Объявление о смерти Муллы Омара, бессменного лидера движения «Талибан» с 1994 года наделало много шума. Конечно, это было в первую очередь связано с той ролью, которую играет «Талибан» в политической жизни Афганистана, а значит, и всех соседей этой страны, которые постоянно ожидают от нее какой-то новой угрозы. Тем более что в настоящий момент завершается миссия международной коалиции и вполне вероятно, что войска США и ее союзников покинут Афганистан в обозримой перспективе. Хотя ничего нельзя утверждать наверняка, США уже заявляли о полном выводе войск в 2014 году, чего, собственно, в полном объеме пока так и не произошло.
Естественно, что «Талибан» – это самый грозный противник нынешнего афганского правительства. Именно под флагами этой организации выступают все те довольно многочисленные боевики, которые периодически наносят удары по правительственным формированиям. И именно с талибами власти Кабула ведут переговоры о возможности мирного урегулирования.
Главная интрига вокруг смерти руководителя «Талибана» заключается в том, что никто точно не знает, когда именно она произошла. Информация поступала достаточно противоречивая. По одной версии он якобы умер еще два-три года назад, по другой – совсем недавно. Сами талибы сначала отрицали смерть своего лидера, затем объявили о появлении преемника, им стал бывший министр авиации талибов мулла Ахтар Мансур. Потом стали появляться сообщения о расколе в рядах «Талибана» в связи с обстоятельствами появления информации о смерти Муллы Омара и борьбой за влияние между его преемниками.
Все данные противоречия логичнее всего были связаны со временем появления сообщения о смерти Муллы Омара. Почему, действительно, о таком важном событии сообщают только теперь? Талибов в данной ситуации можно понять, для них было естественным скрывать факт смерти своего руководителя, например, с тем чтобы избежать борьбы за власть в своих рядах. Но почему эту информацию скрывали заинтересованные представители самого Афганистана, а также США, Пакистана и еще многих других стран, которые имеют интересы к ситуации в Афганистане? Действительно, трудно себе представить, что об этом вообще никто не знал. «Талибан» ведь не существует в безвоздушном пространстве.
И здесь напрашивается вывод, что появление информации о смерти Муллы Омара может быть связано с самым важным событием в истории современного Афганистана – переговорами между Кабулом и движением «Талибан». Эти переговоры ведутся уже довольно давно. В них задействованы и офис талибов в Катаре, и неназванные высокопоставленные представители «Талибан»а. По крайней мере, этим переговорам придается большое значение и в Кабуле и в международном сообществе. Предполагается, что эти переговоры позволят наконец завершить столь долгий конфликт в Афганистане.
Кроме того, в последнее время афганские власти при нынешнем президенте Ашрафе Гани стараются наладить отношения с Пакистаном. В этом году они даже подписали соглашение с пакистанской межведомственной разведкой (ИСИ). Широко известно, что именно Пакистан в свое время стоял за созданием движения «Талибан» и главную роль в этом выполняла как раз ИСИ. Хотя с тех пор многое изменилось, но все же и сегодня многие люди из «Талибана» все равно в основном находятся на территории Пакистана. Не исключением был и Мулла Омар.
Если представить, что переговоры «Талибана» и Кабула подошли к какому-то решающему моменту, тогда становится понятно, зачем, собственно, объявили о смерти основателя движения. Смысл здесь в том, что в случае достижения соглашений, они потребуют их легитимизации.
То есть нужно будет продемонстрировать процедуру подписания, должны будут быть опубликованы конкретные договоренности. Соответственно, кто-то должен их подписать или, по крайней мере, должен взять на себя ответственность за дальнейшее поведение всех тех боевиков, которые сегодня совершают нападения в Афганистане. В том смысле, что если мирные договоренности будут все-таки подписаны, то боевые действия теоретически должны будут прекратиться. Какие-то боевики должны выйти из подполья, сложить оружие, может быть, присоединиться к милиции или армии. Командиры и политики из числа талибов, наверное, должны будут войти в состав правительства или провинциальных органов власти.
Собственно, об этом обычно всегда договариваются правительства и воюющие против него инсургенты, тем более те из числа последних, кто имеет политическую организацию. Но в случае с талибами все не так уж и просто.
