В этом году события в Украине развиваются с невероятной быстротой. Создается четкое впечатление, что мы являемся свидетелями маневренной войны, в которой решения принимаются исходя из возникающей оперативной ситуации в условиях активного маневрирования силами и средствами. Причем это характерно и для игроков на внутренней украинской сцене и для внешних сил. Поэтому у противоборствующих сторон, по сути, нет общей стратегии, только набор тактических методов ведения борьбы, где есть место всему – и использованию газового вопроса, и проблемам сепаратизма и национализма, и истории, и идеологии, и баррикадам, и взаимным обвинениям в проведении тайных операций. Именно это придает всем происходящим событиям значительную степень нервозности. Потому что никто не знает, каким будет следующий шаг противника, на который придется реагировать.
Выход на международный уровень
Мы еще многого не знаем про внутренние пружины украинского кризиса. В то же время можно четко определить, когда украинский кризис стал международным. Это произошло тогда, когда внешние силы сбросили свои маски и началась борьба без правил. 1 марта Совет Федерации России в ответ на обращение российского президента согласился на возможность введения войск в Украину. Это решение прозвучало как гром среди ясного неба. Никто не ожидал, что Москва пойдет на такой шаг, для которого, всем казалось, у нее не было никаких оснований. Потому что до этого момента все развивалось согласно обычной логике противостояния между Западом и Россией, когда каждая из сторон поддерживала ту или иную силу во внутриполитических процессах. Однако это происходит только тогда, когда внутри такой страны идет борьба интересов между различными политическими группировками. Заметим, что если власть в стране является консолидированной, то обычно она предпочитает маневрировать между Россией и Западом, извлекая свою пользу из противостояния между ними. Собственно, так и было на самой первой стадии нынешнего украинского конфликта.
Несмотря на то что президент Виктор Янукович пришел к власти как пророссийский политик, тем не менее его отношения с Москвой были весьма сложными. В первую очередь их осложнял газовый вопрос, потому что Украина платила за газ весьма высокую цену. Но суть проблем в отношениях Киева и Москвы во многом заключалась в том, что Янукович стремился играть самостоятельную роль, в том числе и в отношениях с Западом. Российская же сторона ожидала от него большего, чем, например, достижения соглашения по Черноморскому флоту.
Поэтому в Москве в целом негативно восприняли переговоры Януковича с Евросоюзом по вопросу подписания договора об ассоциации. Сближение Киева с Европой воспринималось как прямая угроза российским интересам. Это было понятно, потому что в Москве могли полагать, что таким образом Запад осуществляет стратегическое окружение России, опоясывая ее «санитарным кордоном» из недружественных государств. С учетом общей значимости Украины для интересов России, ее ассоциация с Евросоюзом означала перспективу потери важной части российской зоны влияния.
В то же время для самого Януковича это было нечто вроде брака по расчету. Он полагал, что сможет выторговать более выгодные условия, если не у Запада, то у России. То есть, решив подписать соглашение с Западом, он резко поднял ставки в игре на многовекторность. Янукович де-факто поставил на кон свою внешнеполитическую ориентацию. Москва в итоге решила сделать ответный ход и перебила ставку противника. За отказ Украины подписать соглашение об ассоциации Киев получал от России долгожданную скидку на газ и 15 млрд. долларов кредитов. Это была высокая цена.
То есть Янукович решил свои проблемы, правда, ценой вопроса стала односторонняя ориентация Украины на Россию, но к этому он уже был готов. При этом недовольством шокированной отказом Европы он вполне мог пренебречь. В свою очередь, Россия могла ощущать себя триумфатором. За сравнительно небольшие деньги она добилась того, что Янукович демонстративно испортил отношения с Западом. Соответственно существенно сократились возможности ведения Киевом многовекторной политики, и Украина попадала в сферу влияния России. Но за это украинские власти получили хорошую компенсацию. Кроме того, Янукович мог рассчитывать на поддержку России во время следующих президентских выборов, то есть сделка была взаимовыгодная.
Массовые протесты в Киеве объективно спутали все карты и Януковичу и Москве. Сотни тысяч протестующих в преимущественно русскоязычном Киеве – это был неучтенный фактор. В этот момент выходцев из Западной Украины на майдане было еще сравнительно немного. Но все равно было ощущение, что Янукович устоит. Во-первых, не было никаких легальных оснований для отставки президента. Во-вторых, Янукович должен был извлечь уроки из «оранжевой революции» 2004 года и соответствующим образом подготовиться. Поэтому первый порыв возмущения киевских горожан вполне мог тихо угаснуть.
