В уходящем году военный кризис в Сирии по большей части напоминал затяжную и тяжелую позиционную войну. Что-то вроде боев под Верденом, где ровно сто лет назад сошлись французские и немецкие войска. Ярких и запоминающихся моментов было не так много. Прорывом, оказавшимся в центре внимания мирового сообщества, можно назвать лишь освобождение Пальмиры от боевиков «Исламского государства» и концерт оркестра Мариинского театра России в честь этого события.
В целом изматывающие сражения за тот или иной стратегический объект, район или дорогу по накалу страстей нередко уступали другим эпическим битвам. Например, тем, которые вели между собой дипломаты разных держав, имеющих собственные интересы в сирийском конфликте, в ООН и на других международных площадках.
Однако к декабрю ситуация на сирийском фронте изменилась. Насколько кардинальны эти изменения, пока сказать сложно, но уже понятно, что они могут повлиять на дальнейшую судьбу как самой Сирии, так и на течение геополитики в неспокойном Ближнем Востоке.
Призрачная надежда
Главным событием первых дней зимы в Сирии стало, несомненно, сражение за город Алеппо. Четыре года здесь продолжалось вялотекущее противостояние между сторонниками режима президента Башара Асада и отрядами вооруженной оппозиции. Она представлена самыми разными группировками – от «Сирийской свободной армии», которую поддерживают Турция, Саудовская Аравия и страны Запада, до группировок, признанных в Сирии и ряде других государств террористическими, например «Джебхат ан-Нусра», переименованная недавно в «Джебхат Фатх аш-Шам».
Периодически та или иная сторона одерживала тактические победы, расширяя область своего влияния. Но это не приводило к серьезным изменениям непосредственно в зоне столкновения. Силы были примерно равными, поэтому ни правительственные войска не могли выбить повстанцев из районов, которые те контролировали, ни мятежники не могли взять в свои руки весь город.
13 декабря после захвата южного района Шейх-Саид и исторического центра Алеппо представители сирийской армии заявили, что практически вся его территория находится под контролем правительственных войск. Отряды оппозиции вместе с членами своих семей покидают город. Те, кто не сложил оружие, образовали несколько локальных очагов сопротивления, но в Дамаске предпочитают не видеть в них большой угрозы. Считается, что город перешел на сторону правительства.
Для президента страны Башара Асада взятие Алеппо, – надо отметить, большая удача. С одной стороны, это крупнейший промышленный, финансовый и туристический центр Сирии. С 2012 года он является едва ли не основным полем боя в гражданской войне.
С другой стороны, вместе с Алеппо проасадовские силы будут контролировать четыре главных города страны. А это совершенно меняет все дело, поскольку значительно усиливает политические позиции действующего президента. Неудивительно, что наблюдатели, в частности в США и Европе, расценивают последние события как значительную победу Асада и его сторонников за все время вооруженного противостояния.
Для Асада, безусловно, это отличная новость, подкрепляющая общий успех, ведь его войска продвинулись также и на другом важном направлении. Так, часть группировок в декабре этого года неожиданно сложила оружие в пригороде Дамаска. Очевидно, что поражение повстанцев в Алеппо и под столицей государства Дамаском значительно снижают их боевые возможности. Вероятно, на какой-то период их отряды вообще станут неспособны к серьезным военным маневрам и наступательным действиям. А это, в свою очередь, довольно скверное известие для тех, кто поддерживает антиасадовские силы в Сирии и не скрывает планов свергнуть сирийский режим.
Впрочем, и Асаду еще рано радоваться. В середине декабря Пальмира вновь оказалась в руках боевиков террористической организации «Исламское государство». Причем возвращение ИГ поставило много любопытных вопросов перед всеми участниками сирийского конфликта.
Прежде всего утрата Пальмиры, конечно же, высветила очевидную слабость сирийского режима. Он оказался неспособным одновременно проводить военные операции и удерживать ситуацию под контролем на разных участках фронта. Перенос всего внимания на штурм Алеппо, имеющего гораздо большее стратегическое значение, привел к ослаблению тылов. Чем, собственно, и воспользовались экстремисты «Исламского государства».