Здесь мы подходим к очень тонкому моменту – кто такие современные талибы? Что из себя представляет эта самая до недавнего времени, пока на Ближнем Востоке не появилось «Исламское государство», зловещая и могущественная организация в исламском мире? Чего стоит только то обстоятельство, что талибы своими действиями вынудили отступить армию США и возглавляемую ими международную коалицию государств.
150 тыс. солдат коалиции, 100 тыс. частных военных служащих и 300 тыс. афганских солдат и милиционеров не смогли справиться с талибами. До недавнего времени пакистанские талибы контролировали также так называемые пуштунские племенные агентства на территории Северо-Западного Пакистана. Исламабаду пришлось с 2008 года перебрасывать регулярные войска с индийского направления, с тем чтобы разгромить пакистанских талибов. К примеру, в 2008 году в боях с регулярной армией в долине Сват в Пакистане участвовали десятки тысяч боевиков под знаменами «Талибана.
Талибы организуют многочисленные атаки на объекты в Афганистане и Пакистане, они захватывают целые уезды в Северном Афганистане. Еще недавно у талибов, большинство из которых этнические пуштуны, не было здесь особенной поддержки местного населения, которое состоит в основном из таджиков, узбеков и туркмен. Ну и, наконец, талибы, и очевидно, что и их политические структуры до сих пор находятся на территории Пакистана.
В результате создается впечатление огромной организации, способной к проведению масштабных военных операций, имеющей политическую структуру и которая функционирует одновременно в двух странах – в Афганистане и в Пакистане.
Но когда мы попытаемся понять, что такое движение «Талибан», то возникает много вопросов. Мы практически не знаем нынешнего руководства талибов. До смерти Муллы Омара существовало мнение, что именно он возглавляет политический центр. Но, если он умер два-три года назад, кто руководил всеми операциями и с кем, собственно, велись переговоры?
Характерно, что представитель талибов в Катаре, который, собственно, и вел переговоры, подал в отставку, обвинив нового лидера муллу Мансура в сокрытии информации о смерти Омара. Его можно понять, потому что он попал в глупое положение. Либо он обманывал своих контрагентов относительно своих полномочий на ведение переговоров, либо, что еще хуже, его использовали в темную.
Можно, конечно, представить, что власть находится в руках муллы Мансура, но тогда именно он управляет талибами в последние два-три года. Но в этом случае процесс перехода власти к новому лидеру должен был пройти без проблем. Однако этого не произошло, Мансура критиковали дети покойного Омара, катарский представитель покинул свой пост. То есть, похоже, что Мансур не контролирует полностью положение дел внутри организации и объявление о смерти Омара вызвало в ней некоторое брожение.
Есть еще так называемая Кветтская шура. Это совет руководства талибов, которые покинули территорию Афганистана и ушли в Пакистан, где в городе Кветте создали своего рода теневое правительство. Если такая шура существует, то непонятно, почему пакистанские спецслужбы не решили проблему после 2008–2009 годов, когда они начали войну с пакистанскими талибами.
Можно вспомнить и «сеть Хаккани». Ее также называли одной из структур «Талибана», действовавшей одновременно и на афганской и на пакистанской территориях. У нее были заметные лидеры – Джаллалуддин и его сын Сиражуддин Хаккани. Кстати, о смерти Джаллалуддина Хаккани сообщили практически одновременно с появлением информации о кончине Муллы Омара.
Но Джаллалуддин Хаккани был известен еще в годы войны против советского присутствия как традиционный лидер пуштунского племени дзадран. На протяжении XX века дзадраны по крайней мере пять раз поднимали восстания против разных правительств в Кабуле. Конечно, Хаккани склонен к политическому исламу, но костяк его формирований все равно составляли в основном выходцы из племени дзадран.
Так было в 1980-е годы, когда он воевал с советскими войсками и афганскими коммунистами. Так было и в 1990-е, когда он сначала был одним из не очень значительных полевых командиров, которые поделили между собой Афганистан после падения правительства Наджибуллы. Собственно, и во времена правления «Талибана» ничего особенно не изменилось.
