В начале июня этого года в книжных магазинах появилась очень любопытная новинка – совместная работа казахстанского и американского экспертов по вопросам экстремизма и терроризма Ерлана Карина и Джейкоба Зенна под названием «Между ИГИЛ и Аль-Каидой: центральноазиатские боевики в сирийской войне».
Чрезвычайную актуальность данной книги, несомненно, придают проблема участия граждан из стран Центральной Азии в конфликте в Сирии и Ираке, а также недавние теракты в Великобритании, Индонезии и Иране. Эти теракты, произошедшие в разных концах планеты, объединяет то, что ответственность за них возлагают на террористическую организацию ИГИЛ, печально известную также как «Исламское государство» (ИГ).
Авторы попытались ответить на главные вопросы: кто и почему едет воевать в Сирию, какова дальнейшая судьба боевиков, в том числе и из Центральной Азии, и что дальше будет с такими международными террористическими организациями, как «Исламское государство» и «Аль-Каида», в долгосрочной перспективе?
Между тем книга Е. Карина и Дж. Зенна интересна и по другим причинам. Во-первых, сложилось так, что серьезных изысканий по проблемам терроризма и религиозного экстремизма, будь то основательные научные исследования или хотя бы солидные журналистские расследования, как на Западе, в Казахстане опубликовано крайне мало, хотя общественный интерес заметно растет. Следовательно, при всем дефиците информации любая аналитическая работа, касающаяся этой проблематики, безусловно, привлекает к себе особое внимание широкого круга читателей.
Это критично еще и потому, что в советский период центральноазиатские республики были фактически оторваны от исламского мира, не было практически ничего известно о процессах, происходящих там в первую очередь в духовной сфере. Например, мало кто мог со знанием дела рассказать о политизации ислама, о широкой дискуссии относительно того, может ли религиозный вектор стать альтернативой светскому общественному и государственному развитию в странах мусульманского Востока.
Во-вторых, за последние годы ситуация в мире изменилась. Гражданская война в Ираке и Сирии с участием «Исламского государства» и других радикальных группировок не только создала новые глобальные и региональные угрозы, но и возродила старые вызовы. В этом смысле следует согласиться с авторами, что «на сегодняшний день активизация деятельности ряда террористических групп в непосредственной близости от Центральноазиатского региона создает новую угрозу безопасности всего региона. Республики Центральной Азии уже косвенно вовлечены в сирийский конфликт в связи с участием их граждан в военных действиях на территории Сирии и Ирака в составе различных террористических группировок. Текущие события на Ближнем Востоке вновь обострили вопросы деятельности центральноазиатских группировок, таких как «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ), «Исламская партия Туркестана» (ИПТ) и другие, а также способствовали пробуждению «спящих» радикальных ячеек в самих государствах региона» (стр. 11).
Безусловно, военные успехи ИГ в Сирии и Ираке, объявление о создании Халифата привели к новой волне радикализации на Ближнем Востоке и соседних с ним регионов. «Исламскому государству» присягнули на верность многочисленные радикальные вооруженные группировки начиная от Ливии и Кавказа и заканчивая Афганистаном и Индонезией. К примеру, майские теракты в Джакарте приписываются группировке «Моджахеды Восточной Индонезии», чей глава Абу Вардах незадолго до своей гибели в прошлом году присоединился к ИГ.
Однако несмотря на серьезную тенденцию по возможной дестабилизации ситуации в ряде стран, Карин и Зенн отмечают, что «именно привлекательность Сирийской войны в 2011 году способствовала тому, что основная часть, например, чеченских и северокавказских боевиков уехали в Сирию. Это постепенно привело к упадку «Кавказского эмирата». Теперь от группировки «Кавказский эмират» в Сирии осталась совсем небольшая часть боевиков, тогда как в Чечне эта организация полностью прекратила свое существование» (стр. 23).
Не менее интересной выглядит и ситуация с группировкой ИДУ. Именно ее вторжение в Кыргызстан и Узбекистан в 1999 и 2000 годах наделало много шума и даже привело к изменению геополитики в регионе. Так, из-за действий боевиков Ташкент и Бишкек усилили военно-техническое сотрудничество с Россией, хотя на тот момент их внешняя политика делала крен в сторону США.