Но пикантность ситуации заключается не только в просчетах военного командования сирийских войск. Следует отметить, что район Пальмиры не самый удобный в плане военных действий. Он находится в низине и окружен холмами, что помогает наступающим, но не обороняющимся. Кроме того, Пальмира, по мнению экспертов, вообще не имеет большой стратегической ценности. Отсюда нельзя развивать крупномасштабное наступление или же организовать долговременную оборону.
Однако потеря Пальмиры была чрезвычайно остро воспринята в Дамаске и Москве. Даже на Западе нападение боевиков «Исламского государства» на небольшой населенный пункт вызвало большой ажиотаж в средствах массовой информации. Объясняется это, во-первых, тем, что Пальмира признана ЮНЕСКО памятником всемирного наследия. А во-вторых, именно здесь сирийцы и россияне остановили террористов, уничтожающих духовное наследие всего человечества.
Дело в том, что расположенная на стыке караванных путей в одном из оазисов Сирийской пустыни Пальмира была одним из богатейших городов поздней античности. Именно здесь находятся лучшие на Ближнем Востоке образцы древнеримской архитектуры, величественные останки которых в мирное время привлекали сотни тысяч иностранных туристов.
Понятно, что любая чрезвычайная ситуация в этом районе может мгновенно привести к мировой огласке. Вероятно, именно на такой исход рассчитывали и в руководстве организации «Исламское государство». Например, захват в мае 2015 года боевиками ИГ Пальмиры стал самой серьезной их пропагандистской акцией после провозглашения летом 2014-го Халифата на территории Сирии и Ирака.
В те дни переход Пальмиры под власть ИГ сам по себе был громким информационным поводом. Но руководство организации пыталось выжать максимум из сложившейся ситуации. Отсюда использование античных построек в качестве декораций для публичных казней. Так, в июле прошлого года террористы расстреляли 25 пленных сирийских солдат на сцене римского амфитеатра. В этот же ряд можно поставить взрыв храма Баалшамина и убийство смотрителя музейного комплекса 82-летнего Халида Асаада, известного в Сирии и за ее пределами ученого.
По сути, «Исламское государство» действовало в рамках логики афганского движения «Талибан» или египетской террористической группировки «Аль-Гамаа-аль-Исламийя». Талибы, напомним, в 2001 году взорвали статуи Будды в Бамиане, а египетские экстремисты осенью 1997-го расстреляли иностранных туристов у храма Хатшепсут в Луксоре. Действия радикалов шокировали мировое сообщество, однако для их сторонников это было убедительной демонстрацией силы. После захвата Пальмиры «Исламским государством» эксперты отмечали рост популярности этой организации по всему миру.
Несомненно, освобождение Пальмиры стало делом чести для Асада и тех, на чью поддержку он опирался. России было принципиально важно показать, что в Сирии она сражается не с оппозицией, в чем ее постоянно упрекали противники сирийского режима, а с террористами ИГ, уничтожавшими культурные и исторические памятники всемирного значения.
В этой связи выступление в мае этого года российских музыкантов под управлением Валерия Гергиева на руинах освобожденной от «Исламского государства» Пальмиры приобретало совсем иной и очень глубокий смысл. Москва тем самым подчеркивала, что в то время пока США, Европа и их ближневосточные партнеры ведут свои странные игры в Сирии, она эффективно борется против радикалов, представляющих гуманитарную угрозу всему человечеству. Фактически успех в Пальмире обеспечивал дополнительную легитимность военно-политического присутствия России в Сирии. Особенно на фоне острой критики за российские бомбардировки в Алеппо и других городах.
Поэтому трудно не согласиться с бывшим начальником российского генштаба Юрием Балуевским, который, комментируя недавние события вокруг Пальмиры, заявил, что это «удар по российскому престижу». Отсюда понятно и стремление россиян найти виновного. Например, газета «Коммерсант» предположила, будто «Исламское государство» действует в связке с группировками из Алеппо. Согласно изданию время для удара по Пальмире выбрано не случайно, так как в этот момент потребовалось отвлечь сирийские войска от штурма города и дать передышку осажденным там отрядам оппозиции.
Пикантность ситуации заключается в том, что в Алеппо против Асада сражаются силы так называемой «умеренной оппозиции». Они сами воюют с «Исламским государством» и получают поддержку со стороны Запада, а также Турции и стран Персидского залива. Так, 18 декабря официальный Дамаск заявил, что в восточной части Алеппо было задержано 14 офицеров, сотрудничавших с сирийской оппозицией. Среди них оказались представители США, Франции, Германии, Великобритании, Саудовской Аравии и других стран.
