В августе в Казахстане произошло сразу два любопытных события, которые на первый взгляд никак не связаны друг с другом, но на самом деле имеют общую проблематику. Сначала 14 августа турецкий гражданин устроил скандал на борту самолета «Эйр Астаны». Он отказался выполнить указание о закреплении столика перед посадкой, в связи с этим его оштрафовали.
Казалось бы, рутинная история, но суть конфликта заключалась в том, что турок требовал, чтобы к нему обратились на казахском языке. Авиакомпания в своем пресс-релизе указала, что к турку подходили несколько стюардесс, которые говорили ему именно на казахском языке. Но он требовал, чтобы на казахском с ним говорила самая первая стюардесса, которая как раз на казахском не говорила. В ответ на присуждение штрафа турок потребовал извиниться перед казахским народом. В интернете в связи с этим началась жесткая дискуссия, во многих комментариях компанию подвергли критике.
С формальной точки зрения авиакомпания абсолютно права. Есть правило закрыть столики перед посадкой, если вы его демонстративно нарушили, то штраф в этой ситуации вполне логичен. Если говорить о языке, то перед посадкой делается объявление на трех языках. На борту также всегда есть человек, который хорошо говорит на казахском.
Но в данном случае скандал сразу же перешел в другое русло. В том числе прозвучала идея, что все работники сервиса, а стюардессы к ним тоже относятся, должны владеть казахским языком. По сути, турецкий гражданин вольно или нет, но спровоцировал очередной виток жесткой дискуссии о самой больной проблеме современного Казахстана – языковом вопросе.
Проблема здесь в том, что с формальной точки зрения ничего не нарушено. К компании сложно предъявлять какие-то претензии, она действовала строго в рамках закона. Но критики в таких случаях утверждают, что формальный подход не помогает решить проблему незнания существенной частью общества казахского языка. Поэтому они хотят более жестких мер и каждый такой случай, как с турком, дает возможность снова и снова ставить этот вопрос. То есть они хотят еще большего формализма и больших усилий со стороны государства. И самое главное, что сегодня речь идет о том, чтобы государство воздействовало не только на бюрократию, но и на частный сектор.
Даже если не обращать внимания на формальную сторону вопроса, потому что государственное давление в языковом плане на компании частного сектора потребует введения чего-то вроде языковой полиции, сам факт движения в сторону законодательного ужесточения по данному вопросу вряд ли сегодня отвечает интересам государства и общества. Это было бы слишком радикально.
Государство должно думать и о стабильности ситуации внутри общества, а также о внешнеполитическом окружении, которое у нас очень сложное. Кажущиеся простыми решения здесь не применимы. Слишком велики риски. Никто не спорит, что нужно развивать казахский язык, что его использование должно увеличиваться. Но если говорить о государственном участии, то лучше было бы для начала сосредоточиться на производстве контента на казахском языке. Казахский язык находится в сложных условиях конкуренции с русским, а теперь еще и с английским. Это именно конкуренция, а конкуренция выигрывается за счет создания не только качественного продукта, но и интеллектуальной среды, в которой этот продукт создается и обсуждается.
В маленькой Словении с населением в 2 млн. человек и столицей Любляной с населением в 200 тыс. человек десятки книжных магазинов с тысячами наименований переводной и собственной продукции на словенском языке. Пусть каждый скажет, сколько у нас книжной продукции на казахском языке на 12 млн. только казахского населения. Вот это вопрос, это проблема, а не то, что из пяти стюардесс «Эйр Астаны» только три знают казахский язык.
Но силовое давление это всегда проще, это простое решение, но которое способно создать проблемы для государства. Создание продукта на языке это более долгий и сложный путь.
Второе событие, тесно связанное с первым, и на которое хотелось бы обратить внимание, это заявление, сделанное премьер-министром России Дмитрием Медведевым 21 августа в Астане. По его словам, на территории ЕАЭС будет создано единое воздушное пространство. Якобы руководство ЕАЭС уже договорилось о том, что с 2020 года будут сняты ограничения на полеты для стран – участниц организации. Соответственно, будет введен принцип «открытого неба».
В материале «Коммерсанта» по этому поводу информация была подана в таком контексте, что Россия пыталась либерализовать авиационное сообщение с каждой страной, но неудачно. Собственно, это подчеркивает, кто является главным инициатором политики «открытого неба» и кто потом будет главным бенефециаром.
