Ближе к завершению 2017 года у нас есть возможность отметить сразу две знаменательные даты – Февральскую и Октябрьскую революции в России. Они имели невероятно большое значение для всех народов могущественной Российской империи, в том числе и для нас в Казахстане. Если говорить о Казахстане отдельно, то для него обе революции, без всякого сомнения, имели судьбоносный характер.
В начале 1917 года никто не мог себе представить, что к концу этого года огромная Российская империя просто перестанет существовать. Само по себе это было невероятное развитие событий. Не было никаких оснований полагать, что такая большая и сильная империя может развалиться. Конечно, было много недовольных, все-таки страна устала от лишений очень долгой и тяжелой Первой мировой войны, но трудности военного времени сами по себе не могут создать условий для краха государства. Напротив, в военное время государство обладает концентрированной монополией на насилие и теоретически должно быть способно подавить любое недовольство. Сложности могут возникнуть, если государство терпит поражение, как это произошло с Австро-Венгрией и Германией к 1918 году, но к весне 1917 года у Российской империи было вполне стабильное в военном плане положение.
Кроме того, к этому году России удалось решить многие из проблем первого периода войны, такие как нехватку вооружений, например, тяжелых оружий, винтовок, пулеметов, самолетов, боеприпасов, что-то из недостающего производилось на российской территории, что-то приобреталось за границей. Более или менее была решена проблема логистики, организовано снабжение огромной армии в условиях массового призыва. Всего в Российской империи за годы Первой мировой войны было призвано 15,5 млн. человек. Но самое главное, что на фронтах Первой мировой в целом установилось относительное равновесие сил сторон. При этом в условиях позиционной войны не было оснований для резкого изменения стратегической ситуации. По крайней мере, не стоило ожидать таких тяжелых ударов, какие были в 1915 году, когда Россия потеряла Польшу и часть Прибалтики и миллионы пленных. Оборона имела очевидное превосходство над нападением, и противоборствующие стороны напрасно истощали свои силы в бесплодных атаках укрепленных позиций.
В целом к 1917 году в противостоянии между, с одной стороны, Антантой, куда входили Англия, Франция, Италия, Россия и ряд других стран, а с другой – Германией с ее союзниками Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией все большее значение приобретали располагаемые ими ресурсы, людские и материальные. В этом смысле у стран Антанты ситуация было многим лучше. В их распоряжении были морские торговые пути, а также все возможности колоний по всему земному шару. В то время как континентальные Германия и Австро-Венгрия фактически находились в морской блокаде и могли рассчитывать только на свои ресурсы, которые постепенно истощались.
Помимо этого у стран Антанты было также гораздо больше людских резервов. В частности, у России было весьма значительное население. Несмотря на тяжелые потери в первые годы войны, она все еще могла выставлять на поле боя многомиллионные армии и даже оказалась способной отправить четыре бригады на помощь союзникам во Францию и в Грецию. В свою очередь, Англия и Франция, которые, как и все участники войны, столкнулись с огромными потерями, активно использовали формирования из колоний – Индии, Северной Африки и других. Англичане также призывали войска из доминионов с европейским населением вроде Австралии, Канады, Новой Зеландии и Южной Африки. Ну и, наконец, на повестке дня в начале 1917 года стояло вступление в войну США с их колоссальными возможностями.
Так что исход войны был вполне очевиден, вопрос был только в том, когда именно это произойдет. Поэтому теоретически Российская империя могла спокойно ожидать завершения войны, не особенно опасаясь за стабильность линии фронта с Германией и при этом рассчитывая на успехи в войне с Австро-Венгрией и Турцией. Тем более что по итогам войны Россия должна была получить весьма значительные дивиденды. Самым главным из них должно было стать приобретение проливов Босфор и Дарданеллы вместе с городом Стамбул и прилегающей турецкой территорией в Европе и Азии. Об этом союзники тайно договорились в 1915 году.
Весь XIX век вопрос принадлежности черноморских проливов составлял главное содержание так называемого «Восточного вопроса», в рамках которого Российская империя стремилась к обладанию ими, а европейские державы препятствовали этому. И вот теперь, Россия была в шаге от реализации своей главной стратегической мечты. Оставалось только дождаться завершения войны.
Но произошедшая в феврале 1917 года революция в Петрограде запустила процессы, которые в итоге привели не только к падению монархии, но и дезинтеграции прежнего государственного устройства России и гибели империи.