Согласно другой версии российских экспертов боевики «Исламского государства» у Пальмиры появились еще два месяца назад. Связано это с началом операции турецких вооруженных сил «Щит Евфрата». Именно они своими активными действиями вытеснили формирования террористической группировки из северных районов Сирии в сторону Пальмиры.
Представители российского минобороны также полагают, что отряды ИГ под Пальмирой были подкреплены силами организации из-под сирийской Ракки (неофициальной столицы «Исламского государства») и иракского Мосула. Дело в том, что осенью этого года иракские войска при поддержке американцев серьезно потеснили отряды ИГ в районе Мосула и начали штурмовать сам город. При этом появлялась информация, что для Багдада и Вашингтона было важно не столько уничтожать экстремистов, сколько освободить территории, находящиеся под их властью в последние два года. Поэтому якобы Пентагон даже организовал коридоры для вывода основных сил «Исламского государства» из Мосула в сторону сирийской границы. Аналогичная ситуация наблюдалась и в сирийской Ракке.
Такая интерпретация последних событий в Сирии может иметь неприятные последствия. Ведь в таком случае получается, что не только сирийская оппозиция в Алеппо, но и ее партнеры из других стран так или иначе могут взаимодействовать с «Исламским государством». По крайней мере, для того, чтобы скоординировать свои действия вокруг Пальмиры в декабре этого года.
Таким образом, вольно или невольно российские эксперты и военные обвинили всех противников президента Асада в том, что ради его свержения они готовы сотрудничать с одной из самых могущественных террористических организаций в мире.
Это, безусловно, серьезное обвинение и в адрес Запада, которое, естественно, не могло остаться там без внимания. Американцам необходимо было продемонстрировать свою эффективность в борьбе с ИГ, поэтому 18 декабря официальный представитель США объявил о том, что при поддержке американских спецслужб в провинции Ракка были убиты три влиятельных лидера «Исламского государства», а сирийские группировки, получающие поддержку со стороны Вашингтона, освободили от сил ИГ несколько ключевых деревень. Кроме того, еще 13 декабря Пентагон сообщил, что в Сирии ликвидированы два предполагаемых организатора серии терактов в Париже, произошедших в ноябре прошлого года.
В сообщении министерства обороны США уточнялось, что речь идет о Салахе Гурма и Самми Джеду, состоявших в организации «Исламское государство». При этом любопытно, что эти люди раньше не упоминались в числе возможных организаторов нападений во Франции. Считалось, что за ними стоят Салах Абдеслам, Мухаммед Абрини и Абдельхамид Абауд. Вполне возможно, Вашингтону просто нужно было что-то ответить на критику россиян в адрес США, которые, по мнению Москвы, из рук вон плохо воюют с террористами из ИГ, в результате чего произошло в том числе и второе падение Пальмиры.
Но в данном случае гораздо важнее не взаимные претензии по поводу того, кто и насколько серьезно относится к борьбе с терроризмом, а тот факт, что нынешняя ситуация в Сирии привела в движение внутренние пружины конфликта, те силы, которые двигают процесс в ту или иную сторону.
Битва за будущее?
Сегодня на сирийском поле боя сконцентрировались практически все противоречия, существующие на Ближнем Востоке.
Глубокие этнорелигиозные и общинные разногласия внутри самой Сирии накладываются на соперничество региональных держав. Оно, в свою очередь, подпитывается как геополитической конкуренцией различных государств, так и серьезным расколом внутри исламской общины (уммы). Именно после сирийской гражданской войны впервые громко заговорили о глобальном суннитско-шиитском противостоянии. Как известно, за алавитским режимом Башара Асада стоят Иран и его шиитские союзники из Ливана и Ирака, тогда как против Дамаска выступают сирийские суннитские организации, получающие поддержку со стороны Турции, Иордании и арабских монархий Персидского залива.
Венцом всей этой сложной конструкции является, несомненно, конфликт между Западом во главе с Соединенными Штатами и Россией. Их взаимоотношения, причем не только по сирийскому треку, так или иначе отражаются на ходе войны в Сирии.