По мнению Карина и Зенна, конфликт в Сирии привел к расколу в ИДУ, так как часть боевиков приняли решение стать союзниками «Аль-Каиды», а другая – присоединилась к «Исламскому государству». В результате «на данный момент, скорее всего, ИДУ продолжает существовать, хотя уже не имеет того влияния, которое имело в период зарождения. Примечательно, что в сентябре 2016 года, когда официально сообщили о кончине узбекского президента Ислама Каримова, ИДУ фактически никак не среагировала на данное событие. Отсутствие реакции связано либо со сменой поколения в этой группировке, все меньше связанного с современной историей Узбекистана, или действительно с распадом ИДУ» (стр. 33).
Следует отметить, что здесь авторы книги затрагивают действительно принципиальный момент, связанный с эволюцией экстремистских группировок и затрагивающий процесс так называемого глобального джихада. Еще в середине 2000-х годов многие эксперты предлагали рассматривать проявления религиозного экстремизма на разных уровнях. В частности, они выделяли условно «локальный» и «интернациональный» характер радикальных организаций. Например, узбекские лидеры ИДУ Джума Намангани и Тахир Юлдашев изначально выступали исключительно против светского режима Каримова, а лидер радикальных уйгуров из СУАР Хасан Махсум, возглавивший «Исламскую партию Туркестана», боролся за независимость «Восточного Туркестана». Наряду с ними действовала «Аль-Каида», которая ставила перед своими сторонниками более масштабные задачи: противодействие США и Западу и установление во всем мире исламского порядка.
Парадокс ситуации в том, что первые и вторые отчаянно нуждались друг в друге. Взаимозависимость «локальных» и «интернациональных» террористических группировок проявилась достаточно быстро. ИДУ и ИПТ необходимо было идеологическое обоснование своей деятельности, и главное, финансовая и иная поддержка. «Аль-Каиде» нужны были подготовленные бойцы и теракты, доказывающие всеохватность глобального джихада и его способность действовать по всему миру. Поэтому «Аль-Каида» с готовностью брала на себя ответственность не только за крупные, но и за самые мелкие нападения в европейских и других странах, даже если это было не ее рук дело, а многие мелкие организации переходили под зонтичный бренд самой зловещей и могущественной организации Усамы бен Ладена. Интересно, что ИГИЛ начался именно как ответвление «Аль-Каиды» и носил название «Аль-Каида в Ираке». Сегодня ИГ тоже берет на себя ответственность за все нападения с участием религиозных экстремистов.
Проблема для «локальных» группировок заключается в том, что со временем они теряют самостоятельность и, переходя под опеку международных террористических структур, становятся, по выражению Карина и Зенна, «подконтрольными». Ярче всего это видно на эволюции ИДУ. «Постепенно цели ИДУ, актуальные в 1990-х годах, включая свержение режима президента Ислама Каримова, «освобождение» Ферганской долины и установления исламского халифата во всей Центральной Азии, перестали быть приоритетными. Вместо этого ИДУ приняло новые и более интернационалистские цели, включая «освобождение мусульман от страданий» и их защиту от «неверных с Запада» и «захватчиков НАТО». Таким образом, официальная пропаганда и заявления организации оказались сосредоточены на четырех главных темах, соответствующих больше «Талибану» и «Аль-Каиде», нежели их собственным: оправдание террористических атак, присяга на верность (баят) движению «Талибан», война против «неверных» и джихад против НАТО и США» (стр. 28). Очень показательно, что когда в ноябре 2001 года ИДУ опубликовало свой список 87 мучеников, «только четверо из них были выходцами из Узбекистана, в то время как 64 других были выходцами из Афганистана, 10 – из Таджикистана, 6 – из Кыргызстана и по одному из Германии, Пакистана и России» (стр. 29).
Больше того, когда после смерти Юлдашева в 2009 году ИДУ возглавил Абу Зар аль-Бурми, гражданин Пакистана бирмано-рохиджийского происхождения, он объединил задачи движения с собственными целями. Так, «он осуждал Китай за поддержку режима правительства Мьянмы в отношении мусульманских рохинджийских меньшинств, а также угрожал правительству Пакистана нападениями в случае, если Пакистан не разорвет отношения с Бирмой. До прихода аль-Бурми в ИДУ никогда не уделялось особого внимания Юго-Восточной Азии» (стр. 31).
Не избежала перемены взглядов и другая крупная организация – «Исламская партия Туркестана». Хотя она сохранила «националистический характер и индивидуальные особенности, организация все глубже интегрировалась с идеологией и целями «Аль-Каиды». Как и ИДУ, ИПТ переместила свой фокус на международные проблемы за пределами Синьцзяна» (стр. 41).