Вопрос, почему так произошло, все еще остается одним из весьма актуальных. Одни называют в качестве причины перебои с продовольствием в столице – Петрограде, которые привели к голодным бунтам. Другие считают, что виной некомпетентность военного и полицейского руководства в городе. Третье согласны с этой версией и добавляют еще и плохую организацию в целом по всей империи. Отсюда неспособность организовать поставки хлеба в столичный округ, а потом и срочную переброску войск для подавления бунта.
Еще одной причиной называют высокую концентрацию запасных войск в Петрограде. При этом даже гвардейские полки, которые теоретически должны были быть опорой монархии, комплектовались на общих основаниях. Их периодически отправляли на фронт, где, собственно, и находилась гвардия, как и других солдат запасных батальонов. Очевидно, что отправка на смерть в грязные окопы из столичного блеска Петрограда была особенно болезненной для таких солдат. Поэтому ни в одной из воюющих стран никто так больше не делал. Солдат обычно размещали в лагерях за пределами больших городов, и особенно столиц. В совокупности все эти обстоятельства привели к тому, что солдаты запасных гвардейских полков в феврале отказались выполнять приказы по разгону акций протеста и стали убивать своих офицеров.
Между прочим, Иосиф Сталин сделал свои выводы из ситуации, сложившейся в Российской империи перед Февральской революцией. Так, в СССР перевозки по железным дорогам осуществляли специальные железнодорожные войска, их осуществляли по строгому графику, наказания за нарушения которого были очень жесткими. В экстренных случаях, для перевозок стратегических грузов или войск, формировались литерные поезда, которые пользовались безусловным приоритетом. Что касается обеспечения порядка, то по всей стране размещались войска НКВД, и это помимо вездесущих спецслужб с их тотальным контролем жизни общества и общей атмосферы страха. По сравнению с СССР императорская Россия накануне революции была вполне себе либеральным государством.
Существуют также и конспирологические объяснения причин Февральской революции. Согласно им революция стала возможной из-за заговора верхушки политической элиты империи, включая военные круги. В первую очередь здесь обращают внимание на то, что толчком к массовым протестам в Петрограде стали вовсе не хлебные бунты, а одновременное увольнение всех рабочих с Путиловского и ряда других заводов. В результате больше 50 тыс. человек сразу оказались без работы, значит, без занятия, а также без средств к существованию. Именно эти рабочие и составили первые массы протестующих, по ним был открыт первый огонь. Затем солдаты запасных батальонов Павловского и Литовского гвардейских полков, еще месяц назад бывшие рабочими с тех же петроградских заводов, отказались стрелять и убили своих офицеров.
Пикантность ситуации связана с тем, что с начала Первой мировой войны все указанные заводы были переданы в управление военным. Соответственно, решение об их закрытии принимали именно генералы, назначенные руководить военным производством, то есть представители государства, а не некие абстрактные капиталисты. Показательно также, что в закрытии заводов не было особенной необходимости. Это решение обосновывалось стачкой, которую проводила только некоторая часть рабочих этих заводов. Но в условиях военного времени достаточно было принять меры против зачинщиков забастовки. Закрывать военный завод в принципе в условиях войны было очень странным решением.
Другой момент связан с позицией высшего генералитета после волнений в Петрограде. Известно, что Николай II, после того как возникла идея об отречении от престола, обратился к командующим трех фронтов за советом. И все трое посоветовали согласиться. Фактически это означало, что император не может опереться на армию. Хотя было понятно, что в случае согласованной и решительной позиции армии, под командованием царя, восставший Петроград оказался бы в изоляции от остальной страны. К примеру, в отличие от ситуации в октябре того же 1917 года, когда к большевикам переходила власть на местах по всей стране, в феврале этого произойти еще не могло. Потому что на местах не было советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и просто некому было брать власть в свои руки.
Без поставок продовольствия город долго бы не продержался. Первый стихийный порыв без необходимой организации максимум мог бы привести к созданию в мятежном городе некоей коммуны, раздираемой противоречиями между солдатами разных полков, рабочими различных заводов, немногими политиками, в том числе из тех, кого освободили из тюрем.