Если действительно будут сняты ограничения на полеты в рамках ЕАЭС, тогда легко можно сделать вывод, что авиакомпаниям из малых стран придется очень несладко в конкуренции с российскими гигантами. Высока вероятность, что российские компании в итоге займут все основные линии авиаперевозок, сначала между государствами, а затем и внутри них. Например, российский Аэрофлот получает те деньги, которые иностранные компании платят за транссибирские перелеты. Это несколько сот миллионов долларов. Кроме того, Аэрофлот – гигантская компания и может ценовой войной убрать с рынка любого конкурента, с тем чтобы остаться там в одиночестве или в компании с другими российскими перевозчиками. Правда, про интерес к внутреннему рынку фактически можно говорить только относительно внутреннего авиационного рынка Казахстана с его огромными расстояниями. Понятно, что в Армении, Беларуси и Кыргызстане внутренние перевозки крайне незначительны.
В связи с этим высока вероятность того, что «Эйр Астана» просто не выдержит конкуренции. У нее достаточно затратная модель, связанная именно с выполнением функций национального авиаперевозчика. Тогда уже некому будет предъявлять претензии по поводу казахского языка, не будет и нескольких тысяч высокооплачиваемых рабочих мест для стюардесс и наземного персонала из числа казахстанских граждан.
В любом деле, от бизнеса авиакомпаний до производства продукции на казахском языке и регулирования в рамках ЕАЭС, необходимы в первую очередь планирование процесса, соблюдение правил и оценка рисков. Соблюдение правил это всегда очень важно. Для нас же, к сожалению, кавалерийская атака обычно выглядит предпочтительнее. Хуже всего, что из-за одного турка все снова поднялись в атаку на существующие правила, не замечая при этом, что дело не в этом мелком по своей сути моменте. Вокруг происходят другие более важные события.
«С Алматой наедине»
Этим летом алматинский аким Бауыржан Байбек в своем городе никого не оставил равнодушным. Ударная стройка беспрецедентных масштабов, замена труб в больших объемах, чем когда-либо ранее, отказ от трамвая, появление чисто пешеходных улиц, сужение проезжей части Старой площади, снос заборов, правда, далеко не всех, замена бордюров, укладка разноцветной плитки. На улицах города происходит так много всего, что можно что-то упустить. Любопытно, что по большей части все это вызывает недовольство у горожан, которые несколько шокированы масштабом происходящего.
Из всех новшеств, похоже, население больше всего не довольно сносом заборов. В отличие от трудностей с ремонтом улиц и тротуаров, которые все же когда-то закончатся, заборы, похоже, исчезают очень надолго. При этом многие обращают внимание на то, что снос носит избирательный характер, сносят не везде и не всюду. Хотя это как раз и понятно с учетом нашей специфики. Но самой странной идеей стал снос заборов вокруг школ.
Все-таки школы – это территория для детей, которая нуждается если не в изоляции от окружающей среды, то хотя бы в дополнительном контроле. И не ради сохранности школьного имущества, а ради обеспечения безопасности самих детей, как маленьких, так и взрослых. Собственно, поэтому в школах вводили в свое время должность школьного инспектора. В истории Алматы уже были периоды, когда в школах и вокруг них было неспокойно. Убрав заборы, акимат открывает школьное пространство внешнему влиянию. По сути это подарок бомжам, алкоголикам и наркоманам, ночью на большой открытой школьной территории для них открываются большие возможности. В такой ситуации сторожу остается только закрыться в здании школы и не выходить ночью во двор. Кроме того, город явно не очень хорошо освещен, особенно периферийные улицы.
Заметим, что Байбек сносит заборы по рекомендации модного датского архитектора Гейла, который выступает за максимально открытые пространства в городской среде. Этот же архитектор является авторитетом и для мэра Москвы Сергея Собянина. В свою очередь Собянин, очень похоже, служит примером подражания для Байбека. Московский мэр все время что-то реконструирует, кладет плитку, ссужает проезжую часть в пользу пешеходов. Одним из последних его проектов стала программа реконструкции старой Москвы. Это когда сносят целые кварталы домов и вместо них строят новые.
Алматинский мэр также недавно анонсировал подобную программу. Конечно, речь не идет о московских масштабах, но все же определенное количество домов этот проект, несомненно, затронет. Но, может быть, это просто идеи в воздухе витают.