С одной стороны, такой поворот событий позволяет международному сообществу успешнее противостоять транснациональной террористической сети. Вооруженные конфликты вроде афганского, сирийского или иракского как магнит притягивают к себе радикалов и делают антитеррористический фронт более предметным и конкретным. Воевать с видимым противником все-таки немного легче. Вместе с тем, очевидно, что даже если мировому сообществу удастся ослабить «Аль-Каиду» и «Исламское государство», ликвидируя боевиков в Сирии или Ираке, идеология джихадизма, по замечанию Карина и Зенна, «обрела новую ступень оформления, институционализации и будет ожидать, как вирус, следующей точки конфликта. Боевики, прибывшие в Сирию для войны, станут потенциальными разносчиками данного вируса и могут привнести идеологию войны в свой регион» (стр. 53).
Опасения авторов вполне справедливы. Можно вспомнить, что иностранные боевики, прошедшие через горнило афганской войны, в 1990-е годы были отмечены в дестабилизации положения в Алжире, разваливающейся на части Югославии, Таджикистане и Чечне. А с учетом масштабов участия иностранцев в той же Сирии угроза сегодня выглядит очень серьезной. В Сирии и Ираке воевало свыше 40 тысяч иностранных наемников со всех концов земли. Значительную часть составили не только граждане ближневосточных, но также и европейских государств. «Самое большое количество европейских добровольцев, вступивших в ряды ИГИЛ из Франции, на втором и третьем месте – Германия и Великобритания. Согласно некоторым данным, из почти 4300 уехавших в Сирию граждан европейских стран 30 проц. вернулись, 14 проц. погибли. Вернувшиеся боевики становятся самой большой угрозой безопасности в странах ЕС. Именно они были причастны к серии нападений в Париже и Брюсселе в 2015–2016 гг.» (стр. 59).
Трудность заключается еще и в том, что «сирийская война не только привела к смещению географии группировок Центральной Азии из Афганистана в Сирию, которые были связаны международными воздушными и наземными перевозками, по причине чего до Сирии легче было добраться, чем до Афганистана или Пакистана, конфликт также повлиял на развитие новых методов мобилизации. Впервые многих выходцев из Центральной Азии привлекли к участию в войне через социальные сети. Кроме того, расширилось многообразие боевиков. Некоторые из них выезжали целыми семьями. Беспрецедентное число женщин из стран Центральной Азии отправилось в Сирию со своими мужьями или в некоторых случаях, чтобы вступить в брак с боевиками уже в Сирии. В этом отличие сирийской войны от афганской, где преобладали боевики-мужчины из Центральной Азии» (стр. 68–71).
Последнее изменение может вызвать серьезные последствия для всей Центральной Азии с учетом того, что в целом в 2015 году приблизительно две тысячи граждан из пяти стран региона участвовали в боевых действиях в Сирии. Хотя, подчеркивают авторы, «отсутствуют четкие данные о количестве боевиков, центральноазиатские правительства серьезно озабочены проблемой возвращения собственных граждан, получивших боевой опыт, а также судьбами вдов и несовершеннолетних детей боевиков» (стр. 198). К тому же текущие события на Ближнем Востоке и «в большей степени сирийский конфликт будут усиливать внутренние риски. В первую очередь, это будет связано с активизацией «спящих» радикальных ячеек внутри самой страны. Террористические нападения в городах Актобе и Алматы летом 2016 года наглядно продемонстрировали данный опасный тренд» (стр. 185).
Карин и Зенн утверждают, что в «настоящее время Центральная Азия не является одним из основных приоритетов деятельности «Аль-Каиды» или ИГИЛ, а в большей степени рассматривается данными террористическими группировками пока как рекрутинговое поле. Внутри региона не отмечена какая-либо серьезная активность крупных террористических группировок. Однако в среднесрочной перспективе страны Центральной Азии могут столкнуться с более интенсивной пропагандой со стороны радикальных групп: «Аль-Каида» и ИГИЛ заявили о реализации проектов под одним названием «Хорасан». Это историческая область, включающая части, которые находятся сегодня в Иране, Таджикистане, Афганистане, Узбекистане и Туркменистане, но джихадисты зачастую относят к этой области все страны Центральной Азии, включая Казахстан и Кыргызстан. В своих проектах «Аль-Каида» и ИГИЛ уже обозначили Центрально-Азиатский регион как сферу интересов» (стр. 200–202).
В этой связи появляется проблема родственников боевиков. «Те лица, которые участвовали в различных терактах в начале и середине 2000 годов, были арестованы или погибли, оставили после себя жен и вдов, которые продолжают следовать идеологии и формируют уже совершенно новые вызовы. Помимо этого появляется проблема детей – членов семей радикалов. Когда мы говорим о том, что в определенных странах присутствует определенное количество радикалов, надо теперь учитывать и количество детей, которые воспитываются в таких семьях. Тогда появляется совершенно новая опасная перспектива радикализма в Центральной Азии» (стр. 250).