Однако было еще одно важнейшее обстоятельство, связанное с нахождением в Петрограде Государственной Думы. Именно в Думе были сформулированы и затем проговорены все основные идеи политического класса России. К 1917 году здесь весьма критически относились к самой идее самодержавной власти в России. К тому же Дума была, пусть во многом формальным, но все же органом законодательной власти. Точно так же, как Николай II мог объявить восставший Петроград вне закона, так и Дума могла сделать то же самое, если бы почувствовала слабость власти. И тогда та же армия и остальная часть страны оказались бы в двойственной ситуации.
Более решительный политик, чем Николай, мог бы пойти на жесткие меры, по крайней мере, не сдался бы так быстро. Но российский император был человеком вялым и безынициативным. И вот здесь мы подходим к самому важному, на мой взгляд, моменту в событиях февраля-марта 1917 года.
Дело в том, что потеря Петрограда имела одно важное последствие – она вела к потере системы управления страной в целом. Как и в любом централизованном государстве, все решения принимались в центре политической власти. В Петрограде находились все министерства, вся необходимая документация, все представители высшей бюрократии. Это был нервный узел управления страной. Но проблема всеобщей бюрократизации связана с тем, что бюрократы, с одной стороны, крайне неэффективны, а с другой – их главное искусство выживания в системе связано с тем, чтобы как можно меньше брать на себя ответственности за принятие любых решений.
На начальных этапах бюрократической карьеры такая тактика способна привести к большим успехам. Потому что, если ничего не делаешь, то, собственно, и не ошибаешься. Но когда такие бюрократы добираются до верхних эшелонов бюрократического аппарата, подобная тактика становится опасной для эффективности работы государственного аппарата в целом.
Хотя в обычных ситуациях это не очень заметно. Когда же происходит кризис, именно тогда выясняется, что бюрократия не способна к самостоятельным действиям, она по привычке ждет, что кто-то возьмет на себя ответственность за решение. Если же во главе всей бюрократической машины стоит такой нерешительный человек, как Николай II, то возникает паралич системы.
Даже если бы все российские бюрократы в феврале-марте 1917 года убежали из Петрограда, к примеру, в Москву, они все равно не смогли бы восстановить работу своих ведомств и создать новый центр управления государством. Они предпочли пассивно ждать развития событий. В практически аналогичной ситуации в начале 1918 года, когда Петроград находился под угрозой немецкого наступления, большевики быстро перенесли аппарат управления в Москву. У них не было административного опыта, но была решительность и необходимая жесткость.
Поэтому Николай в своей ставке оказался в окружении военных, без аппарата управления страной, без четкого понимания, что теперь делать, без способности просто просчитать ситуацию. Он никому не мог дать поручения, он не мог получить ответов, ему не с кем было проводить заседания по текущей ситуации. Парадокс, но этот человек возглавлял огромную империю, он находился на вершине ее бюрократической системы, его командам все еще подчинялась армия минимум в 10 млн. штыков. Но без привычного бюрократического аппарата он сразу растерялся. В то время как аппарат по привычке ждал готовых решений и тоже ничего не делал, и что самое важное, никто не хотел брать на себя ответственность. То есть оказалось достаточным потерять Петроград и вся система просто посыпалась.
Про февральские события рассказывают почти анекдотическую историю. Первых отказавшихся выполнять приказ солдат запасных гвардейских полков удалось разоружить и арестовать. Их ждал военный суд, в условиях военного времени его исход был предсказуем. Пока же их отправили под конвоем в Петропавловскую крепость, но ее комендант отказался принять арестованных без соответствующего письменного приказа. Так как был уже вечер, то арестованных солдат отвели в казармы одного из полков, откуда они благополучно сбежали, понятно, что не без помощи сочувствующих. Для солдат запасных полков это был сигнал, что власть уже не та, что они могут избежать наказания за бунт.
Если эта история правда, то формально комендант был прав, он действовал согласно бюрократической процедуре. Но реально он положил свой маленький кирпич на край громоздкой бюрократической машины, которая в эти дни в Петрограде балансировала на краю пропасти.
Таким образом, Российская империя бесславно погибла. Ее генералы не захотели ее защищать, ее глава растерялся, ее политическая элита увидела в февральских событиях шанс изменить ситуацию в стране и реализовать идею перехода от неэффективного деспотического правления к республике.