Однако все пошло не так. Несомненно, что основная ответственность за это лежит на Януковиче, который проводил странную политику – с одной стороны, он тянул время, что создало впечатление, что он проявляет нерешительность, с другой – организовывал жесткие атаки на протестующих, когда их было мало. При этом он ни разу не довел до конца ни одну из предпринимаемых акций, к примеру, не взял под контроль площадь, когда на ней почти никого не было. В результате протесты затянулись и на первый план вышли наиболее организованные группы, которых больше всего было среди националистов, футбольных фанатов и некоторых выходцев из Западной Украины.
В итоге противостояние сначала зашло в тупик, а затем стремительно радикализировалось вплоть до применения оружия. При этом оружие появилось и у протестующих. В результате власть потеряла монополию на применение силы. В этой ситуации у Януковича теоретически не оставалось другого шанса, кроме как отдать приказ о жестком подавлении беспорядков. Собственно, об этом говорили в это время и генеральный прокурор, и министр внутренних дел. Вскоре после данных заявлений в Киеве началась стрельба, жертвами которой стали более ста человек.
Вопрос о том, кто стрелял, остается открытым. Сторонники Януковича, а также представители России, утверждают, что это была провокация и стреляли из зданий, контролируемых людьми с майдана. Представители нынешних украинских властей, напротив, говорят, что стреляли бойцы спецподразделения «Беркут», а команду им отдал Янукович. Сам бывший украинский президент это отрицает.
Как там было на самом деле, вряд ли будет известно наверняка, но в ситуации, когда стороны сошлись в клинче, открываются широкие возможности как для провокаций, так и для жесткости действий вообще. В напряженной обстановке любая маленькая неожиданность способна переломить ситуацию в ту или другую сторону. Кто бы ни начал стрельбу в Киеве, тот вольно или нет, но способствовал изменению ситуации, и она изменилась в пользу майдана. Хотя в тот самый момент это было не так очевидно. Потому что никто не мог заранее знать, что власти в результате отступят, а не перейдут в решительное наступление. Однако Янукович отступил.
21 февраля было подписано соглашение между Януковичем и оппозицией, с этим, правда, не согласились на майдане. Но теоретически у украинского президента были все шансы дотянуть до следующих выборов. В конце концов, на его стороне были силовые структуры и поддержка Восточной Украины. К тому же к этому времени майдан уже прочно ассоциировался с различными националистическими организациями.
Но 22 февраля Янукович неожиданно покидает Киев. Почему вдруг Янукович решил сбежать из столицы, на что он рассчитывал? При этом он направился в Харьков, где к этому времени собрались делегаты разного уровня со всей Юго-Восточной Украины. Опять же теоретически тогда еще украинский президент мог выступить на этом съезде, сделать необходимые заявления, мог даже не возвращаться в Киев и потребовать из Харькова соблюдения договоренностей от 21 февраля.
Без всякого сомнения, это поставило бы оппозицию в крайне сложное положение. Во всяком случае, она не смогла бы просто отстранить Януковича от власти, как это произошло 22 февраля, или в стране образовалось бы двоевластие. С одной стороны, были бы оппозиционные партии в Верховной Раде и майдан, с другой – президент и лояльная ему часть депутатов из Партии регионов. Многие из последних также вполне могли покинуть Киев и уехать в Харьков.
И вот из Харькова Янукович в принципе мог бы выдвигать любые требования. Например, как Верховный главнокомандующий требовать верности воинских частей. Какие-то из них примкнули бы к победителям с майдана и оппозиции в Раде, другие бы поддержали Януковича. В результате возникла бы патовая политическая ситуация и противоборствующие политические стороны вынуждены были бы начать договариваться. Например, по вопросу проведения досрочных выборов или даже по проблеме федерализации.
Но Янукович на съезд восточных делегатов так и не пошел, хотя и был в городе в это время. В итоге данное мероприятие ничем не завершилось. При этом в весьма нервном интервью харьковскому телевидению он делал акцент на том, что 21 февраля ему давали гарантии министры иностранных дел европейских государств. Фактически он намекал, что договаривался об условиях капитуляции и ждет от посредников выполнения условий. Поэтому он и не пошел на съезд, чтобы не испортить отношения с гарантами соглашения.
Характерно, что среди гарантов не было России, потому что специальный представитель президента Владимира Путина Владимир Лукин договоренности от 21 февраля так и не подписал, хотя и присутствовал при переговорах. Вероятно, Москва фактически отказалась выступать в роли гаранта, потому что она, во-первых, не была согласна с капитуляцией украинской власти, во-вторых, не хотела подписывать документ, потому что стремилась оставить себе свободу маневра в преддверии съезда в Харькове.
