В начале года казалось, что участники конфликта в Украине и вокруг нее смогли приблизиться к договоренностям по урегулированию вооруженного противостояния. Свою роль в этом сыграл президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, который выполнил роль посредника в переговорах между российским президентом Владимиром Путиным и его западными коллегами. Отношения между последними были весьма неважными со времен встречи в австралийском Брисбене, где Путину был оказан максимально холодный прием.
В конце 2014 года, во время визита президента Олланда в Казахстан он неожиданно принял решение заехать в Москву, где провел встречу с Путиным в аэропорту Внуково. Перед этим состоялись переговоры по телефону казахстанского и российского президента, которые и сделали возможной эту встречу.
В развитии переговорного процесса возникла идея проведения встречи 15 января в Астане, где должны были быть достигнуты окончательные договоренности. Но в итоге встреча не состоялась. А в середине января началось новое обострение ситуации в Украине.
Возникает вопрос: что же произошло в период между концом прошлого года и 15 января, почему ничего не вышло? Скорее всего, можно предположить, что проблема заключалась не в самой Украине. Главный вопрос был связан с санкциями Запада в связи с аннексией Крыма и военными действиями на Юго-Востоке Украины. Вполне возможно, что президент России рассчитывал на то, что в связи с достижением договоренностей по Украине санкции будут сняты. То есть Москва хотела обменять свое согласие на урегулирование конфликта в Донбассе на снятие санкций, которые оказались весьма чувствительными для российской экономики.
Однако Запад явно отказывался рассматривать вопрос в таком контексте. Канцлер Германии Ангела Меркель в январе говорила, что санкции появились в связи с аннексией Крыма. То есть Запад недвусмысленно заявлял, что он готов рассматривать только вопрос урегулирования конфликта на Донбассе, а не весь спектр отношений с Россией.
Соответственно, получалось, что Москва не может рассчитывать на легитимизацию аннексии Крыма и на снятие санкций, по крайней мере, большей их части. Если вспомнить, что ограничения на торговлю с СССР, введенные в годы холодной войны согласно поправке Джексона – Вэнника, были отменены только в 2000-х годах, то для Москвы это означало, что ей придется жить с санкциями еще очень долго. Так, причиной для принятия поправки Джексона – Вэнника были ограничения на выезд советских евреев из СССР. Однако поправка продолжала действовать даже тогда, когда из России уехали уже все, кто хотел, и не только евреи.
Для Москвы это была очень плохая ситуация. Несмотря на всю демонстрируемую уверенность в своих силах, санкции оказывают тяжелое влияние на российскую экономику. Самая большая проблема – это фактическое закрытие внешних рынков капитала. Теоретически можно, конечно, использовать эту ситуацию для того, чтобы уйти от зависимости от западного капитала, начать выделять банкам и экономике внутреннее финансирование. К этому призывают многие российские экономисты нелиберального толка, которые говорят, что государство должно выделять деньги, как это происходит на том же Западе. Но либералы против этого решения, потому что выделение денег по ставкам ниже инфляции приведет к давлению на национальную валюту. Кроме того, увеличение финансирования де-факто означает дополнительную эмиссию, вырастет денежная масса, в итоге вырастет инфляция. В принципе, это происходило в истории России в 1990-х при правительстве Виктора Черномырдина.
Кто прав, кто нет в данной ситуации, можно долго спорить, но очевидно, что смена курса экономической политики с неолиберальной на государственническую будет настоящей революцией для России. Это потребует введения частичного государственного регулирования экономикой, директивного решения проблем импортозамещения, в самом общем смысле надо будет переходить к политике автаркии. То есть в самом общем смысле – политике опоры на собственные силы. В идеале такая политика должна привести к полному самообеспечению всеми необходимыми продуктами. В какой-то мере это было почти достигнуто в СССР, но такая политика ведет к изоляции и требует другой модели управления экономикой.
Соответственно, Москва стояла перед непростой дилеммой. Она могла или ничего не делать и надеяться договориться с Западом уже после достижения договоренностей по Украине или попытаться что-то предпринять, чтобы изменить ситуацию. В итоге в Москве явно предпочли второй вариант, и с середины января началось наступление войск донецких повстанцев.