Здесь мы вплотную подходим к вопросу, а был ли заговор, можно ли говорить о том, что конспирологические версии имеют под собой какие-то основания. В случае с конспирологией никогда ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Но очевидно одно обстоятельство. В 1917 году в Первой мировой войне должен был произойти перелом. Это было связано с предстоящим появлением американских войск в Европе наряду с истощением ресурсов Германии и ее союзников. Даже если бы Россия ничего не делала, она все равно оказалась бы среди победителей.
Николай II получил бы дивиденды не только в виде новых территорий, тех же Босфора и Дарданелл, но и в форме укрепления своей власти внутри страны. Победителей, как известно, не судят. Кроме того, неизбежный патриотический подъем в связи с присоединением черноморских проливов только укрепил бы положение Николая II. Следовательно, вполне сохранялась бы архаичная модель деспотической власти. Система бы просто законсервировалась на длительный срок.
Возможно, что это не устраивало какую-то часть российской элиты. Может быть, решение о том, чтобы закрыть Путиловский завод и некоторые другие предприятия и отправить на улицу 50 тыс. голодных ничем не занятых рабочих, было частью некоего плана. Точно так же, как отсутствие в Петрограде в феврале наиболее надежных кавалерийских гвардейских полков.
Известно, что Николай давал такое поручение министру обороны, но вместо кавалеристов в город прислали гвардейский морской экипаж. Разница здесь в том, что гвардейские моряки, как и другие моряки в России, набирались из людей более грамотных и технически подкованных. Естественно, что среди них было много людей, сочувствующих новым идеям. Поэтому моряки в целом впоследствии так решительно поддержали революцию.
В то время как гвардейская кавалерия комплектовалась более консервативными и, соответственно, лояльными крестьянами. Важно также, что в отличие от гвардейской пехоты кавалерия меньше участвовала в боевых действиях и понесла существенно меньшие потери. Она сохранила довоенный костяк офицеров, унтер-офицеров и большей части солдат. Пехотные же части гвардии несли на фронте огромные потери, что, собственно, и привело к массовому появлению в запасных батальонах в Петрограде обычных призывников, не проходивших довоенного отбора.
Естественно, что если бы произошла переброска с фронта гвардейской кавалерийской дивизии в Петроград в феврале 1917 года, то протестующим рабочим в самом начале волнений пришлось бы столкнуться не с немногочисленными конными городовыми (полицейскими), а с большой массой гвардейской конницы. В городских условиях против безоружной толпы это произвело бы сокрушительное воздействие. Кроме того, не надо было выводить на улицы солдат запасных батальонов.
Хотя, может быть, это было признаком неэффективности системы в целом. Если перефразировать Талейрана, то это было не преступление, в смысле заговор, а ошибка, в смысле бардак. Талейран так говорил о расстреле герцога Энгиенского. Но общая идея принятия заведомо ошибочного решения вполне соответствует сути произошедшего.
После же февральских событий российская политическая элита не могла упустить такой шанс, даже если допустить, что в Петрограде все произошло случайно. Наиболее радикальная ее часть в этот момент выступала за республику. В то время как умеренные были согласны на сохранение монархии, но, естественно, без признаков самодержавия. Собственно, это было общее мнение, которое особенно активно развивалось в Государственной Думе. В условиях паралича центрального бюрократического аппарата Дума оставалась единственным легитимным органом власти в столице. Хотя еще пару недель все было наоборот – всесильная бюрократия и безвластная формальная Дума.
Но бюрократия исчезла как дым, только в Думе формулировались идеи, которые витали в воздухе. Армейский генералитет на первый взгляд оставался пассивным наблюдателем. Однако на самом деле его пассивная позиция сыграла важную роль, она была весьма и весьма активной. Таким образом, бюрократии не стало, император потерялся где-то в тылах своей армии, генералы были заинтересованно безразличны, в результате огромная империя просто рухнула.
После падения империи всех образованных людей в России охватила эйфория. Особенно это касалось столицы и крупных городов. Большинству казалось, что у страны начинается новый важный этап в развитии, который скоро приблизит ее к европейским стандартам. Первым следствием революции стало начало политической либерализации. Этот процесс возглавили представители Государственной Думы, они оказались во главе страны.
В первую очередь были освобождены политические заключенные, отменены цензура, смертная казнь на фронте, началось формирование самых разнообразных политических организаций. Это были различные партии, объединения, такие важные для последующего развития событий формы общественной самоорганизации, как советы солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Отдельно стоит отметить активизацию организаций национальных меньшинств. Россия забурлила, появилось множество ярких ораторов, возник настоящий поток идей и предложений. Это была либеральная революция.