Хотя гораздо важнее не сами идеи, а возможности для их исполнения. У обоих градоначальников достаточно возможностей для реализации их идей, и это является самым важным для мэра или акима на постсоветском пространстве. Но, собственно, именно это важно также и для горожан. Можно критиковать того же Байбека или Собянина, но их бурная деятельность, какой бы при этом ни была их мотивация, ведет к обновлению городской среды в прямом и переносном смысле этого слова.
Горожане считают, что если речь идет о замене старых труб, то это обновление в прямом и положительном смысле. Если же речь идет об обновлении архитектурного облика города – это воспринимается как обновление в переносном и отрицательном смысле. Поэтому горожане так против сноса старых советских зданий. Они выступают за привычный им мир, а старые горожане еще и переживают за наступление мигрантов, в основном из села и провинциальных южных городов на алматинские традиции.
Собственно, так всегда происходит, никто не хочет вокруг себя слишком больших перемен. К примеру, когда барон Осман во Франции времен Наполеона III двадцать лет сносил весь Париж, это вызывало много недовольства у парижан. Понятно, что если бы не империя Наполеона, Осман не смог бы снести целый город и построить новый. Точно так же и Рим не выглядел бы так, каким мы его сегодня знаем с живописными римскими развалинами, если бы не Муссолини.
Вот и аким Байбек не спрашивает жителей города, надо ли делать то или это, к примеру, сносить заборы везде или не везде. Но здесь надо признать, что есть два важных обстоятельства, которые идут в плюс Байбеку. Первое это его лоббистские возможности. Вся эта реконструкция стоит огромных денег, очевидно больше, чем раньше. Тот факт, что все проекты начались практически одновременно, может говорить о том, что акимат явно торопится освоить все выделенные средства. Здесь может быть много причин. Среди приличных можно привести специфику бюджетного планирования, когда все средства выделяются разом и их надо освоить, иначе будут ругать и больше не дадут. Еще одна причина может быть связана с тем, что лето у нас короткое и надо успеть до осенних дождей и зимних холодов. Среди конспирологических причин может быть также и то, что Байбек готовится к новому назначению и стремится завершить свое дело, оставив о себе архитектурную память, как тот же барон Осман. В принципе вариант с новым назначением вполне возможен, Байбек относится к наиболее перспективным и заметным политикам нового поколения.
Второе важное обстоятельство связано с тем, что Алматы в последние 15 лет явно захирел, он становился все более провинциальным и в том числе постепенно сдавался под натиском мигрантов из провинции и села. Прежние акимы ремонтировали дороги, строили развязки, один из них дал добро на строительство башен «Столичного центра» в самом центре города, которые изменили ландшафт.
Но только Байбек пошел на изменение городской среды и, что характерно, хочет сделать это в европейском стиле, все-таки идеи из западной архитектуры. Честно говоря, город нуждался в чем-то подобном. Даже открытые пространства без заборов – это европейская традиция. Для восточной традиции как раз, наоборот, характерны заборы, дувалы, закрытость внутреннего пространства. Это хорошо заметно в пригородах Алматы, где каждый дом обносится дувалами в духе средневекового Тараза или Сайрама. Хотя Байбек работает и в восточном стиле также. Сегодня мы в центре после долгого перерыва вновь можем наблюдать за арыками, по которым снова бежит вода.
Так что Байбек, при всех вопросах горожан и часто выражаемом ими неудовольствии, действует в весьма современном духе, в прямом и переносном смысле этого слова. Одним из показателей работы акима является комфорт городской среды. И при Байбеке стало комфортнее. Прошлая зима была, наверное, первой, когда службы, по крайней мере, старались, пусть и не везде, убирать от снега тротуары, не допуская образования льда. Для Алматы передвижение пешеходов зимой по обледенелым тротуарам всегда было большой проблемой. Теперь же внимание к пешеходам вроде бы возрастает, значит, и к зимним тротуарам.
Поэтому будет жаль, если Байбек уйдет, например, на повышение. Пусть, по крайней мере, закончит начатое.
Как слово наше отзовется?
История с известным российским шоуменом этническим казахом из Астраханской области Азаматом Мусагалиевым оказалась очень поучительной. Она продемонстрировала одновременно и тот тупик, в котором оказались те успешные КВНщики, кто сделал юмор своей профессией, и уровень толерантности в нашем обществе, и степень болезненности вопроса о языке в казахском обществе.
Тупик для юмористов связан с тем, что любая профессия, даже юмор, предполагает рутинную работу. Это практически когда каждый день надо выдавать результат и удерживать интерес аудитории. Блистать в этих условиях очень сложно. Темы для шуток не безграничны, а придумать что-то на самом деле новое не так уж и просто.
