих отношений Запада с Россией Лукашенко, который к тому же не признал Крым российским, выглядел уже более приемлемым для западных политиков. К тому же и внутренняя политика Минска заметно изменилась в сторону ослабления. Критики официального Минска говорили, что ястреб хочет начать казаться голубем.
Но, слабым местом для Минска оказался внутренний фактор. Сократившиеся финансовые возможности государства вынуждали его искать дополнительные источники доходов. Одним из таких источников стал так называемый закон о тунеядцах. Это было очень похоже на советский налог на холостяков. В СССР если ты не был женат, то платил особый налог с зарплаты. Согласно белорусскому закону, ты платишь, если не работаешь.
В Советском Союзе тоже боролись с тунеядцами, но не заставляли их платить за это. В этом смысле белорусский закон почти уникален. Понятно, что его целью были мелкие предприниматели, самозанятые, трудовые эмигранты, все те, кто уклоняется от уплаты налогов, работает в сером пространстве. Это такой налог архаичного государства советского образца против неподконтрольной ему рыночной стихии, которую он вынужденно терпит. Но налог оказался наиболее болезненным скорее не для мелких рыночников, он задел население в целом.
Формально в Беларуси работают все заводы, но они страдают от перепроизводства продукции, которую не могут продать. Опять же на этих заводах работают многотысячные коллективы, часто потому что нельзя увольнять людей. И многие белорусы не могут найти работу, потому что в стране де-факто с государственным капитализмом нет развитого рынка услуг, который мог бы частично смягчить проблему занятости.
Так вот на фоне непривычно мягкой политики властей в Беларуси начались митинги против закона о тунеядцах, на которых звучали в том числе антиправительственные лозунги. Самым необычным было то, что митинги прошли по провинции. Ситуация не выглядела особенно угрожающей для властей, но была весьма неприятной в контексте развития отношений Беларуси с Россией и Европой. Поэтому Минск взял паузу. Она продолжалась до 25 марта, когда колебания закончились, если они, конечно, были, и власти довольно жестко разогнали митинги, посвященные «дню воли». В этот день в 1918 году была провозглашена первая белорусская республика.
Вполне очевидно, почему власти выбрали именно 25 марта для действий против уличных протестующих. Им надо было продемонстрировать, что митинги проводят те, кто придерживается прозападной буржуазной позиции. «День воли» обычно активно поддерживают сторонники белорусской идентичности и языка, которые не очень хорошо относятся к советской действительности. Это такой знакомый противник для официального Минска. Более опасны для него митингующие против закона о тунеядцах, среди них как раз оказалось много обычных людей с позитивным отношением к СССР. Это ядерный, твердый электорат Лукашенко, его группа поддержки, фактически свои. Поэтому логика в том, что их надо противопоставить чужим.
Но это автоматически означает, что политика заигрывания с Западом не имеет больше перспектив, а значит, надо договариваться с Россией. Так получилось, что белорусский «день воли» прошел накануне митингов в России, направленных против коррупции в эшелонах власти. Эти митинги также не представляли особой угрозы для российских властей, но, несомненно, оказались для них не слишком приятным сюрпризом. Слишком много участников для российских условий и слишком большой охват территорий.
В любом случае это был повод задуматься. В этой ситуации российско-белорусские противоречия выглядели не совсем логично. По сути, у них была общая проблема, как реагировать на вызовы со стороны собственных недовольных? Конечно, содержание проблем у них было разным, как и причины их возникновения, но были и общие черты.
Поэтому неудивительно, что уже 3 апреля Россия и Беларусь фактически закрыли все проблемные вопросы по газовому долгу. При этом президент Лукашенко был витиевато неконкретен, но комплиментарен. По его словам, он будет «спиной к спине вместе с другом Путиным отстреливаться от врагов». Речь только о том, о каких именно врагах, внешних или внутренних, идет речь.
Еще один пассаж в речи Лукашенко: «Мы обменялись мнениями о взаимоотношениях с США, как выстраивать эти отношения. Я, конечно, попросил Владимира Владимировича, чтобы он не забывал о Белоруссии, выстраивая отношения с крупными государствами».
При этом Беларусь признает долг перед Россией по газу в 700 млн. долларов, но одновременно Россия его реструктуризирует. Параллельно Москва восстанавливает поставки нефти в прежнем объеме до 24 млн. тонн в год.
Для нас в Казахстане этот конфликт представляет большой интерес своими возможными политическими последствиями. Потому что с самого начала было ясно, что при любом исходе данного противостояния встает вопрос о будущей расстановке сил в Евразийском экономическом союзе. Здесь важно, что все годы интеграции ершистая Беларусь выступала в качестве балансира в отношениях с Россией.