Но дальше возник вопрос государственной организации. Дело в том, что в России не было местного самоуправления западного типа. В Европе парламент, по сути, венчает собой пирамиду самоуправляющихся городских и сельских общин. В случае острого политического кризиса центральной власти, например, такого, который произошел позднее в 1918 году в Австро-Венгрии и Германии, именно общины на разных уровнях начинают играть активную роль. Затем они приходят к той форме организации, которая для них уже привычна.
Поэтому парламенты в новых Австрии, Германии, Венгрии, Чехословакии и других новых странах просто были переизбраны на новых условиях, теперь не монархических, а республиканских. Возникшие же по российскому примеру советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, например, в Баварии или Венгрии оказались маргинальными, как и те группы населения, на которые они опирались.
Важно также, что еще до революции 1918 году в Австро-Венгрии, Германии уже преобладали мелкая частная собственность, в том числе на землю, и связанные с ней собственники. Условно говоря, революции потому и называются буржуазными, что их главными бенефициарами выступает мелкая буржуазия, как городская, так и сельская, которая сбрасывает с себя мешающую им архаичную монархическую систему. Естественно, что советы коммун в европейском обществе, которые исторически опирались на частных собственников, поддержали именно привычный им порядок вещей.
Социалистические идеи с их уравнительными подходами пользовались популярностью среди городских рабочих и сельского пролетариата. Последние попытались противопоставить традиционным общинам советы рабочих и крестьянских депутатов. Но это можно было сделать только в отдельных районах, чаще в городах, где концентрировались рабочие и было много солдат. В то время как в сельской местности и в буржуазной городской среде доминировали традиционные ценности. Здесь после ухода монархии и связанной с ней аристократии демократическое правление было оптимальной формой государственной организации.
В то время как в России ситуация заметно отличалась от европейской. Здесь не было традиций западноевропейских самоуправляющихся на демократических принципах местных общин. Русская крестьянская община, которая объединяла подавляющее большинство населения, находилась в процессе трансформации, вызванной так называемыми столыпинскими реформами.
Дело в том, что изначально община в Российской империи была ориентирована на выполнение государственных задач. Община отвечала за поведение своих членов, несла коллективную ответственность за выплату налогов и призыв в армию. Земля в общине была общей и подлежала регулярным переделам. В связи с этим эффективность крестьянского хозяйства была низкой, потому что у крестьян не было заинтересованности в поддержании плодородия участка, который все равно перейдет к другому члену общины. В общине не было частной инициативы ни в экономике, ни, естественно, что и в местной политике.
Премьер-министр Столыпин попытался изменить эту систему. Он разрешил выход из общины активной части крестьянства. Таким образом, он хотел создать на земле эффективного частного собственника, некий аналог европейского фермера. В деревне это привело к серьезному конфликту между теми, кто вышел из общины и всеми остальными. Тем более что земельный голод в центральной России в целом оставался весьма острым. Но к началу Первой мировой войны из общин вышло только от 10 до 20 процентов крестьян, в зависимости от района.
В Российской империи с XIX века было самоуправление на местах, в виде земств, но, во-первых, оно было сословным, во-вторых, не имело отношение к реальному управлению территориями, последнее находилось в руках государственной бюрократии. Земства занимались школами, больницами и т. д.
Поэтому в Европе после падения монархии, к примеру, в Австро-Венгрии, местные самоуправляющиеся общины быстро организовались и построили государственные структуры на новой основе. На этот раз это были национальные государства. При этом им не пришлось менять принципы организации. В ряде случаев местные общины сами выбирали, к какому из новых государств им стоит примкнуть. В частности, общины из ныне австрийской земли Каринтии в 1918 году выбирали между Австрией и Словенией. И хотя здесь было много людей славянского происхождения, они выбрали Австрию. В то же время в городе Мариенбург проживали немецкоговорящие жители, а в сельской округе вокруг города преобладали словенцы. В результате весь район вошел в состав Словении, а город стал называться Марибор.
В то время как в России с падением бюрократической централизованной системы управления встал вопрос о создании принципиально новой системы организации. Поэтому в России мы видели такое множество организационных форм – от казачьих войск и крестьянских республик до Советов народных депутатов и самоуправляющихся национальных объединений. Падение бюрократии фактически привело к исчезновению каркаса, который сдерживал разнородное российское общество. После этого оно, собственно, и стало искать новые формы организации.