Молодые юмористы новой волны в отличие старых мэтров вроде условного Петросяна отличаются тем, что они дерзкие и часто действуют на грани фола. Публике это нравится, легкая перчинка всегда находит своих почитателей. В этом смысле шоу «Однажды в России», где на самом деле блистает Азамат Мусагалиев и еще целый ряд бывших КВНщиков, одно из самых ярких на российском телевидении.
Но, когда работаешь на грани фола, всегда есть риск незаметно для себя перейти черту, после которой уже будет не смешно. Так и получилось с шуткой Мусагалиева вокруг казахского языка. На заставке канала ТНТ один казах Нурлан Сабуров задал вопрос другому казаху Мусагалиеву на казахском языке, а тот ответил «курлы-мурлы» и когда первый в ответ удивился, Мусагалиев сказал: «А я думал, что ты прикалываешься».
Понятно, что шутка не просто не смешная, но и довольно глупая. И это даже без учета болезненности темы казахского языка, просто смеяться в другой стране над языком своей страны или, в случае с Мусагалиевым, своего народа как-то не очень правильно. Даже если Азамат хотел обозначить проблему казахов, которые не знают казахского языка, как он сам заявил впоследствии, когда скандал вышел за пределы разумного, то делать это на российском телевидении более чем неправильно.
Может быть, дело здесь в том, что любые юмористы, которые работают на грани фола, как, впрочем, и любые таблоидные СМИ, привыкают к этому и им кажется, что в ходе своей деятельности они получают своего рода индульгенцию на любые высказывания. Тот же Мусагалиев довольно нелицеприятно шутит по поводу российской действительности, иногда с использованием ненормативных выражений. Например, известна его очень морализаторская песня с припевом «..ули ты ноешь». Тем более что он главное лицо в «Однажды в России». Но все-таки он представитель национального меньшинства, причем у представителей которого есть государство по соседству с Россией. Очевидно, что подобные шутки требуют от таких людей некоего морального права на это.
Возможно, тема с шуткой по поводу казахского языка возникла не просто так. Может быть, Мусагалиеву нужно было как-то показать, что он беспристрастен, что может шутить не только про Россию, но и про своих тоже, что он выше своего этнического происхождения.
Если посмотреть с точки зрения обычного российского зрителя, то для него то, что мы видели в исполнении Сабурова и Мусагалиева, это просто шутка о себе представителей национальной группы, одной из многих в России. Для обывателя любой язык таких небольших национальных групп – это, условно говоря, «курлы-мурлы». Хотя это не может быть поводом для шуток, да и неинтересно это российскому зрителю. Смеяться над казахами, которые не знают казахского языка, можно в Казахстане, и то не в любых ситуациях. И снова слишком больная тема.
И вот здесь стало понятно, что уровень толерантности в нашем обществе довольно низок. Вместо того чтобы посмеяться, конечно, не над самой шуткой, а над Мусагалиевым и Сабуровым, которые вообще пошли на такую глупость, в нашей части интернета началась настоящая пятиминутка ненависти. Дело дошло до угроз, как об этом написал сам Мусагалиев. И это очень печально, критика вполне возможна и даже желательна, но без крайностей, без оскорблений. А с этим у нас есть очевидные сложности.
Вопрос даже не в данном конкретном случае. Вопрос в целом в способности находить общий язык по любым, даже самым острым и болезненным проблемам. Речь идет о взаимодействии, которое предполагает поиск консенсуса. Поэтому в таком случае люди с разной позицией могли бы поспорить друг с другом и сойтись на том, что актеры, шоумены, ну что с них взять, глупый поступок. На этом бы все закончилось.
У нас же, напротив, чаще идет речь о доминировании, значит, целью является не поиск общей точки зрения, а победа своей, которая предполагает подавление другого мнения, другой позиции. Если же проблема касается межэтнических или языковых вопросов, то напряженность и стремление победить усиливаются многократно. Вот и Мусагалиев попал под жесткое давление. Конечно, сам он много раз уже пожалел о том, что они выпустили в эфир этот скетч и зарекся от чего-то подобного. Но смысл-то должен был быть не в том, чтобы угрозами запугать человека. А смысл должен заключаться в том, чтобы если кому-то этого хочется, спокойно объяснить, в чем он был неправ и почему так не стоит делать. Это сегодня речь идет о неудачной шутке, а что будет завтра – вот это вопрос.