Например, известна история, рассказанная самим старшим Хаккани пакистанскому журналисту Ахмеду Рашиду о том, что талибы поручили ему набрать три тысячи бойцов среди пуштунов из племени гильзаи для того, чтобы пополнить свои войска после потерь в Мазари-Шарифе в 1997 году. Хаккани их набрал, но через некоторое время 90 процентов из них разошлись. Может быть, причина еще и в том, что гильзаи не хотели воевать под командованием дзадрана. Хотя позднее Хаккани был министром талибов по пограничным вопросам.
Звезда Хаккани взошла в 2000-х, и произошло это главным образом в связи с его деятельностью в Пакистане. А уж, когда Хаккани был указан американцами в качестве основного фигуранта экстремистской «сети Хаккани», то он стал известен по всему миру как одна из основ движения «Талибан».
Тем не менее в результате объявления о смерти Хаккани с афганской политической сцены уходит еще одна важная фигура. Наряду с Муллой Омаром это практически все важные и известные фигуры «Талибана». Причем происходит это в критический момент, когда власти в Кабуле уже вплотную приблизились к вероятному достижению соглашения с талибами.
Поэтому можно предположить, что все эти сообщения появились тогда, когда все же были достигнуты основные договоренности по афганскому урегулированию. Омар стал больше не нужен, и если кто-то скрывал его смерть все последние два-три года, то посчитал, что настало время для изменений, как в самой организации «Талибана», так и в ее отношениях с правительством Афганистана.
Здесь стоит упомянуть, что Мулла Омар был весьма загадочной личностью еще в годы правления «Талибана» в Афганистане. В 1994-м он возник буквально ниоткуда. Ему был тогда всего 31 год, и он жил в небольшом селении Зангесар в тридцати километрах от Кандагара. Именно здесь в местной мечети он набрал своих первых 40–50 сторонников, с которыми начал вести борьбу с местными полевыми командирами.
Парадокс ситуации в том, что селение Зангесар в разных источниках называется то важным центром борьбы моджахедов против советской армии, то деревней в 25 домов. Но самое главное – среди тех 40–50 сподвижников молодого Омара почему-то оказались командиры среднего звена из бывших партий моджахедов Юнуса Халеса и Абдурап Расул Сайяфа. Из их числа потом сформировали командование «Талибана»
Кроме того, там же был мулла Борджан, который до 1979 года звался Абдул Рахманом и был капитаном афганской армии. Некоторые исследователи даже называли его генералом, хотя это маловероятно. Капитан Рахман был членом фракции «Хальк», партии афганских коммунистов, и дезертировал после убийства советскими десантниками президента Амина. Тогда же Муллу Омара поддержали еще ряд влиятельных людей в провинции Кандагар.
Что все эти люди делали в деревне, где никому неизвестный мулла Омар читал молитвы в своей маленькой мечети? Особенно показательным выглядит присутствие муллы Борджана. Потому что после 1995 года несколько тысяч бывших афганских военных и сотрудников спецслужб из коммунистической фракции «Хальк» примкнули к «Талибану» и составили костяк его военной организации. Сам мулла Борджан командовал наступлением талибов на Герат, Джелалабад и Кабул, где и погиб в 1996 году.
Но всех людей вокруг Омара объединяло то, что они либо учились в медресе в Пакистане, которые контролировались представителями движения Деобанда, по имени известного исламского университета в Индии, либо разделяли его взгляды. У деобандийцев в Пакистане было свое политическое движение – партия «Джамиат-и улема ислами». Она исторически конкурировала с другой партией – «Джамиат-и ислами».
В самом общем смысле первая пакистанская партия ориентировалась на власть улемов в новом исламском государстве. Именно в этом смысле здесь понимался возврат к прежней исламской традиции и отказ от недопустимых новшеств (бида). В то время как вторая партия была близка к модернистскому движению «Братьев-мусульман» и выступала за исламское государство, для которого недопустимым новшеством будет в том числе и историческая традиция, следовательно, и власть улемов.
Это объясняет, почему талибы потом были настолько решительны в своем следовании средневековым практикам. Они пытались вернуться в прошлое, к архаике Средневековья. Тогда исламская община была государством с единством светской и духовной власти. Отсюда все духовные звания у талибов, даже у тех, кто занимал сугубо гражданские должности. Отсюда провозглашение Муллы Омара в 1996 году «амир аль-муминином» (повелителем правоверных).