Однако в тот же день, 22 февраля, победители в Верховной Раде нарушили все договоренности и отстранили Януковича от должности президента. Исполняющим обязанности президента стал Александр Турчинов, а премьер-министром – Арсений Яценюк. Оба были представителями партии «Батькивщина», лидером которой является Юлия Тимошенко. Это создало определенную интригу, потому что в оппозиции были еще как минимум две политические силы – «Удар» Виталия Кличко и «Свобода» Олега Тягнибока. Однако «Батькивщина» на первый взгляд выглядела более естественным претендентом на власть. Она была менее националистична, чем «Свобода» и более патриотична, чем «Удар», лидеру которого явно проще изъясняться на русском языке, чем на украинском.
Характерно, что депутатов от прежней оппозиции поддержала часть депутатов от ранее правящей Партии регионов. Это очень показательно, потому что без них оппозиции не удалось бы провести все свои решения. При этом депутаты-регионалы играли присутствующую роль, уступив всю инициативу победителям. В этом также была своя логика. Депутаты Партии регионов представляли различные группы интересов. Некоторые ориентировались на олигархов (Ринат Ахметов и Дмитрий Фирташ), другие входили в группы поддержки отдельных политиков (Тигипко), третьи представляли региональную элиту Юго-Востока. Все они предпочли договориться с победителями. Во многом поэтому съезд в Харькове завершился ничем. Региональная элита Юго-Востока сделала ставку на достижение договоренностей. Ее представители справедливо полагали, что вполне смогут договориться с новой властью и занять свое место в политических структурах. Тем более что в Украине восстанавливалось действие конституции 2004 года с усилением роли парламента. Соответственно, опираясь на голоса населения юго-востока страны, они могли стать частью новой элиты. Ничего невозможного в этом не было.
Политический калейдоскоп
Хотя многомесячные протесты привели к появлению феномена «Правого сектора» как влиятельной радикальной организации, тем не менее записные украинские политики могли рассчитывать, что на ближайших выборах радикалы получат свои незначительные проценты голосов избирателей и будут постепенно оттеснены на периферию общественной жизни. Пока же политики были готовы мириться с некоторыми радикальными требованиями. Здесь и отмена закона о придании русскому языку статуса регионального, роспуск «Беркута» и некоторые другие действия, включая выпады радикалов против институтов власти. Более того, украинские политики начали вести подготовку к выборам, которые были назначены на 25 мая.
Первой избирательную кампанию начала несгибаемая Юлия Тимошенко, которая вышла из заключения и, приехав в Киев, сразу сделала соответствующие заявления. С учетом того, что представители ее партии заняли места и. о. президента, премьер-министра и министра внутренних дел (Арсен Аваков), казалось, что именно «Батькивщина» и получит всю власть в стране. Соответственно, все выглядело, как личный триумф Тимошенко.
Однако все пошло не совсем так, как планировала Тимошенко и ее соратники. С одной стороны, у нее появился неожиданный конкурент на внутриполитической сцене. Миллиардер Петр Порошенко пользовался большей популярностью у избирателей. А после того как с ним заключил альянс лидер партии «Удар» Виталий Кличко, занимавший второе место по поддержке избирателей, положение Порошенко стало еще прочнее.
С другой стороны, проблемы начались там, где их меньше всего ожидали. Россия решила самостоятельно вступить в игру вокруг Украины. В результате то преимущество, которое было у «Батькивщины», – наличие административного ресурса – превратилось в существенный недостаток. С 1 марта, когда российская Государственная Дума дала добро на применение армии против Украины, именно представители этой партии отвечали за государственную политику. Соответственно, все неудачи и непопулярные решения бумерангом наносили удар по популярности партии и самой Тимошенко у избирателей.
Когда Украина теряла Крым, когда ей приходилось подписывать жесткие условия предоставления кредитов Евросоюза и повышать цены для населения, все эти решения принимали представители «Батькивщины». Даже убийство радикала с криминальным прошлым Александра Музычко связывают с приказом министра Авакова. В этой ситуации Тимошенко ничего не могла сделать. Ее попытки играть на радикальном поле (возможно, именно отсюда утечки жестких высказываний против русского населения) не могут переломить ситуацию. Имидж партии, а значит, и ее самой, резко ухудшается на той части Украины, которая останется под властью Киева, к моменту, когда надо будет проводить выборы, 25 мая. Возможно, поэтому «Батькивщина» призывает к переносу выборов на осень. 16 апреля появилась также информация, что Тимошенко якобы снимает свою кандидатуру с выборов и намеревается сосредоточиться на борьбе за интересы Украины.