Среди возможных мотивов такого решения, вероятно, было в первую очередь резко повысить градус противостояния на Юго-Востоке Украины, для того чтобы затем попытаться все же договориться с Западом. То есть все так же обменять снятие напряженности на согласие если и не легитимизировать аннексию Крыма, то хотя бы отменить санкции.
Кроме того, в России, очевидно, опасались того, что Украина, которая накануне предполагаемой даты соглашения 15 января наращивала численность своей армии, в частности Киевом была объявлена новая мобилизация, попытается одним ударом решить вопрос мятежных территорий. Такой вариант развития создавал очевидные проблемы для России. Понятно, что Москва не могла постоянно держать свои войска в Донбассе, а местные ополченцы наверняка не выдержали бы хорошо подготовленного удара с разных направлений.
Еще одно обстоятельство было связано с тем, чтобы нанести масштабное поражение украинской армии, вроде того, которое произошло в августе-сентябре. Такое поражение могло ослабить позиции президента Петра Порошенко и создать негативное впечатление в украинском обществе. Помимо этого в случае разгрома украинской армии у донецких мятежников, естественно, с российской помощью, открывался оперативный простор для действий в любом направлении. Это могло создать угрозу многим городам Восточной Украины, в том числе на крымском направлении. Не факт, что эта угроза была бы реализована, но она стала бы достаточным основанием для дальнейших переговоров о мире с позиции силы.
Хотя российская пропаганда делала акцент на том, что за обострение ситуации с 15 января ответственны украинцы, а донецкие сепаратисты только защищались, очевидно, что именно последние выступали в роли наступающей стороны. В эфире российского канала РБК с его более скептическим отношением к происходящему ведущий спросил своего собеседника из числа сторонников официальной линии Москвы: как получилось, что если агрессор украинская сторона, почему тогда наступают повстанцы? Собственно, это был риторический вопрос.
Первым делом повстанцы заняли аэропорт Донецка, который украинские военные удерживали с весны 2014 года. Именно непрекращающиеся бои вокруг аэропорта стали одной из причин фактического срыва соглашений, достигнутых в Минске в сентябре 2014 года. Затем основной удар был нанесен по так называемому Дебальцевскому плацдарму.
Этот город, занятый украинской армией в ходе августовского наступления 2014 года, находился на трассе между Донецком и Луганском и теоретически позволял угрожать другому важному городу для мятежников – Горловке. Но он был весьма уязвим для обороны, потому что со всех сторон был окружен территорией непризнанной Донецкой республики. С Украиной его соединял узкий коридор вдоль автодороги на Артемовск.
Естественно, что для донецких повстанцев Дебальцево было стратегически важным объектом. К тому же его было легко атаковать и одновременно очень трудно защищать. Хотя украинская армия со времени последнего перемирия наверняка готовилась к обороне Дебальцево.
И вот здесь начинается самое интересное. Войска донецких мятежников штурмовали Дебальцево примерно с 20-х чисел января вплоть до заключения новых минских соглашений 12 февраля 2015 года. Они пытались отрезать его от остальных украинских войск. Для этого были применены большие силы, сосредоточено большое количество бронетехники, артиллерии и реактивных систем залпового огня. Все время остается открытым вопрос, были ли там российские войска или не были, но в любом случае Россия обеспечила повстанцев боеприпасами. Несомненно, что для трех недель активного наступления боеприпасов должно было быть очень много.
Хотя на такое долгое наступление донецкие мятежники, возможно, и не рассчитывали. Расчет явно делался на своего рода блицкриг. Этому должна была способствовать уязвимость позиции украинской армии на плацдарме в Дебальцево и военное превосходство армии повстанцев, которое было продемонстрировано в ходе августовского контрнаступления. Другой вопрос: за счет чего было достигнуто это превосходство? Злые языки до сих пор утверждают, что за счет применения регулярных частей российской армии. Но как бы там ни было, все обстоятельства, обеспечившие победу в августе 2014 года, к январю 2015-го никуда, собственно, не делись.