«Джамиат-и улема ислами» и ее лидер Фазл-ур-Рахман оказывали талибам максимальную поддержку все годы их нахождения у власти в Афганистане. В частности, именно из примерно одной тысячи медресе в Пакистане, которые находились под контролем «Джамиат-и улема ислами», направлялись десятки тысяч студентов для пополнения вооруженных сил «Талибана».
Кроме того, сегодня известно, что пакистанские власти во время правительства Беназир Бхутто сыграли ключевую роль в создании «Талибана». Без этой поддержки небольшой группе из деревни Зангесар не удалось бы справиться со всеми племенными пуштунскими ополчениями, которым принадлежала реальная власть в провинции Кандагар.
Злые языки утверждают, что пакистанцы осуществляли оперативное управление всеми операциями талибов. И сам факт того, что Мулла Омар практически никуда не выезжал из Кандагара и его вообще мало кто видел в то время, говорит о том, что на самом деле этот человек мог выполнять функции представителя пакистанских интересов. Показательно, что осенью 2001 года вся структура «Талибана» неожиданно исчезла, оставив без сопротивления все крупные города. Союзникам оставалось только взять в плен несколько тысяч иностранных добровольцев-исламистов, в том числе пакистанских, которые воевали на стороне талибов и оказались отрезанными на севере страны. Тогда возникло четкое ощущение, что все талибы выполнили приказ и разошлись. Вопрос, кто отдал этот приказ, был ли это Мулла Омар или кто-то другой?
После 2001 года ситуация несколько изменилась. Талибы не были заметны в Афганистане примерно до 2005 года. Затем начинается их активизация, потом уже выступают пакистанские талибы. У них появляются свои собственные вожди и, в конце концов, они вступают в конфликт с пакистанским государством и армией. Очень показательно, что именно пакистанские талибы казнят некоего полковника Имама, бывшего консула Пакистана в Герате, представителя межведомственной разведки в Афганистане и создателя и многолетнего куратора движения «Талибан».
Пакистан потратил много сил на борьбу с собственными талибами. В Исламабаде увидели для себя опасность в движении сторонников талибов в своей стране. Можно сказать, что в целом им удалось взять под контроль ситуацию внутри приграничных с Афганистаном пакистанских территорий с преимущественно пуштунским населением.
Кроме того, у Пакистана явно лучше складываются отношения с новым президентом Афганистана Ашрафом Гани. И, наконец, Исламабад наряду с Индией собирается вступать в Шанхайскую организацию сотрудничества. Решение об этом было принято на последнем заседании ШОС.
В таком случае страны ШОС будут охватывать Афганистан со всех сторон, кроме стороны Ирана. Однако мирное урегулирование иранской ядерной программы открывает путь и для подключения Ирана, а значит, и нормализации отношений в регионе. Поэтому так важно найти способ урегулирования афганской проблемы. А для этого нужна другая сторона на переговорах. Собственно, мулла Ахмар Мансур и будет теперь такой стороной.
Другой вопрос, почему тогда в Афганистане сегодня происходит такое обострение ситуации, столько столкновений, террористических атак, кто, в конце концов, осуществляет все эти нападения? Еще один вопрос, почему в последнее время стали так много говорить о присутствии в Афганистане так называемого «Исламского государства»?
Здесь надо отметить, что современные талибы – это не жестко структурированная организация вроде палестинского «Хамаса» или ливанской «Хезболлы». Талибы – это своего рода весьма популярный зонтичный бренд, под которым могут выступать самые разные люди и организации. С учетом того, что в Афганистане сегодня существует весьма значительное количество субъектов политического процесса как на общегосударственном, так и на региональном уровне, то, естественно, что между ними всеми много противоречий.
Среди таких субъектов крупные и мелкие племена, религиозные общины и их авторитеты, отдельные полевые командиры, наркоторговцы, командиры подразделений милиции и даже армии, между ними всеми и афганским государством весьма непростые отношения. Кроме того, в Афганистане огромное количество оружия и много населения, имеющего боевой опыт, но не обладающего постоянным доходом. Это открывает самые широкие возможности для различных манипуляций, как внутренними, так и внешними участниками процесса.