В этой связи очень характерно, что Кличко вообще снял свою кандидатуру в пользу Порошенко. Злые языки говорят, что Кличко, который вообще плохо говорит, не только по-украински, – продукт из Европы. Если на минутку согласиться с этим мнением, тогда получается, что Запад не хочет прихода к власти Тимошенко. Во-первых, это означало бы возврат к ситуации после 2004 года. Во-вторых, несомненно, что Тимошенко – наиболее удобный партнер для России из всех украинских политиков. Достаточно вспомнить историю ее отношений с Москвой по газу, включая последнее соглашение, за которое ее, собственно, и отправили в тюрьму при Януковиче. В то время как Запад явно хотел бы более цивилизованного развития Украины, отказа от прежнего криминально-олигархического капитализма.
Логика здесь заключается в том, чтобы Украина стала своего рода альтернативной моделью развития для России. Поэтому возврат Тимошенко к власти не отвечает интересам Европы и США. Возможно, что именно с этим и был связан арест в Вене по запросу США украинского олигарха Фирташа, который так же, как и Тимошенко, поднялся на газовых схемах в отношениях с Россией. Поэтому Порошенко для Запада более удобная кандидатура. С другой стороны, сегодня представители «Батькивщины» продолжают терять популярность в бесплодных попытках наладить контроль над восточными регионами страны. Если даже Киев в итоге потеряет Восточную Украину, как потерял Крым, оставшаяся часть Украины будет реализовывать свою попытку государственного развития как альтернативу для России. При этом эта часть Украины будет для России потеряна надолго. Теперь перед Россией стоит вопрос: какой будет эта оставшаяся часть Украины?
Крымская эпопея России
Эпопея с аннексией Крыма даже сейчас, по прошествии некоторого времени после крымского референдума, выглядит настоящим экспромтом российского руководства. В определенной степени это была настоящая авантюра, которая тем не менее закончилась тактическим успехом российской политики.
Дело в том, что после бегства Януковича и нарушения новыми властями Украины договоренностей от 21 февраля первоначальный успех российской политики на украинском направлении к концу февраля обернулся сокрушительным поражением. По большому счету во многом из-за нерешительности Януковича российская политика потерпела провал. Причем затем не сработали также ни план Б – договоренности от 21 февраля, ни план С – консолидированное выступление восточных регионов в Харькове. Оба этих варианта оставляли для России возможность сохранить влияние в Украине и продолжить политическую игру вокруг этой страны.
Для Москвы это стало крайне неприятным сюрпризом. Но у нее не было никаких вариантов более или менее приемлемого выхода из сложившейся ситуации без потери лица. Тем более что в России довольно часто высказывали мнение, что за майданом напрямую стоял Запад и что это продолжение политики «цветных революций», направленной на ее стратегическое окружение.
В этой ситуации казалось, что все в основном закончилось. Победители объявили о досрочных выборах 25 мая. Эти выборы легитимизировали бы произошедшие политические изменения, которые означали потерю Россией влияния на Украину. Соответственно возникал вопрос о Харьковских соглашениях об аренде базы в Севастополе, о цене на газ и прочие нюансы. Однако в Москве решили пойти на резкую радикализацию конфликта и тем самым высоко подняли ставки в игре вокруг Украины. Сначала Совет Федерации разрешил президенту России ввод войск в Украину. Затем начались события в Крыму.
Характерно, что местные крымские элиты, как и элиты всей Восточной Украины, были в принципе готовы к сотрудничеству с новой властью в Киеве. Они отдавали себе отчет, что не могут кардинально повлиять на ситуацию, но точно так же понимали, что Киев не сможет без них обойтись. Одновременно в Крыму существовал фактор крымских татар, которые выступали против пророссийских активистов. Последние в Крыму традиционно играли большую роль, но в политическом плане были достаточно маргинальны. Например, партия нынешнего главы Крыма Сергея Аксенова «Русское единство» на последних выборах получила 3 проц. голосов.
Собственно, такая расстановка сил и предопределила логику последующих событий. Местные крымские пророссийские активисты не смогли создать необходимую протестную массу для решительного давления на власти. Они собрали большой митинг в Симферополе, но столкнулись с хорошо организованными крымскими татарами. В итоге стороны чудом избежали крупных столкновений, но масштаба митинга было недостаточно, чтобы добиться смещения крымской власти. После этого дня стало очевидно, что использовать методы майдана в Крыму не получится. Кроме того, в Крыму было больше 23 тыс. украинских военных, что тоже накладывало свой отпечаток на любые силовые акции местных протестующих.