Но блицкрига тем не менее не получилось. Войскам повстанцев и их союзников пришлось взламывать оборону украинской армии. Причем потери наступающих в технике казались весьма велики. В сети можно было наблюдать видео и фото с многими подбитыми танками наступающих сепаратистов. Некоторые картины напоминали фото с полей танковых сражений.
Но самое интересное в этой войне заключалось в том, что наиболее ожесточенные бои шли именно за Дебальцево и дорогу, связывающую его с остальной Украиной. На других участках стороны обстреливали друг друга, но не предпринимали наступательных операций. Исключением стал только район Мариуполя.
Здесь повстанцы начали наступление, о котором громко заявил премьер-министр так называемой ДНР Захарченко. Но почти сразу, 24 января, произошел инцидент с обстрелом Мариуполя ракетами системы «Град», в результате чего погибло много мирных граждан. После чего этот вопрос был вынесен на заседание Совета Безопасности ООН, где Россия заблокировала вето на решение, осуждающее это происшествие.
Аргументация Москвы заключалась в том, если осуждать обстрел Мариуполя, то почему никто не ставит вопрос об осуждении обстрелов Донецка. Это выглядело вполне логично, тем более что в ходе нынешней войны на юго-востоке Украины обе стороны не стесняются применять тяжелое оружие для обстрелов населенных пунктов. Но для Москвы этот обстрел, как и более ранний инцидент с обстрелом поселка Волноваха, все равно имел негативные последствия. Потому что, хотя Россия однозначно выигрывает информационную войну у себя дома, на Западе она эту войну, несомненно, проигрывает.
Но в целом за пределами Дебальцево активные наступательные боевые действия не вели ни донецкие повстанцы, ни украинские военные. Хотя для последних это было бы более естественно. Потому что в условиях отсутствия сплошной линии фронта украинцы могли с помощью ударов с разных направлений и последующих действий маневренными группами создать угрозу силам ДНР и ЛНР. Это могло заметно облегчить положение обороняющихся в Дебальцево, потому что у повстанцев не так много войск, чтобы держать всю линию противостояния с украинской армией.
Но этого не произошло. Только 9–10 февраля, накануне переговоров в Минске, поступили сообщения, что украинские военные начали наступление под Мариуполем. Это еще одна странность этой войны. Может быть, украинские военные не были готовы к наступлениям, хотя и странно, почему? За четыре месяца можно было подготовиться к разным вариантам. Возможно, что Киев не хотел эскалации конфликта.
Если согласиться с тем, что в Донбассе воевали российские военные, тогда это вполне логично. В Ростовской области на учениях в последнее время находилось много российских подразделений. Если бы украинцы перешли в наступление, то теоретически любой удар мог быть отражен, и более того, российские войска могли начать активные действия на других фронтах. В этой связи вполне логично, что атака украинцев под Мариуполем произошла в тот момент, когда уже стало ясно, что будут переговоры в Минске. Таким образом Киев пытался спасти свое лицо.
Но тогда, естественно, возникает другой вопрос. Если Москва действительно пошла на то, чтобы использовать свои войска в Юго-Восточной Украине, то почему бы тогда не использовать все имеющиеся силы и не атаковать украинцев по всем фронтам и не добиться быстрой победы? Тогда можно было бы диктовать условия мира. На самом деле какая разница, воюет у тебя в Донбассе две тысячи солдат или двадцать тысяч. Все равно ты все отрицаешь, и у противника нет прямых доказательств. Скорее всего, это лишний раз доказывает, что Россия не собиралась воевать с Украиной. Она хотела обозначить угрозу и вынудить пойти на переговоры на ее условиях даже не украинские власти, а скорее Запад.
В конце января все же у Москвы были определенные основания, что ее тактика в Донбассе приведет к каким-то результатам. Еще существовала возможность разгрома украинской армии под Дебальцево, что должно было поставить Киев в крайне тяжелое положение.