Очевидно, что избрание Ашрафа Гани президентом Афганистана внесло дисбаланс в сложившуюся за двухтысячные годы систему отношений – между пуштунами и таджиками, между пуштунскими племенами гильзаев и дуррани, между различными общинами, а также в вопросах контроля финансовых потоков от международной помощи. Несомненно, это вызывает беспокойство, и возможно, что желание продемонстрировать неэффективность нового правительства. Так что надо отделять активность, связанную с деятельностью собственно талибов и внутренними противоречиями между вооруженными группами внутри Афганистана.
Например, если посмотреть на все чаще появляющуюся информацию о захвате боевиками «Талибана» или «Исламского государства» районов на севере, сразу возникает вопрос: а что, собственно, изменилось в данном регионе по сравнению с временами с 2001 по 2014 год, когда здесь не было отмечено особенной военной активности боевиков «Талибана»? А талибов здесь не было потому, что в 2001 году победители из Северного антиталибского альянса довольно жестко обошлись с побежденными бойцами движения «Талибан», среди которых было много местных пуштунов. В частности, многие пуштуны были вынуждены покинуть север Афганистана после 2001 года.
Кроме того, после 2001 года ситуацию в северных провинциях контролировали местные полевые командиры из афганских национальных меньшинств. Например, в провинции Балх влиятельной фигурой является губернатор таджик Атта Мохаммад, в преимущественно узбекских провинциях Джоузджан и Фарьяб по-прежнему пользуется влиянием узбек генерал Абдул Рашид Дустум. Провинции Тахар, Кундуз, Бадахшан, которые граничат с Таджикистаном, прочно контролировались таджикской военно-политической элитой, возглавляемой выходцами из панджшерского клана, лидером которого был легендарный Ахмад Шах Масуд.
При этом таджикская военно-политическая элита при президенте Хамиде Карзае была весьма широко представлена в армии и спецслужбах Афганистана. Из таджиков состояли наиболее надежные части афганской армии в период с 2001 по крайней мере до 2010 года. Таджикская милиция контролировала порядок в Кабуле. Кроме того, в афганской армии было также много узбеков, туркмен и хазарейцев. В том числе их посылали служить на пуштунский юго-восток, и это было одной из причин роста здесь повстанческого движения. Естественно, что такое движение выступало под знаменами талибов.
Поэтому в Афганистане долгие годы были относительно спокойный север и запад, а также беспокойный юг, а особенно юго-восток, где проживало племенное пуштунское население. При этом оно состояло в основном из гильзаев, давних противников племени дуррани, одним из племенных вождей которого был президент Карзай. Многие другие племена были тесно связаны с пуштунскими племенами с пакистанской стороны границы, где как раз мощно развивалось движение местного «Талибана».
Поэтому основная схема выглядела весьма логично. Правительство в Кабуле в основном опирается на северные национальные меньшинства, а также отчасти на пуштунов-дуррани. В то время как талибы объединяют остальных пуштунов, включая часть дуррани, и опираются на поддержку религиозной элиты в Пакистане.
Однако с 2008 по 2012 год пакистанская армия в целом разгромила местный «Талибан» и взяла под контроль приграничные пуштунские агентства. Теперь Пакистан не может сказать, что не контролирует территории на границе с Афганистаном и что религиозные партии ведут свою игру, отправляя студентов медресе на поддержку талибов. То есть теоретически у афганских талибов нет больше тыла в Пакистане, даже если они продолжают находиться на его территории.
Одновременно в 2014 году в Афганистане на президентских выборах победил Ашраф Гани Ахмадзай, выходец из гильзайского племени ахмадзаев. Это был единственный кандидат в президенты, в команде которого не было таджикского кандидата. Ашраф Гани шел на выборы в коалиции с узбеками и хазарейцами.
И сегодня Ашраф Гани выстраивает отношения с Пакистаном и налаживает мирный процесс с талибами. Кроме того, с 2012 по 2014 год произошло значительное количественное увеличение афганских армии и милиции. Это наверняка произошло за счет милиций различных влиятельных группировок, включая в их число пуштунов с юго-востока. С учетом того, что их содержание оплачивает международная коалиция, то налицо тактическое решение, смысл которого заключается в том, чтобы снизить уровень сопротивления в пуштунских районах.