В этот момент и появились группы военных без опознавательных знаков. Военные сначала заняли правительственное здание в Симферополе, затем блокировали все украинские воинские части. Это было прямое вмешательство России, хотя президент Путин и заявил, что не знает, откуда взялись эти люди. Однако очевидно, что для такой масштабной акции нужно было большое число подготовленных военных со значительным количеством оружия. Известно, что оружие захватывалось на западе Украины в ходе волнений в Киеве, но не на востоке. Кроме того, оружие у неопознанных военных было стандартизированное, у них были также гранатометы и военная техника, первоначально с российскими номерами, которые потом были закрашены.
Несомненно, что именно действия российских военных и стали ключевым фактором успеха в захвате местными пророссийскими активистами власти в Крыму и всех последующих событий. Скорее всего, в Москве посчитали, что после победы майдана ситуация для нее становится крайне невыгодной и приняли решение максимально поднять ставки в игре вокруг Украины.
Это была очень рискованная игра. Потому что появление иностранных военных – это в любом случае акт агрессии, и местные силовые структуры должны на него соответственно реагировать. При этом характерно, что российские власти так официально и не признали участия своих военных в крымских событиях. Это очень любопытное обстоятельство. Отказываясь действовать открыто, Москва таким образом вроде бы демонстрировала, что это именно политическая игра, после которой начинается торг интересов. Запад реагировал исходя именно из этого соображения. При резком осуждении акта агрессии, на Западе тем не менее давали понять, что возможны варианты для торга. Например, Крым останется в положении Приднестровья или Абхазии, или Северного Кипра, в конце концов. Не исключался вариант того, что Россия использует Крым для торговли с Западом и Украиной. В частности, уже тогда встал вопрос о федерализации Украины как условии, которое может устроить Москву.
Федерализация открывала широкие возможности Москве для ведения игры во внутренней политике Украины. Очевидно, что восточные украинские регионы в этом случае не только были бы более самостоятельны от Киева, но и могли бы выстраивать собственные отношения с Россией. То есть Москва сначала явно собиралась торговаться, поэтому и не признавала так называемых «зеленых человечков» в Крыму своими военными. Косвенно президент Путин признал это только 17 апреля во время прямого эфира с населением. Буквально он сказал следующее относительно «зеленых человечков»: «Наша задача была обеспечить условия для свободного волеизъявления крымчан. Мы должны были принять меры, чтобы не было так, как сегодня на востоке Украины. Мы должны были провести референдум честно, отрыто, достойно. В Крыму находилось 20 тыс. военных, хорошо вооруженных. Склады с вооружениями, эшелоны боеприпасов. Нужно было оградить людей». Ключевая фраза здесь «наша задача». Путин хотел сказать, что России пришлось направить внушительные войска, чтобы выполнить политическую задачу и нейтрализовать 20 тыс. украинских военных. Хотя сама по себе задача была связана с аннексией территории другого государства. Но российская сторона полагает, что в этом нет ничего необычного.
Самая большая интрига связана с тем, почему украинские власти не решились сопротивляться. Из многочисленных публикаций на эту тему стоит отметить интервью, которое дал газете «Украинская правда» бывший советник президента России Андрей Илларионов. Он отметил, что помогают тем, кто защищается, а не тем, кто пассивно ждет защиты со стороны. Также он сказал, что украинским военным логично было при первом появлении неизвестных военных выводить войска из казарм и начинать действовать. Еще стоит обратить внимание на встречу президента Беларуси Александра Лукашенко с и. о. президента Украины Турчиновым. Белорусский президент отметил, что Украина сама первая признала захват Крыма, потому что не сопротивлялась.
Парадокс был связан с тем, что на первый взгляд казалось, что после свержения Януковича у власти оказались весьма решительные политики из бывшей оппозиции. К тому же их подпирали снизу боевики радикальных организаций. Однако ничего не произошло, украинские военные и силовые структуры, за исключением тех, кто примкнул к пророссийским активистам, просто эвакуировались, бросив технику и оружие. Потому что у них не было приказа.
Вопрос, почему в Киеве так и не отдали приказ? Возможно, это произошло в связи с тем, что украинские власти критически зависят от экономической помощи со стороны Запада. Последний же ни в коем случае не хотел бы начала открытого военного столкновения Украины и России. Очевидно, на Западе полагали, что речь все же идет о торге, что есть некие правила игры, и хотели сначала понять логику требований России. А может быть, украинские власти опасались вторжения российских войск, потому что президент Путин получил на это согласие верхней палаты парламента.