Вывод авторов заключается в том, что «эти перспективы могут означать смену поколения центральноазиатского джихадизма, прихода нового поколения сторонников, более убежденного и более подготовленного. Этот вызов осложняется тем, что страны Центральной Азии тоже входят в новый период своего развития, который будет сопровождаться повышением внутриполитической и геополитической турбулентности. Страны региона будут испытывать давление со стороны различных процессов политической трансформации в мире. Все это будет создавать новые дилеммы в политике безопасности стран Центральной Азии» (стр. 251).
Несомненно, казахстанский и американский эксперты правы в том, что ослабление государства из-за кризисных явлений может подтолкнуть к росту недовольства и даже в некоторой степени радикализации определенной части населения. Особенно той, что уже подверглась влиянию экстремистской идеологии. Однако они же отмечают и важный внешнеполитический фактор в этой проблеме. По их словам, «именно геополитические тренды являются определяющими факторами в развитии тенденции радикализма и терроризма. Радикальные силы подпитываются противоречиями между различными державами и государствами, и зачастую радикалы являются инструментами сведения геополитических счетов между противоборствующими странами. Если взглянуть на карту террористической активности, то можно заметить, что наибольшее число атак в мире и активная деятельность международных террористических организаций приходится на зоны конфликтов в Южной Азии и Ближнем Востоке, где идет активный процесс размежевания геополитического влияния между глобальными и региональными державами» (стр. 226–227). Они согласны и с тем, что в Сирии «по сути, все эти годы шла опосредованная война между глобальными силами, и хаос в этой стране является последствием так называемой гибридной войны» (стр. 227).
В этой связи очень тонкий момент связан с частью книги под красноречивым названием «Пакистанизация» Турции». Авторы не сомневаются в том, что Турция играет центральную роль в поддержке повстанцев на северо-западе Сирии. Анкара не только поддерживает разнообразные радикальные сирийские группировки, но также «стремится свергнуть правительство Асада и установить протурецкое исламистское правительство в Сирии, которое в какой-то степени было бы сходно с партией президента Эрдогана» (стр. 217–218). Следовательно, полагают авторы, «Турция подвергает себя тем же рискам, что и Пакистан, который начал политику эксплуатации экстремистов в 1970-е годы» (стр. 218). Далее они уверяют, что Турция играет в опасные игры и потому стала мишенью экстремистов ИГИЛ, проведших теракты в Анкаре и Стамбуле. «Это геополитическое проклятье Турции похоже на то, с которым столкнулся в свое время Пакистан» (стр. 220).
По мнению авторов, тесное сотрудничество Анкары с сирийскими исламистами совпадает с политикой правящей партии по исламизации Турции (здесь тоже параллели с Пакистаном времен правления Зия уль-Хака). Но больше всего интересен вывод Карина и Зенна о том, что процессы в самой Турции и внешние факторы могут привести к тому, что эта страна «может стать инкубатором для выходцев из Центральной Азии в получении опыта участия в боевых действиях. Они также могут подвергаться влиянию исламистской политической системы, созданной нынешней турецкой правящей группой. Когда люди, получившие подобный опыт, вернутся обратно в Центральную Азию, их образ мысли и действий будет противоречить существующим системам в регионе, что может стать еще одним источником возможного конфликта» (стр. 225). Таким образом, Турция при правлении религиозной Партии справедливости и развития видится авторами одной из потенциальных точек дестабилизации не только Ближневосточного, но и Центрально-Азиатского регионов.
Надо заметить, что это весьма неожиданный взгляд на ситуацию в Турции и вокруг нее. При некотором сходстве политики Турции в Сирии и Пакистана, который был активно вовлечен в афганскую войну, все-таки сложно говорить об очевидных и серьезных аналогиях.
Что касается будущего одной из самых зловещих на сегодня террористических организаций – «Исламского государства», то авторы не сомневаются в том, что она уже в ближайшее время потерпит сокрушительное поражение. В качестве доказательства они приводят следующие аргументы. ИГ проиграет, потому что «утрачивает контроль над городами и смирилась с этим, теряет ресурсы для поддержания боеспособности, снижает число пропагандистских видеороликов, что свидетельствует об «отсутствии здоровья» ИГ, и главное, численность противников «Исламского государства» в мире растет» (стр. 207–216).