Таким образом, активизация военных действий и усиление боевых возможностей противоборствующих в Сирии сторон во многом является результатом действий внешних заинтересованных сил, которые и придают энергетический импульс своим сирийским партнерам. Например, наступление сирийской армии в Алеппо и других районах осуществлялось при поддержке российской авиации, а также шиитских ополчений из Ливана, Ирака и Афганистана, финансируемых Ираном.
Отсюда понятно, что самое интересное сегодня происходит не только внутри Сирии, но и на внешней стороне сирийского конфликта. Причем в отличие, скажем, от Афганистана середины 1990-х годов ситуация выглядит более запутанной и непредсказуемой. Тогда участники афганского противостояния делились на тех, кто поддерживал афганское движение «Талибан», и тех, кто оказывал помощь его противникам из антиталибского Северного альянса. Пакистан – главный спонсор талибов, а также Саудовская Аравия и ОАЭ, официально признавшие режим «Талибана», преследовали вполне конкретные цели в стране и регионе. Это позволяло им проводить последовательную политику как в отношении афганских талибов, так и их оппонентов в Афганистане и за его пределами. К примеру, трудно было представить, что Иран или Россия, стоявшие за Северным альянсом ведут сепаратные переговоры с талибами или их спонсорами.
Совсем иначе дело обстоит в Сирии. Ее пример показывает, что у каждой страны есть комплекс собственных интересов. Они могут совпадать с некоторыми интересами других игроков, но отличаются по принципиальным моментам.
В частности, Турция и Россия в последнее время часто говорят о необходимости выработки единого подхода в отношении сирийского конфликта. Однако при этом они по-разному смотрят на дальнейшую судьбу президента Башара Асада. 29 ноября президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган напомнил, что турецкая армия в августе этого года вошла на территорию Сирии, чтобы «положить конец правлению тирана Асада». На следующий день во время разговора с российским коллегой Владимиром Путиным он признался, что операция «Щит Евфрата» «направлена только против террористических организаций, а не против Сирии или отдельного человека». Впрочем, министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу тогда же сообщил, что «позиция Анкары в отношении судьбы Асада ясна и остается прежней».
Двусмысленная позиция турецкого руководства, видимо, заставила россиян нервничать. 1 декабря Турцию посетил глава внешнеполитического ведомства России Сергей Лавров. Москве чрезвычайно важно было понять, какую все-таки позицию занимает Анкара, потому что в это время в Алеппо начиналась активная фаза наступления против оппозиции, в рядах которой находились те группировки, которые получают материально-техническую помощь от Турции.
Не все гладко и в отношениях Анкары с Вашингтоном. Туркам, например, не нравится, что американцы делают серьезную ставку на курдские ополчения на севере Сирии. Именно они стали костяком вооруженных формирований, борющихся с отрядами «исламского государства» в Ракке. Однако Анкара рассматривает любое усиление политических позиций курдов как вызов своей национальной безопасности. 18 ноября Эрдоган заявил, что разочарован в США, поскольку американская политика в Сирии привела к реальной угрозе безопасности на южной границе Турции и препятствует ее защите. Он также подчеркнул, что из-за Вашингтона в Турции оказались почти три миллиона беженцев из Сирии – в два раза больше, чем в Европе.
Одновременно Турция находится с США в альянсе тех игроков, которые пытаются сменить сирийский режим. В этом отношении ее интересы больше совпадают с американскими, нежели противоречат им. Тем не менее Эрдоган поддерживает российские инициативы о проведении очередных раундов переговоров по Сирии не только на западных площадках. В частности, он положительно отозвался на предложение Путина провести соответствующую встречу в Казахстане.
Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев уже заявил о том, что готов вновь предоставить посреднические услуги сторонам сирийского конфликта. В мае 2015 года Астану посещали представители оппозиционных сил Сирии и гражданского общества, которые договорились по ряду актуальных на тот момент вопросов.
Безусловно, готовность Казахстана обеспечить все условия для переговоров по вопросам мирного урегулирования в Сирии делает его еще одним важным участником ближневосточного процесса. Для государства, проводящего многовекторную политику и стремящегося налаживать доверительные отношения со всеми странами мира, это несомненный плюс. Астана, известная своими мирными инициативами в действительности становится той необходимой для Запада и Востока площадкой, где можно обсуждать самые чувствительные проблемы мировой политики. Для Казахстана все это очень важно.