По сути, вместе Беларусь и Казахстан являлись неким противовесом экономической, политической и бюрократической мощи России. И это помогало пытаться решать трудные вопросы ЕАЭС. По большому счету Астана всегда могла рассчитывать на Минск в вопросах защиты интересов малых стран. Теперь же, если согласиться, что конфликт России и Беларуси закончился поражением Минска (это все-таки более вероятно), то следует ожидать, если не капитуляции последнего, то большего следования в русле политики Москвы. Тогда в составе ЕАЭС наше положение будет более уязвимым, потому что Армения и Кыргызстан по естественным причинам еще больше зависят от российской политики. Маловероятно, что они будут выступать солидарно с нами, если Россия будет стремиться усилить интеграцию вплоть до ее политических моментов.
В любом случае нынешняя ссора между Россией и Беларусью, возможно, самая серьезная из всех, которые были за историю непростых отношений этих двух стран, самых близких из всех на постсоветском пространстве и в то же время самых далеких. Самых близких не только потому, что в их отношениях есть Союзное государство России и Беларуси, которое является наиболее продвинутой формой интеграции на территории бывшего СССР. Но еще и потому, что Беларусь зависит от России, как, наверное, никто из бывших советских республик. Большая зависимость от Москвы только у непризнанных пророссийских республик – от Приднестровья, Абхазии, Южной Осетии до Донецка и Луганска.
Но одновременно Беларусь очень далека от современной России. Это разные политико-экономические системы. С одной стороны, вполне себе капиталистическая страна Россия с сильной буржуазией, которая комфортно чувствует себя в рамках централизованного государства. И пусть даже наиболее влиятельная часть буржуазии тесно связана с бюрократией и по сути является ее частью, от этого она не перестает быть именно буржуазией.
С другой стороны, Беларусь – это тоже централизованное государство, бюрократическое по своей основе, но здесь по большому счету нет буржуазии, ни крупной, ни средней. Есть мелкая, но она практически не заметна в экономической жизни. В экономике полностью доминирует государственный сектор, доставшийся в наследство от Советского Союза. При этом управляют им бюрократы и делают это практически в ручном режиме.
Данное обстоятельство всегда казалось сильной стороной Беларуси. В отличие от других республик, например, тех же Казахстана и России, в Беларуси сохранили с советских времен практически все имевшееся у них производство. Во времена СССР здесь были самые современные заводы, ориентированные на выпуск готовой продукции. Беларусь была одной из главных мастерских бывшего СССР наряду с Украиной и частью районов России. Ее спецификой была переработка сырья, которое добывалось в восточных районах СССР, включая большую часть России и в том числе Казахстан.
Согласно правилам плановой экономики тогда еще Белорусская ССР имела серьезное преимущество перед теми, кто добывал сырье. Потому что во внутрисоюзном обмене готовая продукция котировалась существенно больше, чем сырье. Плановая экономика искусственно занижала стоимость сырья, потому что это позволяло снижать себестоимость готовой продукции. Именно последняя была главной целью для всей экономической модели СССР, по ее количеству определялись результаты работы, с ликвидацией ее постоянного дефицита были связаны планы по увеличению ее производства.
Нельзя не отметить также и значительное влияние в рамках СССР белорусской партийно-хозяйственной элиты. Она имела прямой доступ к дефицитной продукции, директора местных заводов, даже несмотря на подчинение союзным министерствам, были составной частью белорусского истеблишмента. В той системе обмена услугами, которая была широко распространена среди бюрократии бывшего СССР, это имело огромное значение.
Собственно, нынешняя экономическая модель Беларуси стала следствием широкого консенсуса между населением, которое хотело сохранить свое относительно комфортное положение времен СССР, и местными элитами, которые выступали за консервацию ситуации. И общество и элиты объединяли опасения перед экономической либерализацией, которая в начале 1990-х бурно развивалась на пространствах бывшего СССР.
В частности, население связывала стабильность своего положения с сохранением государственной собственности заводов и фабрик, потому что это обеспечивало не только сохранение рабочих мест, но и всех сопутствующих услуг – детских садов, поликлиник и многого другого. Каждое крупное советское предприятие обрастало такими побочными обязательствами.
В этом смысле либерализация в экономике для работников советских предприятий была опасна не только тем, что может произойти приватизация государственной собственности. Более серьезную угрозу представляла неизбежно возникавшая задача обеспечения конкурентоспособности каждого отдельного предприятия. Во времена СССР вопросы стоимости сырья, невысокой производительности труда, затрат на подсобные хозяйства, больницы, в конечном итоге себестоимости готовой продукции не имели особого значения. В условиях рыночной экономики это становилось главной задачей предприятий.
В то время как элиты нуждались в сильном государстве, которое было бы способно обеспечить сохранение прежних производственных цепочек, что подразумевало выстраивание экономических отношений с новой Россией, в распоряжении которой находились одновременно и источники сырья и рынки сбыта готовой продукции.