Здесь следует отметить, что вышеперечисленные аргументы, выглядят больше как следствие складывающейся ситуации, а вовсе не причина. Особенно странным выглядит утверждение о том, что «ИГ проиграет из-за роста числа ее противников». По большому счету антитеррористический международный альянс против ИГ сформировался уже через два месяца после объявления Халифата в конце июня 2014 года. 8 августа того года президент США Барак Обама санкционировал нанесение ударов по боевикам ИГ. Так США и их союзники начали военную операцию «Непоколебимая решимость» (Operation Inherent Resolve). Ровно через месяц на саммите НАТО в Британском Уэльсе идею формирования широкой антитеррористической коалиции поддержали члены этой организации и Генсек ООН Пан Ги Мун. 8 сентября 2014 года госдеп США сообщил о том, что более 40 стран, в том числе входящие в Лигу арабских государств, готовы присоединиться к борьбе с ИГ. 23 сентября 2014 года США при участии ряда других стран нанесли первые удары по боевикам ИГ в Сирии. Причем в ракетно-бомбовых ударах по ИГ в Сирии и Ираке наряду с США принимали участие такие страны, как Австралия, Бахрейн, Бельгия, Великобритания, Дания, Нидерланды, Франция, Иордания, Катар, Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты. В дальнейшем антитеррористический альянс пополнился только за счет военных сил Ирана и России.
Кроме того, уже в начале 2015 года появилось «Открытое письмо лидеру Исламского государства», подписанное 126 мусульманскими лидерами мирового значения. Среди них были деканы и профессора самых влиятельных исламских университетов, таких как египетские «аль-Азхар» и Каирский университет, иорданский Аль аль-Байт, йеменский университет Аукаф. Также среди подписантов были муфтии Болгарии, Косово, главы крупнейших исламских ассоциаций и факихи. В письме они критиковали действия боевиков ИГ, говорили о «недопустимости вырывать фразы из контекста священных источников для легитимизации собственных военных решений и поступков, что нередко демонстрируют адепты ИГ», обвиняли бойцов ИГ «в убийстве невиновных людей, которые не были ни военными, ни вооруженными, что запрещено в исламе», подчеркивали, что «провозглашение халифата без консенсуса всей уммы является фитной – грехом, в первую очередь потому, что делается без учета мнения мусульман, проживающих в других странах, что может привести к тому, что самопровозглашенные халифаты могут появиться и в других странах, и это вызовет еще больший раскол уммы».
Между тем, как показал опыт, ни широкая антитеррористическая коалиция, сложившаяся уже в середине 2014 года, ни критика влиятельных мусульманских богословов не привели к успешному противостоянию с ИГ. До 2016 года «Исламское государство» лишь усиливало свои позиции в регионе, привлекало иностранных наемников и зарабатывало деньги на контрабанде нефти и культурно-исторических памятников.
Ослабление группировки началось лишь после заметных геополитических изменений на Ближнем Востоке, на чем авторы по какой-то причине не захотели остановиться подробнее, хотя ранее они подчеркивали тезис о том, что международный терроризм зачастую является инструментом геополитических сил.
Вполне возможно, что такой анализ ситуации вокруг ИГ просто выходил за рамки исследования. В любом случае Карин и Зенн попытались ответить на вопросы, что будет с ИГ и «Аль-Каидой» завтра, почему подобные организации проявляют живучесть и готовы возродиться даже тогда, когда кажутся практически побежденными, и как все это может отразиться на безопасности стран Центральной Азии.
В целом книга представляет интерес для широкого читателя и по другой причине. Авторы проделали огромную работу по изучению деятельности различных экстремистских организаций, фактически одними из первых попытались систематизировать данные, связанные с деятельностью экстремистов, выходцев из Центральной Азии, и ее последствиями для системы безопасности всего региона. Например, в глоссарии оказались представлены все главные представители террористического подполья от глав формирований до организаций и их основных целей. Важно и то, что авторы систематизировали все террористические группировки, в которых принимали участие граждане стран Центральной Азии, и наглядным образом продемонстрировали трансформацию взглядов ведущих организаций, представлявших угрозу режимам Центрально-Азиатского региона и их эволюцию как инструмента геополитической борьбы.
Еще раз хочется подчеркнуть, что на фоне дефицита подобных работ в Казахстане книга «Между ИГИЛ и Аль-Каидой: центральноазиатские боевики в сирийской войне» становится еще одним важным источником информации, так необходимого и экспертам, изучающим проблематику, и обычному читателю, пытающемуся самостоятельно разобраться, что такое международный терроризм, каким он бывает, кто и почему участвует в глобальном джихаде.