Кроме того, в конце января появилась возможность расколоть единую позицию Европы по отношению к России. 25 января на выборах в Греции победила радикальная левая коалиция СИРИЗА, которая в том числе выступала за отмену санкций против России. 29 января в Брюсселе состоялась встреча министров иностранных дел, на которой решался вопрос о продлении санкций против России с марта по сентябрь. С учетом того, что решения в ЕС принимаются консенсусом, Греция могла наложить вето, и тогда санкции не были бы продлены.
В России явно возлагали на Грецию определенные надежды. Накануне голосования в Москве заявили, что готовы выделить деньги для решения ее финансовых проблем. Однако греческий министр иностранных дел Никос Котзиас за санкции все же проголосовал. Более того, он заявил, что «мы больше не будем «плохими парнями».
Очевидно, что при всей жесткой риторике греческих ультралевых они учитывают возможности сторон. Максимум, чем может в нынешней ситуации помочь им Россия это три – пять миллиардов долларов. В то время как у греков на кону стоит 340 млрд. евро кредитов. А есть еще текущие потребности. Понятно, что Москва Афинам не может помочь. К тому же греческому правительству предстоят торги с тройкой кредиторов по поводу дальнейших взаимоотношений. Если новое правительство левака Ципраса все-таки решится отказаться от выплаты долгов и выйти из еврозоны, для него это будет колоссальное испытание. В любом случае ему потом надо будет взаимодействовать с Европой.
Какими бы ни были планы Москвы, массированное наступление пророссийских ополченцев стало самым серьезным вызовом в сложной системе ее взаимоотношений с Западом. Потому что на Западе не могли сделать других выводов, кроме тех, что Россия пытается поставить его в трудное положение. Это вызвало автоматическую реакцию в западных столицах. Помимо продления санкций против России началось обсуждение вопроса о возможности введения новых санкций, включая отключение от системы банковских платежей СВИФТ. Последнее обстоятельство вызвало серьезное беспокойство в Москве. Премьер Дмитрий Медведев заявил, что отключение от СВИФТ будет равносильно объявлению войны.
Но более важно, что в США в начале февраля стали серьезно обсуждать вопрос о поставках Украине оружия на 3 млрд. долларов. Это обстоятельство переводит конфликт на принципиально другой уровень. Особенно если американцы поставят современные противотанковые ракеты, например системы «Джавелин». Этот ракетный комплекс прост в использовании, работает по принципу «выстрелил и забыл», имеет тандемную часть, которая эффективна против всех типов российских танков. Особенностью этой системы является то обстоятельство, что ракета с двойным зарядом наносит удар в верхнюю часть танка. Первый заряд предназначен для активизации динамической защиты, второй пробивает броню. Дело в том, что на Т-72 и всех старых типах танков защиты сверху вообще нет.
Таким образом, поставки Украине современных противотанковых ракет лишат донецких повстанцев возможности использовать танки. Кроме того, во время обсуждения вопроса о поставках в США говорили о радарах для контрбатарейной борьбы, которые также могут идти в комплекте с ракетами. Следовательно, в этом случае повстанцы лишатся преимущества в артиллерии и ракетных установках.
По сути, если США поставят противотанковые ракеты Украине, то можно будет делать прямые аналогии с афганской войной 1980-х. Тогда поставки «Стингеров» сократили возможности использования советской авиации. В результате это приблизило решение о выводе войск из Афганистана.
Естественно, что в России крайне негативно восприняли эту информацию и наверняка с высокой долей обеспокоенности. Если Запад действительно начнет поставки современного оружия Киеву, то это будет совсем другая реальность. Хотя одновременно с обсуждением вопроса об оружии в США, немецкий канцлер Ангела Меркель заявила, что оружия поставлять не будет и надо искать дипломатический выход из ситуации. Примерно об этом же сказал госсекретарь Джон Керри, который находился с визитом в Киеве. Он заметил, что у конфликта нет военного решения.