Причем поиск новых форм затронул даже очевидного выгодополучателя от падения монархии – Государственную Думу. В сложившейся ситуации самым логичным было бы сохранить ее как орган представительской власти, может быть, внести коррективы в избирательный закон и на этом основании провести новые выборы. Но политическая элита предпочла пойти на созыв Учредительного собрания, чтобы начать с нуля историю Российской республики. Временное правительство потому и называлось так, что должно было подготовить выборы в Учредительное собрание.
Но в результате в государстве фактически не осталось легитимных органов власти, а легитимность собственно правительства подрывалась необходимостью выполнять общегосударственную программу. В 1917 году она в первую очередь была связана с участием в мировой войне. Для российского истеблишмента было очевидно, что главная его задача на 1917 год заключается в том, чтобы дотянуть до победного завершения войны с Германией, чтобы Россия могла получить связанные с этим дивиденды.
Однако эта задача, понятная истеблишменту, была далека от доминирующих настроений в обществе. Население явно устало от войны, от потерь, от разрушенного хозяйства. При этом либеральные процессы сокращали возможности нового государства не только стимулировать население на продолжение войны, но и просто поддерживать порядок и в стране и в армии. Отказ от монархии был с восторгом воспринят в элите и либеральных кругах, но он привел к падению прежнего порядка, каким бы он ни был.
В то время как оснований для появления какого-то нового порядка в России в 1917 году просто не было. Одну попытку совершили военные, которые хотели установить военную диктатуру во главе с популярным генералом Лавром Корниловым. Другую попытку осуществили большевики в июне 1917 года, что закончилось их поражением. В то же время власти в Петрограде во главе с Александром Керенским, одерживая локальные победы над своими оппонентами, постепенно проигрывали ситуацию в целом. На местном уровне их власть фактически оспаривалась различными Советами.
На фронте меры по либерализации порядков в армии ослабляли контроль над огромной массой военных. При этом стремление властей организовать наступление на фронте саботировалось солдатскими комитетами. Кроме того, у солдатской массы росло раздражение против политики властей, которые никак не хотели прекращать войну.
В целом вся Россия в процессе поисков своей самоорганизации пришла в движение. Одновременно обострились сразу все противоречия, которых в огромной многонациональной бывшей империи было очень и очень много.
В результате в России накануне октября 1917 года оказалось предельно слабое государство, которое практически не контролировало положение дел в стране. В этой ситуации выиграли не самые популярные, ими были социалисты-революционеры, а самые организованные, ими оказались большевики. Лучшая и самая жесткая организация победила всех своих оппонентов. А потом уже победители в новых исторических условиях восстановили центральную бюрократическую систему управления, подавив при этом все попытки общества к самоорганизации.
Большевики извлекли уроки из печального организационного опыта российской монархии, их бюрократия была более жесткой, но и на короткой дистанции более эффективной. Но это в конечном итоге им не помогло. На длинной дистанции бюрократия оказалась неэффективной. Она истощила все ресурсы общества, в некоторых случаях, например, в деревне, оставив за собой руины и в конечном итоге рухнула. А общество опять попыталось найти способы к самоорганизации. И опять это привело к новому изданию в новых условиях бюрократического государства, не такого жесткого, но все же именно бюрократического.
Разница в организации и самоорганизации определяет ключевое отличие одних обществ от других. В 1917 году в Российской республике верили, что выборы в Учредительное собрание помогут перейти к самоуправляющейся политической модели государства, без неэффективной бюрократии и деспотизма времен монархии. Они надеялись на демократию сверху. Но демократия начинается снизу, с самоорганизующихся общин. Демократия сверху создана быть не может. Выборы в Учредительное собрание или парламент, или Государственную Думу – это вершина пирамиды.
Для нас в Казахстане обе революции столетней давности сыграли стратегически важную роль. Первая революция, в феврале 1917 года, остановила негативное развитие ситуации после жесткого подавления восстания 1916 года. Вторая революция, в октябре 1917 года, создала условия, пусть для формального, но все же национально-государственного строительства. Оба этих события сделали возможным появление современного государства Казахстан, поэтому этот столетний юбилей заслуживает нашего самого пристального внимания.