Но важно также осознавать тот факт, что сегодня в Сирии и вокруг нее образовался слишком большой и тугой узел противоречий, который не позволит быстро и эффективно урегулировать проблему. Потому что вопрос касается не только Сирии, ее правящего режима или дальнейшей судьбы экстремистских организаций, которые появились в результате гражданской войны в стране. Не менее значимую роль может сыграть фактор смены власти в США.
В настоящее время никто не может точно сказать, какой именно будет ближневосточная политика новоизбранного президента США Дональда Трампа после ухода в январе 2017 года Барака Обамы.
Во время предвыборной кампании кандидат Трамп сделал много противоречивых заявлений. Больше того, после победы на президентских выборах в ноябре этого года он отказался от многих своих позиций по целому ряду ключевых пунктов политической программы. Это касается и внутренней и внешней политики.
На этом фоне Сирия оставалась единственным пунктом, где Трамп проявлял завидное постоянство. Он жестко критиковал политику Обамы на Ближнем Востоке, которая, по его мнению, «привела к всплеску радикального исламизма и терроризма в регионе», и обещал, что в случае избрания президентом страны США не будут свергать режимы в других странах. Он рассматривал противодействие терроризму как фундаментальную проблему и намеревался тесно сотрудничать с Москвой в борьбе против организации «Исламское государство».
Более того, 12 ноября в статусе новоизбранного президента Трамп заявил, что готов сотрудничать с Асадом в борьбе с «Исламским государством» и прекратить оказывать помощь вооруженной сирийской оппозиции.
Здесь можно также вспомнить, что российский МИД еще в середине ноября сообщил о контактах с командой Трампа по Сирии, а президент Путин общался с Трампом по телефону. Судя по всему, стороны тогда нашли общие точки соприкосновения. По крайней мере, сразу после телефонного разговора российская авиация возобновила бомбежки Алеппо, которые в конечном результате дали возможность войскам Асада приступить к зачистке города от повстанцев.
Между тем позиция Трампа по Сирии тоже может измениться. Об этом свидетельствуют его последние заявления. Так, 15 декабря он выступил за создание в Сирии гуманитарных зон безопасности, обустройство которых должно осуществляться за счет финансовых средств богатых аравийских монархий.
Заявление Трампа любопытно по многим причинам. Но прежде всего оно вызывает интерес потому, что фактически выступает вразрез с планами Москвы. Дело в том, что создание гуманитарных зон помимо всего прочего может означать введение над ними «бесполетных зон». Против такого сценария всегда выступала Россия, а главными лоббистами такой идеи были Турция, Саудовская Аравия и Катар. Они, таким образом, стремились реализовать в Сирии «ливийский сценарий» и лишить Дамаск главного военного преимущества – превосходства в воздухе.
Очевидно, что возможное появление над Сирией «бесполетных зон» нанесет серьезный удар по Дамаску и России. А это дезавуирует все то, что говорил Трамп во время своей предвыборной кампании.
Впрочем, все детали нового «сирийского подхода» Трампа еще неизвестны. Поэтому рано делать выводы о том, что, собственно, он имел в виду под гуманитарными зонами и их основными параметрами. Но заявление Трампа со всей очевидностью показывает, что все заинтересованные участники сирийского конфликта начинают думать не об общем деле, а прежде всего о собственных интересах. Не случайно же он упомянул о том, что финансировать изменения в Сирии должны не США, а страны Залива.
И здесь мы приближаемся к еще одному чрезвычайно любопытному ближневосточному вопросу, где у разных игроков есть свои интересы и где Трамп может кардинально изменить всю ситуацию. Речь идет об Иране.
Дональд Трамп известен своей жесткой позицией в отношении ядерной сделки Запада с Тегераном. Будучи кандидатом на пост президента, он называл венские соглашения лета 2015 года «позором для США». 12 ноября этого года Трамп потребовал пересмотреть договоренности по иранской ядерной программе и внести туда изменения.
Судя по всему, Трамп настроен очень решительно и его слова не были пустой угрозой. В начале декабря будущий 45-й президент США и его советники приступили к внутренним обсуждениям того, как Вашингтону следует поступить с иранской ядерной проблемой.