Интересный вопрос: что было бы, если бы украинские власти проявили большую решительность, например, с самого начала отдали бы приказ своим военным? Вполне возможно, что это спровоцировало бы вторжение России, но точно так же вероятно, что это привело бы и к отступлению Москвы. Потому что стрельба и вероятная гибель неопознанных военных, которых потом бы идентифицировали как российских военнослужащих, это был бы серьезный скандал.
Получается, что Москва рискнула и выиграла тактическое противостояние, обыграв и Украину и Запад. Взамен Москва получила моральное удовлетворение, бурный рост патриотических настроений, территорию с двумя миллионами населения. При этом она действовала не по правилам, но явно рассчитывала, что Запад в конечном итоге примирится с произошедшим. В этом смысле история с Крымом не привела к желаемому для России результату. Запад начал вводить санкции, которые приняли персональный характер, что наверняка стало неприятным сюрпризом для российской элиты.
Возможно, что изначально присоединения Крыма к России в Москве и не планировалось. Но введение западных санкций, скорее всего, заставило внести коррективы. Москва просто не могла не ответить на действия Запада. Тот факт, что это была именно реакция на западную политику, подтверждается тем обстоятельством, что Москва в своей пропагандистской кампании стала проводить аналогии с Косово, Ливией, Югославией, Ираком. Логика здесь была простая, если Западу можно было отделить Косово от Сербии, то что мешает России отделить Крым от Украины?
Однако здесь была тонкость, связанная с тем, что Запад обосновывал свои действия в Косово преследованиями сербами албанцев. Соответственно, России также было необходимо обосновать свои действия в Крыму преследованиями русского населения. Единственный возможный путь был связан только с демонизацией победивших в Киеве сторонников майдана. Поэтому и началась информационная кампания по их дискредитации. В российских СМИ новые власти в Украине не называли иначе как фашистами и бандеровцами. Смысл заключался в том, чтобы обозначить угрозу для русского населения Крыма и оправдать таким образом его аннексию.
Трудность здесь была в том, что не было реальной угрозы жителям Крыма со стороны радикалов-националистов, которых среди сторонников майдана было немало. Новые украинские власти договаривались с местными элитами и не было никаких данных о походе боевиков «Правого сектора» в Крым. Получается, что Россия воспользовалась угрозой со стороны украинских радикалов в качестве повода для аннексии. Но чтобы сохранить лицо, в Москве продолжали называть майдан фашистами и бандеровцами.
Парадокс заключался в том, что основная масса жителей Киева и всей Центральной Украины никак не может быть бандеровцами и фашистами, потому что не имеет никакого отношения к исторической Галичине (Западной Украине). В ходе Второй мировой войны их предки воевали на стороне СССР, они не служили в дивизии СС «Галичина» и в Украинской повстанческой армии. Кроме того, они все православные, большая часть Московского патриархата, вовсе не греко-католики, как на Западной Украине, и в основном говорят на русском языке. Получается, что ради тактической цели – приобретения Крыма, Москва рискует стратегическими интересами – отношениями с Украиной, как отдельной частью так называемого «большого русского мира». Но тут вопрос приоритетов. В настоящий момент в России сочли, что получить меньшую часть Украины лучше, чем потерять все целиком. Несмотря на все возможные потери.
Экономика вопроса
Экономическая сторона вопроса не так бросается в глаза, как возникшие проблемы в области геополитики. Тем более что Запад не вводит экономических санкций по типу иранских и, скорее всего, не будет этого делать. Но влияние санкций становится все более ощутимым, и оно будет только усиливаться.
Во-первых, уже заметно усилился отток инвестиций, как внешних, так и собственно российских. По пессимистическому прогнозу, до конца 2014 года из России может уйти до 200 млрд. долларов, по оптимистическому – до 150 млрд. В любом случае это много. Не будет начато новых проектов, не появятся новые рабочие места, возникнут сложности с реализацией уже существующих проектов и т. д.
Во-вторых, российские компании столкнутся с необходимостью перекредитования в связи с падением фондового рынка. Общий объем кредитов частного сектора превышает 700 млрд. долларов. Все договора о внешних кредитах включают пункт о том, что в случае падения капитализации компании должны увеличить размер залогов или наступает так называемый маржин-колл, когда банк может взыскать заложенное имущество. С учетом того, что основные рейтинговые агентства снизили суверенный рейтинг России, это сказывается и на стоимости нового заимствования. Возможно также, что иностранные банки будут опасаться выдавать новые кредиты. Следовательно, компаниям придется изыскать на внутреннем рынке значительные средства в валюте для перекредитования. Такие средства может предоставить только государство.