Налицо классическая игра в хорошего и плохого полицейского. Меркель, понятно, хороший полицейский, а американские конгрессмены сыграли роль плохого полицейского. То есть России послали недвусмысленный сигнал, на который, надо сказать, она сразу среагировала. 5 февраля в Киев приехали Меркель и французский президент Франсуа Олланд, 6 февраля они направились в Москву с мирными предложениями. Суть в том, чтобы в очередной раз зафиксировать фактическую линию разграничения между украинскими войсками и повстанцами Донбасса. Это тот пряник, который они предлагают российской стороне. В результате Москва сохраняет лицо, но при этом останавливает наступление пророссийских повстанцев. Все вопросы о будущем статусе откладываются на потом. Стороны соглашаются, что Донбасс – территория Украины.
Для российского президента это был хороший вариант выхода из сложившейся ситуации. Ему предложили компромисс и он согласился. Потому что пойти на жесткий вариант противостояния с Западом Москва не готова, несмотря на всю жесткую риторику. Если американцы поставили бы украинцам оружие, то тогда война в этой стране была бы долгой и вынудила бы Россию истощать свои ресурсы, как это произошло в Афганистане.
11 февраля в Минске начинаются переговоры, которые продлились 16 часов. Они завершились достижением договоренностей между Олландом, Меркель, Путиным и Порошенко. Правда, это решение не было ими подписано, это сделали лидеры непризнанных республик Захарченко, Плотницкий, а также представитель ОБСЕ и бывший президент Кучма. Собственно, руководители государств дали только устные гарантии, но они дорогого стоят, потому что на кону репутация.
Ситуация весьма пикантная. Потому что весь ход нынешнего конфликта России с Западом основан на взаимном недоверии и нарушении договоренностей. Чего стоит только отказ Москвы от соблюдения Будапештских соглашений 1994 года, в которых была гарантирована безопасность и нерушимость границ Украины, как, впрочем, и Казахстана. Но и Россия считает, что ее обманули, когда не стали соблюдать договоренности, достигнутые при посредничестве России и Европы между бывшим украинским президентом Януковичем и противостоящим ему майданом.
Но раз так, то тогда и нечего формально что-то там подписывать. Само соглашение в Минске максимально неопределенное и не конкретизированное. Многие условия могут быть выполнены, а могут и не быть. В частности, Киев должен восстановить выплаты пенсий и пособий, но не сказано когда. В Киеве уже заявили, что сделают это после выборов в непризнанных республиках.
При этом сами выборы должны пройти по украинскому законодательству, значит, Захарченко и Плотницкий уже нелегитимны. Однако их теперь должны амнистировать, как и других боевиков, но в Киеве заявили, что амнистировать будут не всех. В свою очередь, Украина должна внести изменения в Конституцию, с тем чтобы обеспечить условия для децентрализации, но непонятно, пройдет ли этот документ через Верховную Раду и в каком виде.
Стороны должны отвести тяжелые вооружения от линии противостояния. Причем украинцы от нынешней линии, а сепаратисты от той, которая была зафиксирована 19 сентября 2014 года. То есть донецким повстанцам придется отводить тяжелую артиллерию дальше, чем украинским военным. Осталось также неясным, кто будет контролировать границу Украины и России. То есть останется ли эта граница проходимой для войск и оружия или такой возможности больше не будет?
В целом вопросов очень много. Но главный вопрос остался за кадром. Означают ли очередные договоренности в Минске, что решен вопрос о санкциях? Это ключевой момент в данной ситуации. Теоретически только замораживание конфликта в Украине не устраивает Москву, ей нужно получить отмену санкций и общий выход из нынешнего кризиса. Российские власти, очевидно, к этому стремятся. Но похоже, что в этом вопросе добиться результата им не удалось. Но зато Москва получила возможность выйти из кризиса, не потеряв лица. Для этого ей и нужен был конечный успех операции под Дебальцево. Тогда можно было сказать, что Россия выиграла, поставив победную точку. Возможно, что это и была цена вопроса. Не зря Путин говорил в Минске, что украинские войска в Дебальцево должны капитулировать.
Теперь можно будет Западу и России начать искать путь к урегулированию. Но они все равно друг другу не верят. Их сдерживает только нежелание переходить черту. Поэтому, может быть, они вынудят своих протеже в Киеве и непризнанных республиках выполнить договоренности.