В Иране с большим беспокойством следят за позицией Трампа. И хотя иранцы утверждают, что помимо США в переговорах принимали участие другие влиятельные державы – Великобритания, Китай, Франция, Германия и Россия, которые вряд ли пойдут на пересмотр ключевых моментов соглашений, уверенности в Тегеране с каждым днем меньше.
С одной стороны, иранцы делают огромную ставку на прекращение международной изоляции, что сулит им самые блестящие перспективы. Страна возвращается на мировые рынки, привлекает столь необходимые зарубежные инвестиции в развитие экономики, подписывает миллиардные договоры с государствами Евросоюза и с самими США. В частности, 11 декабря государственный авиаперевозчик Iran Air подписал соглашение с авиаконцерном Boeing на покупку 80 пассажирских лайнеров. Сделка, рассчитанная на десять лет и оценивающаяся в 16, 6 млрд. долл., одобрена правительством США. Следует отметить, это крупнейший американо-иранский контракт со времен исламской революции 1979 года.
Благодаря этому в корне меняется ситуация вокруг Ирана, сложившаяся в последние десятилетия. Государство может рассчитывать на модернизацию экономики и инфраструктуры за счет зарубежной финансовой подпитки, принимать активное участие в транспортно-логистических проектах в центре евразийского континента, расширять и углублять отношения на западном и восточном направлениях. Все это в конечном итоге позволит укрепить экономику страны, снизить уровень социальной напряженности и, как следствие, усилить позиции политического режима.
С другой стороны, в Иране понимают, что улучшение отношений с коллективным Западом, и прежде всего с США, висит на волоске. К примеру, в ноябре этого года палата представителей конгресса США провела законопроект, позволяющий в любой момент остановить продажу Ирану гражданских самолетов. Если документ будет поддержан в сенате, самая солидная по объемам американо-иранская сделка не состоится. И вопрос из экономической плоскости мгновенно перейдет в политическую.
К тому же, США по-прежнему не отменили ряд санкций и ограничений, например, в отношении иранских компаний и частных лиц, связанных с программой Ирана по созданию баллистических ракет.
Отчасти ситуация может напоминать последние годы правления Муамара Каддафи в Ливии. Лидер Ливийской Джамахирии в 2000-е годы сделал все от него зависящее, чтобы наладить диалог с Западом. Он отказался от планов разработки ядерного и химического оружия. Не признавая вины за взрыв пассажирского самолета над Локерби, Каддафи выплатил миллионы долларов компенсации семьям погибших. Он совершил ряд визитов в европейские столицы, где подписал взаимовыгодные экономические договоры. Он дружил с итальянским премьером Сильвио Берлускони и даже якобы финансировал избирательную кампанию президента Франции Николя Саркози. Но все это не помогло Каддафи, когда он столкнулся с вооруженной оппозицией, моральную и материальную помощь которой оказали его европейские и ближневосточные коллеги.
Очевидно, что, несмотря на ядерные соглашения, к Ирану осталось много вопросов, ведь его программа не была окончательно закрыта, а лишь приостановлена. Данное обстоятельство, собственно, позволяет противникам Тегерана критиковать достигнутые с ним договоренности, а также Барака Обаму, подписавшего соглашения именно в таком виде. Консервативные круги в США вслед за единомышленниками из Израиля и Саудовской Аравии считают, что через 15 лет, когда закончится срок действия соглашения, «у Ирана будет много ядерных установок, способных производить оружейный уран и целый парк надежных баллистических ракет». Даже бывший заместитель гендиректора МАГАТЭ Олли Хейнонен считает, что благодаря Обаме Иран превращается в пороговое государство, способное быстро получить ядерное оружие.
Ситуация усугубляется наличием у Ирана региональных амбиций, его геополитическим и религиозно-идеологическим соперничеством с Саудовской Аравией, а также конфликтом государственных интересов региональных держав. На этом фоне вероятность обострения противоречий между США и их ближневосточными союзниками и Тегераном высока, как прежде. До войны может и не дойти, но ее возможность ключевые игроки вовсе не исключают. Именно в этом ракурсе наверняка можно рассматривать внешнеполитическую активность самых последовательных противников Тегерана в последние десятилетия – Саудовской Аравии и Израиля.