В общем, президент Беларуси Александр Лукашенко и реализовал эту задачу, и надо признать, что сделал он это с большим успехом. В результате политики особых отношений с Россией Беларусь получила эксклюзивные условия поставки российской нефти на свои нефтеперерабатывающие заводы. После ее переработки Минск продавал полученные нефтепродукты в Европу, что обеспечивало его не только прибылью, но и валютной выручкой, что позволяло поддерживать экспортно-импортный баланс страны.
Кроме того, Россия обеспечивала Беларуси рынок сбыта готовой продукции. При этом за счет масштабной государственной поддержки белорусских предприятий их готовая продукция была конкурентоспособной на рынках России и в том числе Казахстана. В этой ситуации было трудно понять, какова реальная себестоимость продукции белорусских предприятий. Реальная картина была серьезным образом искажена.
Если во время СССР Беларусь была промышленной мастерской, которой не надо было думать об источниках сырья и рынках сбыта, то после падения Советского Союза эта страна, единственная из всех независимых постсоветских государств, смогла сохранить этот свой статус и при этом практически ничего не изменять. Несомненно, что без политической воли Москвы Беларусь не смогла бы этого добиться.
Мотивация России была вполне понятна. Беларусь представляла ценность в качестве наиболее близкого к России союзника, расположенного к тому же на стратегически важном западном направлении. При этом Россию наверняка устраивали достаточно сложные отношения президента Лукашенко с Западом, где его называли «последним диктатором Европы». Потому что это делало отношения с Россией для белорусского руководства безальтернативными.
Безусловно, удивительно, что даже при этой безальтернативности Минск умудрялся получать серьезные дивиденды от своих отношений с Москвой. Потому что Россия была достаточно жестким переговорщиком и предпочитала не платить много или вообще не платить. Конечно, в особых случаях Москва могла не скупиться.
Можно вспомнить историю с кредитом в 3 млрд. долларов, который был предоставлен Украине при президентстве Виктора Януковича, или деньги, которые напрямую выделялись Кыргызстану при президенте Курманбеке Бакиеве. Но в целом это были разовые ситуации, и это было не очень типично для российской политики. Например, Москва не платит за базу в кыргызском Канте. Очень невыгодные для Украины соглашения по газу были подписаны с Юлией Тимошенко в бытность ее премьер-министром.
На этом фоне длительная и системная российская поддержка Беларуси, которая во многом способствовала консервации ситуации в этой стране, выглядела весьма необычной. Фактически Москва платила Минску за лояльность. Но вот с этим как раз и получилась проблема.
Вернее, проблемы изначально начались у Беларуси. Самый большой удар по существующей модели белорусской экономики нанесла необходимость перечислять с 2011 года России экспортные пошлины за проданные вне пределов ЕАЭС белорусские нефтепродукты. Это решение было связано с тем, что они производились из российской нефти, которая импортировалась белорусами беспошлинно. Соответственно, доходы белорусского бюджета резко снизились, в 2012 году Минск перечислил Москве 3 млрд. долларов США, в последующие годы примерно 3,5 млрд. долларов. Но пока цены на нефть были высокие, это было не так болезненно для экономики Беларуси.
Однако падение мировых цен на нефть в 2014 году сильно снизило маржу, которую Минск получал от экспорта нефтепродуктов, которые он производил из российской нефти. Кроме того, не совсем оправдались ожидания Беларуси от создания сначала Таможенного союза, а потом ЕАЭС. Хотя она смогла увеличить экспорт на рынки России и Казахстана, но не в желаемом объеме.
Особенно сложно стало с российским рынком, который и так сжался после падения цен на нефть и объявления западных санкций. Соответственно, обострилась конкуренция за доступ на рынок. Кроме того, Минск попытался заработать на реэкспорте санкционной продукции, что вызвало встречные ограничительные меры со стороны Москвы, в частности, в поставках сельскохозяйственной продукции.
Собственно, белорусская экономическая модель, похоже, полностью исчерпала свой ресурс. А по мере исчерпания ресурса неизбежно растет зависимость от России, которая единственная в состоянии пока платить по белорусским счетам. С этой точки зрения нынешний конфликт со стороны Минска выглядит как неудачная попытка исправить ситуацию, но она закончилась для него не очень хорошо. Теперь Беларусь будет далеко не такой ершистой и фактически в ЕАЭС нам теперь будет еще сложнее отстаивать свои интересы. С одной стороны, огромная Россия с ее интересами. С другой – Армения, в которой считают, что мы отдаем предпочтение Азербайджану. С третьей стороны, Кыргызстан со своими нюансами и обидами в отношении нас. И теперь вот Беларусь.
Но в таких ситуациях главное – это цена вопроса и для самой Беларуси, и для России, но и для нас в Казахстане также.