В-третьих, российские банки столкнулись с проблемой FATCA. До начала последнего кризиса планировалось заключение единого договора России с США о предоставлении информации об активах американских граждан за рубежом. Без этого договора банки не смогут пересылать в налоговые органы США информацию о своих клиентах с американскими активами или гражданах США, этому мешает закон. После начала конфликта США отказались подписывать данное соглашение. России теперь надо срочно менять закон, иначе все банки подпадут под 30-процентный налог в случае выявления таких сделок. Если закон будет изменен, то банки смогут напрямую заключать договоры с американскими официальными органами и передавать им информацию. Если же этого не будет, то российским банками может быть закрыт доступ на мировой финансовый рынок. Просто потому, что иностранным банкам будет неудобно работать с российскими, у которых нет соглашения с соответствующими органами США. Им придется вести мониторинг всех сделок, это слишком сложно. Проще исключить такой банк из числа контрагентов.
В-четвертых, отток инвестиций и рост стоимости импорта неизбежно ведет к росту цен. Более того, в связи с приведенной выше проблемой могут возникнуть вопросы с торговым финансированием, что также приведет к росту цен. В связи с высокой долей импорта в российском потреблении это неизбежно скажется на общественных настроениях.
В-пятых, значительная проблема связана с высокой зависимостью российского производства от импорта комплектующих. Это касается автомобильной промышленности, пищевой и практически всей остальной индустрии. Этим ситуация отличается от времен кризиса 1999 года, когда еще сохранялось российское производство автокомплектующих.
В этой ситуации основная нагрузка будет лежать на государстве. Ему придется рефинансировать долги ключевых компаний, докапитализировать в связи с этим государственные банки. Необходимо будет также поддерживать уровень инвестиций внутри страны, чтобы не было слишком большого провала в связи с оттоком иностранных и российских частных инвестиций. Плюс нужно будет продолжать финансировать проекты, связанные с чемпионатом мира по футболу 2018 года, реализовывать крупные инфраструктурные стройки вроде космодрома «Восточный» и т. д. Существует еще проблема долгов российских регионов, которые достигли 700 млрд. рублей. И, наконец, надо решать проблемы Крыма.
В такой ситуации в России идут серьезные дискуссии между либеральными экономистами, с одной стороны, и сторонниками государственного мобилизационного капитализма, максимально приближенного к опыту СССР, – с другой. Последние считают, что санкции Запада дают шанс восстановить производство, отказаться от импорта многих товаров и услуг, перейти на преимущественно внутреннее потребление. Наиболее радикальные вроде Сергея Глазьева вообще призывали отказаться от выплаты долгов западным банкам и от доллара в экономических расчетах. Правда, с тех пор как Глазьев сделал это заявление, его больше не видно.
Либералы говорят, что мобилизационный сценарий советского типа в данной ситуации невозможен. Условно говоря, нереально, по образному выражению главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова, снова загнать всех в «шарашку» и заставить работать, изымая при этом большую часть прибавочного продукта. Нельзя также развернуть все то производство, которого уже нет и перейти к политике экономической автаркии. Россия уже часть мировой экономики, и если идти по пути изоляционизма, то можно прийти только к современному опыту Венесуэлы.
В частности, первое, что придется делать, это увеличивать денежное предложение для финансирования возросших государственных расходов. На определенном этапе ради этого придется включить денежный станок. Это приведет к росту необеспеченной денежной массы и рано или поздно надо будет вводить ограничение валютного обращения. Потому что люди будут пытаться сохранить прежний уровень потребления и начнут скупать иностранную валюту. И это все произойдет, даже если не будет падения цен на нефть.
Пока власти в России опираются на либеральных экономистов в правительстве. Но рано или поздно им придется делать выбор. Или играть по правилам мировой экономики, или идти по венесуэльскому сценарию.
Идеологические войны
В ходе развития эпопеи с Крымом началась настоящая идеологическая война, которая затрагивала не только российско-украинские отношения, но и широкий спектр взаимоотношений России и Запада. Здесь и вышеупомянутые Косово, Ирак и Ливия. Здесь и дискуссия о фашистах. В России называют фашистами сторонников майдана, в Украине в ответ проводят аналогии между действиями России против Украины и нацистской Германии против Чехии и Польши. Такая аналогия была сделана в программе Савика Шустера на канале «Интер». Фактически они заявили, что аннексия Крыма ничем не отличается от аннексии Судетской области Чехословакии, что это тоже стремление к реваншу.