6–7 декабря в Бахрейне прошел очередной саммит Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), в рамках которого обсуждалась саудовская интеграционная инициатива по превращению организации в Союз Персидского залива. Эр-Рияду, видимо, важно консолидировать своих соседей на политическом уровне и противопоставить некий Союз арабских монархий Ирану.
Примечательно, что члены ССАГПЗ в целом прохладно отнеслись к саудовской идее. Оман вообще отказался принимать участие в проекте. Его пример очень показателен. Этот султанат не поддерживает Эр-Рияд в военной операции в Йемене, дружит с Ираном и не разрывает дипломатических отношений с Дамаском. Не исключено, что для Омана крайне нежелательно перерастание геополитических разногласий между Саудовской Аравией и Ираном в глобальный суннитско-шиитский конфликт. В этом случае страна, где государственной религией является ислам хариджитского (ибадитского) толка, отличающийся как от суннизма, так и от шиизма, попадает в очень непростое положение.
Вообще, это тревожный звонок для Эр-Рияда. Ранее Египет, ключевой союзник саудовского королевства в арабском мире, фактически изменил свою позицию по сирийскому вопросу. В сентябре этого года на Генассамблее ООН глава египетского МИДа Самех Шукри впервые заявил о том, что «отношение Каира и Эр-Рияда к режиму в Сирии отличаются, поскольку саудовцы сфокусированы на свержении Асада, а Египет отвергает эту идею».
Демарш арабских государств отчетливо демонстрирует, что национальные интересы начинают превалировать для их политических элит и общества и ставятся приоритетнее общей арабской солидарности. И это очень не нравится саудовцам, которые приостановили поставку нефти Египту, явно пытаясь надавить на него из-за позиции по Сирии.
Разумеется, при плюрализме мнений и разнородности интересов тому же Эр-Рияду действовать становится сложнее. Но это объективная реальность. В данной ситуации Израиль взял на вооружение другую тактику.
В декабре израильский премьер-министр Биньямин Нетаньяху посетил Астану. В израильских СМИ его поездку назвали исторической, потому что впервые действующий глава правительства Израиля прибыл с официальным визитом в Казахстан. Но особенную ценность ей придает то обстоятельство, что Нетаньяху одновременно побывал и в Азербайджане. Кстати, еще в аэропорту Тель-Авива Б. Нетаньяху подчеркнул: «После укрепления наших отношений с ведущими силами в Азии, со странами Африки и Латинской Америки, теперь наступает черед значимых государств исламского мира. Это является частью четкой стратегии по выходу к мировому сообществу».
Конечно, Баку и Астану должно порадовать то, что в Израиле их считают «значимыми государствами исламского мира». Но это не было проявлением дипломатического политеса со стороны Нетаньяху. В действительности в последнее время интерес Тель-Авива к Азербайджану и Казахстану растет. Вопрос не только в экономическом сотрудничестве. Первый интересен как государство, близкое к Ирану, но стремящееся к европейским ценностям и стандартам. Казахстан привлекает Израиль помимо прочего своей умеренной и взвешенной позицией по самым актуальным проблемам международной жизни. Кроме того, Нетаньяху в двухдневном турне посетил две страны с преобладающим мусульманским населением, которые имеют авторитет в исламской умме. При этом один из них принадлежит преимущественно к шиитской ветви ислама, а другой – к суннитской. В глазах арабских соседей это, безусловно, может расцениваться как большой успех израильской дипломатии.
Не исключено, что в переговорах так или иначе возникала тема Сирии и Ирана. Но и Баку, и Астана в данной ситуации традиционно придерживаются собственных государственных интересов. И это очень важное обстоятельство. Потому что при общей непредсказуемости ситуации в мире растет запрос на определенность и стабильность. Государства все меньше стремятся вступать в альянсы и дружить против кого-то. Объективно, сегодня выгоднее дружить со всеми и усиливать экономическое сотрудничество, чем воевать. Другой вопрос, что обстоятельства могут меняться, а фундаментальные интересы того или иного государства – нет.
Но как бы то ни было, следить за развитием военно-политической обстановки в Сирии и на всем Ближнем Востоке в новом 2017 году будет так же увлекательно, как и в уходящем 2016-м.