И в этот момент начинаются проблемы с безопасностью в северных провинциях. Обострение произошло на границе с Туркменистаном, боевики то ли «Талибана», то ли «Исламского государства» захватывают отдельные территории на севере. Отсюда напрашивается вывод, что радикальные исламистские организации постепенно концентрируются на границах Центральной Азии, угрожая ее безопасности.
В то же время можно задать вполне логичный вопрос: можно ли говорить о том, что какие-то значительные группы пуштунов с юга, в случае с «Талибаном», или арабов с Ближнего Востока, в случае с «Исламским государством», проникли в северные районы Афганистана? То же самое можно спросить про неофитов из республик Центральной Азии, которые довольно часто отправляются в Сирию, чтобы присоединиться к «Исламскому государству».
Очевидно, что это маловероятно. Арабам и пуштунам пришлось бы преодолеть весьма значительные территории и либо завоевать, либо привлечь на свою сторону местные формирования. Про центральноазиатских неофитов пока рано говорить как о какой-то самостоятельной силе. Следовательно, остаются только местные силы, которые по каким-то причинам перешли на сторону либо «Талибана», либо «Исламского государства». Возникает вопрос: что могло подвигнуть их на это?
Маловероятно, что это был религиозный фактор. Местные влиятельные командиры до этого состояли в рядах исламистских партий «Джамиат-и Ислами» Бурхануддина Раббани, а также «Хезбе-и ислами» Гульбеддина Хекматиара. Многие поддерживали талибов, когда они были в силе. Все это не мешало им быть относительно лояльными Кабулу в период с 2001 по 2014 год.
Скорее всего, можно предположить, что несколько изменилась конъюнктура. Возможно, это связано с предстоящим уходом американцев и вероятным сокращением расходов на содержание армии и местных милиций. Возможно, что местные командиры, особенно на границе, ищут дополнительные возможности для заработка. Это может быть и сохранение каналов контрабанды и своего рода давление, например, на туркменские власти с целью получить финансирование за безопасность границы.
В любом случае это связано с некоторым ослаблением центральной власти в Афганистане. Например, Ашраф Гани решил оказать давление на таджикскую элиту с целью несколько ослабить их влияние, а они в ответ решили не проявлять излишнего рвения в обеспечении вопросов безопасности. Можно сказать, что они включили своего рода «голландскую забастовку». В свою очередь, местные командиры сразу почувствовали ослабление власти. Возможно, в регионе образовались своего рода лакуны, где могли появиться и радикальные элементы.
Весьма показательный пример: когда несколько лет назад боевики «Талибана», которые пришли через горы с юга страны, захватили горный уезд Вардудж в провинции Бадахшан, их оттуда выбивали лучшие части таджикской армии под личным командованием министра обороны генерала Бисмилла-хана. Этот таджикский генерал был одним из основных командиров у Ахмад Шах Масуда. Такая активность была связана с тем, что для таджиков в Кабуле было крайне важно обеспечивать безопасность в ключевых для себя провинциях с таджикским населением, а Бадахшан является одной из таких.
Но очевидно, что таджикская военно-политическая элита в Кабуле не допустит возникновения угрозы потери ключевых северных провинций. Поэтому Бадахшан, Тахар, Кундуз, Балх всегда будут иметь приоритет для таджиков. Если там появится угроза появления альтернативной силы под знаменами либо талибов, либо «Исламского государства», это будет означать раскол внутри таджикской элиты. А для нее это неприемлемо в ситуации, когда во внутренней политике Афганистана усиливается влияние пуштунов.
В любом случае смерть Муллы Омара означает завершение исторического этапа в истории Афганистана. Это был весьма противоречивый и сложный этап. Здесь до сих пор много неясного и скрытого. Но, по крайней мере, для самого Муллы Омара это был головокружительный взлет от имама небольшой мечети в захудалой деревеньке под Кандагаром до руководителя самой зловещей и одновременно самой загадочной организации в истории не только Афганистана, но и всего исламского мира.