Одновременно Киев отключил российские каналы, объяснив это информационной войной и явной тенденциозностью подачи информации. Хотя российские СМИ просто транслируют официальную позицию. Собственно, это и есть участие в информационной войне. Впрочем, как и включение российского телеведущего Дмитрия Киселева с его репутацией «бульдога» в санкционный список США.
С идеологической точки зрения складывается очень непростая ситуация. Потому что риторика российской стороны приобрела явственный имперский характер, плюс к этому еще и реваншистский. Хотя другого варианта, собственно, и нет. Потому что патриотическая часть общества ждет именно этих слов и поступков. С точки зрения Москвы это оправданно тем, что уже привело к бурному подъему патриотических настроений в обществе и росту личного рейтинга президента Путина.
Но есть и определенное беспокойство. В Москве не могут не понимать, что риски связаны не только с продолжением противостояния с Западом, но и с тем, что присоединение все новых и новых территорий приведет к росту затрат. Условно говоря, Крым будет стоить до 10 млрд. долларов со всеми его проблемами (вода, электричество, пенсии и зарплаты). Сколько в таком случае будет стоить Восточная Украина (хотя бы Донецк и Луганск). Если же отвечать на призыв Приднестровья, то число проблем только увеличится.
Конечно, президент Путин говорил о том, что Восточная Украина это фактически прежняя Новороссия, какой она была до революции 1917 года. Данный термин открывает широкие возможности для интерпретации. Например, наиболее жесткие радикалы в России говорят, что Россия может претендовать на весь левый берег Днепра. Но сможет ли она захватить такой кусок территории, при том что уровень ее поддержки падает по направлению к Запорожью, Днепропетровску, Полтаве и Сумам. Сколько это будет стоить? Насколько хватит патриотического подъема?
Можно предположить, что Москва на самом деле не хочет идти дальше. Она полагает, что ее по-прежнему не принимают серьезно, что политика санкций неприемлема, и пытается и дальше повышать ставки в игре. Но конечная цель – все равно договориться. Очень показательны слова Путина, сказанные им 17 апреля: «С людьми надо разговаривать, с теми, кому люди доверяют. Нужно выпустить людей из тюрем. На востоке говорят о федерализации, в Киеве – о децентрализации». Последняя фраза говорит, что он видит направление для достижения договоренностей. Россия выдвинула требование федерализации Украины. Власти последней не могут не понимать, что не в состоянии справиться с местными ополченцами в Донецке и Луганске, которым помогают очередные «зеленые человечки». Значит, надо договариваться, может быть, и по вопросу децентрализации (федерализации), мы не знаем. Путин хочет именно этого, но хотят ли этого в Украине и на Западе?
Теперь все зависит от того, у кого нервы крепче и поддержка больше. Но надо отдать должное, Москва грамотно загнала Киев в тупик, в том числе и временной. До назначенной даты выборов – 25 мая, остается совсем немного и нужно или договариваться с Москвой или примириться с фактической потерей Донбасса. Потому что полномасштабной военной операции по наведению порядка на востоке Украины явно не получается.
Интересы Казахстана
Казахстан оказался в непростом положении. Мы не можем игнорировать Россию с ее имперскими настроениями. Некоторые отголоски этих настроений задевают и нас, потому что в России патриотический угар, в рамках которого ставятся вопросы, в том числе и о прочих потерянных территориях. Собственно, это неудивительно на фоне роста реваншистских настроений среди части российского общества.
Единственное, что мы можем в этой ситуации делать, это сохранять спокойствие, избегать сложных тем, но в то же время не забывать реагировать на отдельные выпады со стороны радикально настроенных российских граждан, что наш МИД регулярно и делает.
В принципе наша позиция может быть вполне логична. Мы не поддерживаем насильственного захвата власти, который произошел в Киеве в феврале. Мы за соблюдение договоренностей, коли уж они были достигнуты, и очень жаль, что победители нарушили их 22 февраля. Но мы также не можем признать вхождения Крыма в состав России и отказа от Будапештских соглашений 1994 года, которые гарантировали целостность и Украины и Казахстана. При этом оговорка, что мы понимаем беспокойство России, вполне уместна в связи с остротой ситуации.
Но главный наш интерес – чтобы все закончилось миром и как можно быстрее. Любой такой конфликт на территории бывшего СССР не может нас устроить.
публикация из журнала "Центр Азии"
март-апрель 2014
№ 2 (90)
